например, очень близок к языческим философам Плотину и Проклу, почему и был
впоследствии осужден церковью как еретик. Византийские богословы вроде
Максима Исповедника (VII в.), Симеона Нового Богослова (X в.) и всех
мистиков XIV в., получивших прозвище исихастов, т.е. "безмолвников", и,
наконец, сам вождь исихазма Григори й Палама, признанный в церкви "святым" и
"преподобным", были крайними противниками всякого язычества и всякого
языческого неоплатонизма, были вождями официальной церкви и в этом смысле
никакого отношения ни к какому Ренессансу не имели. А если кто и был
Паламы - Варлаам, признававший (впоследствии развитое Кантом) учение о
непознаваемости бога как вещи в себе, невозможность видеть фаворский свет
подвижниками на высоте умной молитвы
Он-то и пробрался на Запад и даже был учителем некоторых возрожденческих
поэтов, хотя этот Варлаам тоже покаялся перед официальной церковью и даже
был епископом.
то, что он весьма энергично и с реальными фактами в руках доказал влияние
Востока на Запад в самом начале Западного Ренессанса (89, 93 - 95). Эти
факты мы не будем здесь разбирать, н о совершенно ясно, что без прибытия
греков на Запад едва ли возникла бы знаменитая Флорентийская академия во
главе с Марсилио Фичино, ставшая первым ясным и совершенно отчетливым
открытием целой новой эпохи, которую сами итальянцы потом и стали называть
имели никакого значения для официальной церкви и что весь Ренессанс нужно
сводить только на восточные влияния и на прибытие греков. Действительно,
ареопагитская философия приобрела дл я Ренессанса совершенно новое значение,
под которым Ш.И.Нуцубидзе неправильно понимает лишь "церковную ересь". Один
из старых знатоков средневекового богословия, а именно И.Клейтген, пишет:
"Едва ли можно назвать какого-либо значительного теолога, которы й осмелился
бы противоречить св. Дионисим в каком-либо пункте" (157, 69).
Ареопагитик, как Нуцубидзе, считает подобное мнение Клейтгена ошибочным. Так
оно и должно быть, поскольку Нуцубидзе понимает под неоплатонизмом
обязательно только языческий неоплатонизм. По этому грузинский исследователь
и зачислил в "еретики" и преподобного Максима Исповедника, и преподобного
Симеона Нового Богослова, и преподобного Григория Паламу, а весь остальной
византийский исихазм XIV в. вообще обошел молчанием. Были неоплатоники язы
ческие, и были неоплатоники христианские. Были неоплатоники у арабов, а
потом и в исламе. Были неоплатоники византийские, т.е. православные, и были
неоплатоники католические и протестантские. И в этом нет ничего
удивительного. Ведь настолько тонко разраб отанная философия, каковой
является неоплатоническая философия, могла привлекаться для логического
оформления любого мировоззрения, особенно религиозного. И каждый раз новая
религия, использовавшая неоплатонизм, конечно, прежде всего отбрасывала его
языч ескую сторону, и в частности античную мифологию, а пользовалась только
тончайшими философскими методами неоплатонизма. Ведь были же кантианцы
верующие и неверующие; были гегельянцы совсем нерелигиозные, но также и
религиозные - как католические и протест антские, так и православные. Во
второй половине XIX в. и в первой половине XX в. мы находим целый ряд
спиритуалистических систем, из которых одни основаны на религиозной вере,
другие равнодушны к ней, а третьи - прямые противники всякой религии. Почему
ж е неоплатонизм необходимо считать только языческой теорией и почему его
привлечение к обоснованию христианского богословия обязательно должно было
вести к ереси и церковной революции? Философ XI в. в Грузии Иоанн Петрици
был не только глубочайшим неоплат оником, но и православным монахом и даже
настоятелем монастыря, а Руставели, глава грузинского Ренессанса в XII в.,
принял православное монашество и умер в Палестине, которую весь христианский
мир всегда считал "святой землей". Итак, неоплатоническая осн ова Восточного
Ренессанса вполне несомненна, и в открытии этой идеи основную роль
безусловно сыграл Ш.И.Нуцубидзе. Но сущность европейского Ренессанса трудно
охарактеризовать как христианскую ересь, хотя он и был христианством особого
типа, а иной раз да же совсем не христианством. Западный Ренессанс
отличается неимоверной пестротой, как и весь восточный неоплатонизм.
Нсоплатоник Николай Кузанский был не только правоверным католиком, но и
папским кардиналом. Неоплатоник Марсилио Фичино был в полном смысл е слова
светским философом, а неоплатоник Джордано Бруно был сожжен на костре.
диалектической системы, а также зависимость окончательных христологических
формулировок от ареопагитской диалектики взамен предыдущих односторонне
античных и формальнологических попыток, весьма далеких от совершенства, -
все это прекрасно изложено у Ш.И.Нуцубидзе (см. 89, 105 - 111). Но в
Августине Нуцубидзе увидел только невежественного платоника, хотевшего во
что бы то ни стало разделаться с античным миром. Совершенно неправильно
думать, что Августин не знал неоплатонизма, только потому, что он жил до
Прокла. Августин прекрасно знал Плотина, основателя неоплатонизма,
написавшего целых 54 трактата на неоплатонические темы. Самое же главное то,
что во всем своем ученейшем и богатейшем сочинен ии Ш.И.Нуцубидзе прошел
мимо того, чем Августин как раз и оказался для всей западной философии.
