живым и своеобразным органом абсолютной жизни. Истинная индивидуальность
есть некоторый определенный образ всеединства, некоторый определенный
способ восприятия и усвоения себе всего другого. Утверждая себя вне всего
другого, человек тем самым лишает смысла свое собственное существование,
отнимает у себя истинное содержание жизни и превращает свою
индивидуальность в пустую форму. Таким образом, эгоизм никак не есть
самосознание и самоутверждение индивидуальности, а напротив - самоотрицание
и гибель.
человеческого существования всячески видоизменяют и смягчают наш эгоизм,
полагая сильные и разнообразные преграды для обнаружения его в чистом виде
и во всех ужасных его последствиях. Но вся эта сложная. Провидением
предопределенная, природою и историей осуществляемая система препятствий и
коррективов оставляет нетронутою самую основу эгоизма, постоянно
выглядывает из-под покрова личной и общественной нравственности, а при
случае проявляется и с полною ясностью. Есть только одна сила, которая
может изнутри, в корне, подорвать эгоизм, и действительно его подрывает,
именно любовь, и главным образом любовь половая. Ложь и зло эгоизма состоят
в исключительном признании безусловного значения за собою и в отрицании его
у других; рассудок показывает нам, что это неосновательно и несправедливо,
а любовь прямо фактически упраздняет такое несправедливое отношение,
заставляя нас не в отвлеченном сознании, а во внутреннем чувстве и
жизненной воле признать для себя безусловное значение другого. Познавая в
любви истину другого не отвлеченно, а существенно, перенося на деле центр
своей жизни за пределы своей эмпирической способности, мы тем самым
проявляем и осуществляем свою собственную истину, свое безусловное
значение, которое именно и состоит в способности переходить за границы
своего фактического феноменального бытия, в способности жить не только в
себе, но и в другом.
ее в одинаковой степени, не всякая одинаково радикально подрывает эгоизм.
Эгоизм есть сила не только реальная, но основная, укоренившаяся в самом
глубоком центре нашего бытия и оттуда проникающая и обнимающая всю нашу
действительность, - сила непрерывно действующая во всех частностях и
подробностях нашего существования. Чтобы настоящим образом подорвать
эгоизм, ему необходимо противопоставить такую же конкретно-определенную и
все наше существо проникающую, все в нем захватывающую любовь. То другое,
которое должно освободить из оков эгоизма нашу индивидуальность, должно
иметь соотношение со всею этою индивидуальностью, должно быть таким же
реальным и конкретным, вполне объективированным субъектом, как и мы сами, и
вместе с тем должно во всем отличаться от нас, чтобы быть действительно
другим, т. е., имея все то существенное содержание, которое и мы имеем,
иметь его другим способом или образом, в другой форме, так, чтобы всякое
проявление нашего существа, всякий жизненный акт встречали в этом другом
соответствующее, но неодинаковое проявление, так, чтобы отношение одного к
другому было полным и постоянным обменом, полным и постоянным утверждением
себя в другом, совершенным взаимодействием и общением. Тогда только эгоизм
будет подорван и упразднен не в принципе только, а во всей своей конкретной
действительности. Только при этом, так сказать химическом, соединении двух
существ, однородных и равнозначительных, но всесторонне различных по форме,
возможно (как в порядке природном, так и в порядке духовном создание нового
человека, действительное осуществление истинной человеческой
индивидуальности. Такое соединение или по крайней мере ближайшую
возможность к нему мы находим в половой любви, почему и придаем
исключительное значение как необходимому и незаменимому основанию всего
дальнейшего совершенствования, как неизбежному и постоянному условию, при
котором только человек может действительно быть в истине.
которыми ложный спиритуализм и импотентный морализм хотели бы заменить
любовь половую, мы видим, однако, что) только эта последняя удовлетворяет
двум основным требованиям, без которых невозможно решительное упразднение
самости в полном жизненном общении с другим. Во всех прочих родах любви
отсутствует или однородность, равенство и взаимодействие между любящим и
любимым, или же всестороннее различие восполняющих друг друга свойств.
