когда немного освоится, это пройдет и мой дядя обернется совсем другим.
Меня вывел из раздумья его скрипучий голос:
должал дядя. - В молодости, бывало, от него слова не дождешься. Небось,
и про меня не много говорил?
собою ли, мной или таким удивительным поведением моего отца. Одно было
очевидно: то неприязненное, даже враждебное чувство, которое на первых
порах внушала ему моя особа, по-видимому, начинало проходить; во всяком
случае, немного погодя он вскочил на ноги, подошел ко мне сзади и бодро
хлопнул по плечу.
что впустил тебя в дом. Ну, а теперь ступай в постель.
ную прихожую, начал ощупью, тяжело дыша, подниматься по лестнице, потом
остановился возле какой-то двери и отпер ее. Я кое-как вслепую ковылял
сзади и едва не наступил ему на пятки, а он, объявив, что здесь будет
моя комната, пригласил меня войти. Я так и сделал, но через несколько
шагов остановился и попросил огня, чтобы лечь спать при свете.
видно.
доме. Смерть боюсь пожаров. Покойной тебе ночи, Дэви, дружок любезный.
дверь, и я услышал, как он запирает меня снаружи.
колодце, а кровать, когда я нашарил ее в темноте, оказалась сырой, как
торфяное болото; хорошо еще, что я захватил с собой плед и узелок; за-
вернувшись в плед, я улегся прямо на полу возле массивной кровати и
мгновенно уснул.
торной комнате, оклеенной тисненой кожей; комната была уставлена велико-
лепной, обитой гобеленами мебелью и освещалась тремя большими окнами.
Десять, может быть, двадцать лет назад лечь спать или проснуться тут бы-
ло, наверное, одно удовольствие; но с тех пор сырость, грязь, запустение
да еще мыши и пауки сделали свое дело. К тому же почти все оконные стек-
ла были разбиты, да и вообще весь замок зиял пустыми окнами; невольно
приходило на ум, что моему дядюшке довелось в свое время выдержать осаду
возмущенных соседей - чего доброго, во главе с Дженнет Клустон.
комнате; я принялся стучать в дверь и призывать своего тюремщика, пока
он не явился и не выпустил меня.
умывайся", - и я, совершив омовение, поспешил на кухню, где он уже зато-
пил печь и варил овсянку. На столе красовались две миски и две роговые
ложки, но по-прежнему лишь одна кружка жидкого пива. Быть может, на этой
подробности сервировки мой взгляд задержался с некоторым удивлением и,
быть может, это не укрылось от дяди; во всяком случае, как бы в ответ на
мои мысли, он спросил, не выпью ли я эля - так он величал этот напиток.
ницах разумного.
нию, вместо того, чтобы нацедить еще пива, отлил в нее ровно половину из
своей собственной. Это был поступок, исполненный своеобразного благо-
родства, поразившего меня до глубины души; да, передо мной был, конечно,
скряга, но скряга высшей марки, у такого даже порок обретает некий отте-
нок приличия.
глиняную трубку, пачку табаку, отрезал щепоть ровно на одну закурку и
запер табак обратно. Потом сел на солнце поближе к окну и молча закурил.
Время от времени он косился на меня и бросал мне отрывистый вопрос. Один
раз это было:
ле, если кто из них и обращал на меня хоть какое-то внимание, то лишь
один, и этот один был пастор. Но я стал подозревать, что мой дядя слиш-
ком низко меня ставит, и, очутившись с ним один на один, хотел дать ему
понять, что за меня есть кому вступиться.
зеру. Для меня честь семьи превыше всего, и свой долг по отношению к те-
бе я исполню. Но покуда я не придумал, куда тебя лучше определить - то
ли по юридической части, то ли по духовной, а может быть, и в армию,
ведь молодые люди только о ней и мечтают, - я уж тебя попрошу, держи
язык за зубами: негоже Бэлфуру ронять себя перед какими-то захудалыми
Кемпбеллами из горного края. Никаких писем, никаких переговоров - коро-
че, никому ни слова, а нет, так вот тебе бог, а вот порог.
мне желаете только добра. При всем том, было бы вам известно, и у меня
есть своя гордость. Я пришел сюда не по своей воле, и если вы еще раз
вздумаете указать мне на дверь, вам не придется повторять дважды.
денек-другой. Я ведь не чародей какой-нибудь, чтобы осыпать тебя золотом
из котелка с овсянкой. Ты только дай мне день или два, никому ничего не
говори, и я о тебе позабочусь, будь покоен.
мочь, знайте, что я буду и рад и благодарен.
и вслед за этим заявил ему, что надо вынести и посушить на солнце мой
матрас и одеяло, а в такой сырости я спать нипочем не буду.
голосом, но мгновенно осекся. - Нет, нет, это я так, - сказал он. - Нам
ли считаться, Дэви, дружочек: твое, мое... Родная кровь - не пустяк, а
нас, Бэлфуров, только и осталось, что мы с тобой.
его затеял перестройку замка, а он положил конец этому греховному расто-
чительству; и при этих словах я решился выполнить поручение Дженнет
Клустон.
цатый - стало быть, дня не пропустила с тех пор, как я в уплату долга
продал ее добро с торгов! Ничего, Дэвид, она еще у меня пожарится на го-
рячих угольках! Я этого так не оставлю. Ведьма - спроси кого хочешь,
ведьма! Сию минуту иду к мировому.
шенный синий кафтан с жилетом и вполне приличную касторовую шляпу, то и
другое без галуна. Он напялил это все вкривь и вкось, вооружился вынутой
из шкафчика палкой, навесил обратно замки и совсем было собрался ухо-
дить, как вдруг какая-то мысль остановила его.
запру дверь.
так уж не по-хорошему.
Так тебе никогда не добиться моего расположения.
му родству я не приму от вас милостей в обмен на унижение. Меня учили
уважать себя, и пусть вы мне хоть двадцать раз дядя, пусть у меня, кроме
вас, ни единой родной душ, и на белом свете, такой ценой я ваше располо-
жение покупать не собираюсь.
его трясет и передергивает, словно паралитика. Но когда он обернулся, на
лице его была улыбка.
концом.
со мной, как с жуликом, мое присутствие в этом доме вам невыносимо, и вы
даете мне это почувствовать каждую минуту и каждым вашим словом. Вы
невзлюбили меня и не полюбите никогда, а что до меня, мне и не снилось,
что я когда-нибудь буду разговаривать с человеком так, как говорю с ва-
ми. Для чего же вы меня удерживаете? Дайте я вернусь обратно к тем, кто
мне друзья, кто меня любит!
сердцу. Мы еще поладим, да и честь дома не позволяет, чтобы ты ушел ни с
чем. Повремени малость, будь умницей - погости здесь, тихохонько, спо-
койненько, и ты увидишь, все образуется как нельзя лучше.