Греческий и восточный неоплатонизм являются системами слишком логическими,
слишком абстрактно-философскими, слишком объективно-онтологическими. Им
чужда та те плота чувства, та субъективная взволнованность, та жажда
покаяния и искупления и вообще вся та субъективно-психическая жизнь, которую
Августин с такой глубиной и блеском выразил в своей "Исповеди". Дело не в
том, что у него не все так точно и диалектично , как в законченном
неоплатонизме3. Поэтому как ни близок неоплатонизм к Западному Ренессансу и
как ни является его основой или, вернее, одной из основ, все же он не может
заменить августиновских слез, августиновской интимности переживания и
августиновск ой сердечной любви к христианскому учению, хотя бы еще и
далекому от окончательных логических формулировок. Вот почему нельзя так, "с
потолка", отвергать тех ученых, которые наряду с античным миром признают в
Ренессансе также и огромное влияние средневек ового наследия. Необходимо
присмотреться к тому сближению Августина и Псевдо-Дионисия, которое мы
находим, например, у Артура Лавджоя (см. 166) или у Энтона Педжиса (см.
179). Необходимо прислушаться также к мнениям Мартина Грабмана (см. 146) и
Эрнста Ка ссирера (см. 129) относительно единой линии - от Августина через
Псевдо-Дионисия, Фому Аквинского и немецких мистиков XIV в. до того, что
обычно называется Ренессансом. В этом вопросе мы бы использовали также и
труд Ж.Дюрантеля (см. 138), который с огром ной ученостью доказывает наличие
ареопагитских черт даже у такого главы католической схоластики, как Фома
Аквинский. К.Кремер с неопровержимой ясностью доказал (см. 160)
неоплатонический характер того аристотелизма, который характерен для Фомы
Аквинского . Жаль, что план и размеры нашей настоящей работы не позволяют
нам войти в ближайшее сопоставление учения о бытии у Фомы и у неоплатоников
(см. там же, 351 - 469). Иначе наш читатель был бы поражен сходством этих
двух систем и не стал бы удивляться тому, что Аристотель тоже стоит на линии
наступающего Ренессанса и что Ареопагитики были известны Фоме не меньше, чем
Николаю Кузанскому, а, может быть, даже и гораздо больше. У Э.Кассирера (см.
129, 8 - 9) также в очевиднейшей форме выявляется объединение ср едневековой
мистики с учением об иерархии бытия, которое, по Нуцубидзе, впервые только и
было формулировано у Ареопагитиков. Но Кассирер здесь, как и в других местах
своей книги, указывает еще на нечто другое, выходящее за рамки и
неоплатонизма, и Ареопа гитик, и Аристотеля, и схоластики, что как раз и
является спецификой Ренессанса и о чем мы здесь пока еще не будем говорить.
исключительно на них, как раз и базируется Ш.И.Нуцубидзе. Без исследования
Нуцубидзе, как бы мы ни оценивали Ренессанс, никак нельзя обойтись. Главы
его книги о грузинском Ренессансе XI - XII вв. и о деятельности Иоанна
Петрици являются прекрасным исследованием, игнорировать которое не будет уже
никакой исследователь происхождения Ренессанса не только грузинского, но и
итальянского. Никто, как Ш.И.Нуцубидзе, не прочувствовал в такой ме ре
синтетического характера философии Прокла, и прежде всего его диалектики
(см. 89, 124 - 125). Правда, невозможно вместе с Нуцубидзе считать подлинным
учителем И.Петрици настоящего византийского еретика4 И.Итала (см. там же,
126 - 127).
живым, энергичным и горячим отношением человека к восприятию бога и мира.
Итальянские идеи XIV в. уже находили себе здесь место. Однако самое главное,
что имело огромное значение,
средними веками, наоборот, пока еще находивший в них для себя основу. Это
как раз и стало основным принципом Западного Ренессанса.
или просто язычеством, или по крайней мере какой-то христианской ересью? И
язычество, и христианское еретичество не замедлили проявить себя в
Ренессансе, как они проявляли себя неодн ократно и в средние века. Но как мы
увидим ниже, это еще не есть сам Ренессанс - ни в Грузии, ни в Италии.
Жизнерадостность (хотя она была далеко не всегда характерна для Ренессанса)
принципиально вовсе не противоречит христианству, которое не только тре бует
всецелого отдания себя богу и монашества, но допускает также и брак, даже
считает этот последний церковным таинством. Почему нужно после этого Иоанна
Петрици и Руставели делать обязательно язычниками, чтобы поставить их во
главе грузинского Ренессан са?
Ш.И.Нуцубидзе, но можно привести в пример Руставели, которого он пытается
превратить в какого-то плоского материалиста, чтобы тем самым сделать его
еретиком и поставить во главе всего з ападноевропейского Ренессанса.
Никакого материализма у Руставели не было, никаким еретиком он не был, да и
в самом-то Западном Ренессансе материализм и атеизм пока еще целиком
отсутствовали, и появились они в Западной Европе не раньше XVIII в., да и то
Курылев Олег
Максимов Альберт
Ларссон Стиг
Акунин Борис
Никитин Юрий
Шилова Юлия