абсолютному безразличию, поглощающему человеческую индивидуальность; здесь
эгоизм упраздняется только в том весьма недостаточном смысле, в каком он
упраздняется, когда человек впадает в состояние глубокого сна (с которым в
Упанишадах и Веданте сравнивается, а иногда и прямо отождествляется
соединение индивидуальной души со всемирным духом). Между живым человеком и
мистическою "Бездною" " абсолютного безразличия, по совершенной
разнородности и несоизмеримости этих величин, не только жизненного общения,
но и простой совместности быть не может: если есть предмет любви, то
любящего нет - он исчез, потерял себя, погрузился как бы в глубокий сон без
сновидений, а когда он возвращается в себя, то предмет любви исчезает и
вместо абсолютного безразличия воцаряется пестрое многоразличие
действительной жизни на фоне собственного эгоизма, украшенного духовною
гордостью. - История знает, впрочем, таких мистиков и целые мистические
школы, где предмет любви понимался не как абсолютное безразличие, а
принимал конкретные формы, допускавшие живые к нему отношения, но - весьма
замечательно - эти отношения получали здесь вполне ясный и последовательно
выдержанный характер половой любви...
конкретности предмета приближается к любви половой, но по другим причинам
не может иметь равного с нею значения для человеческой индивидуальности.
Она обусловлена фактом размножения и сменою поколений, с законом,
господствующим в жизни животной, но не имеющим или, во всяком случае, не
долженствующим иметь такого значения в жизни человеческой. У животных
последующее поколение прямо и быстро упраздняет своих предшественников и
обличает в бессмысленности их существование, чтобы быть сейчас в свою
очередь обличенным в такой же бессмысленности существования со стороны
своих собственных порождений. Материнская любовь в человечестве,
достигающая иногда до высокой степени самопожертвования, какую мы не
находим в любви куриной, есть остаток, несомненно пока необходимый, этого
порядка вещей. Во всяком случае несомненно, что в материнской любви не
может быть полной взаимности и жизненного общения уже потому, что любящая и
любимые принадлежат к разным поколениям, что для последних жизнь - в
будущем с новыми, самостоятельными интересами и задачами, среди которых
представители прошедшего являются лишь как бледные тени. Достаточно того,
что родители не могут быть для детей целью жизни в том смысле, в каком дети
бывают для родителей.
но она вместе с тем теряет и свою индивидуальность, а в них материнская
любовь если и поддерживает индивидуальность, то сохраняет и даже усиливает
эгоизм. - Помимо этого в материнской любви нет, собственно, признания
безусловного значения за любимым, признания его истинной индивидуальности,
ибо для матери хотя ее детище дороже всего, но именно только как ее детище,
не иначе, чем у прочих животных, т. е. здесь мнимое признание безусловного
значения за другим в действительности обусловлено внешнею физиологическою
связью.
симпатических чувств. Дружбе между лицами одного и того же пола недостает
всестороннего формального различия восполняющих друг друга качеств, и если
тем не менее эта дружба достигает особенной интенсивности, то она
превращается в противоестественный суррогат половой любви. Что касается до
патриотизма и любви к человечеству, то эти чувства, при всей своей
важности, сами по себе жизненно и упразднить эгоизм не могут, по
несоизмеримости с любимым: ни человечество, ни даже народ не могут быть для
отдельного человека таким же конкретным предметом, как он сам. Пожертвовать
свою жизнь народу или человечеству, конечно, можно, но создать из себя
нового человека, проявить и осуществить истинную человеческую
индивидуальность на основе этой экстенсивной любви невозможно. Здесь в
реальном центре все-таки остается свое старое эгоистическое я, а народ и
человечество относятся на периферию сознания как предметы идеальные. То же
самое должно сказать о любви к науке, искусству и т. п.
преимущество перед другими сродными чувствами, я должен объяснить, почему
она так слабо осуществляется в действительности, и показать, каким образом
возможно ее полное осуществление. Этим я займусь в последующих статьях.
действительно всем нашим существом признать за другим то безусловное
центральное значение, которое, в силу эгоизма, мы ощущаем только в самих
себе. Любовь важна не как одно из наших чувств, а как перенесение всего
нашего жизненного интереса из себя в другое, как перестановка самого центра
нашей личной жизни. Это свойственно всякой любви, но половой любви по
преимуществу; она отличается от других родов любви и большей
интенсивностью, более захватывающим характером, и возможностью более полной
и всесторонней взаимности; только эта любовь может вести к действительному
и неразрывному соединению двух жизней в одну, только про нее и в слове
Божьем сказано: будут два в плоть едину, т. е. станут одним реальным
существом.
дальше этого субъективного требования и стремления дело обыкновенно не
идет, да и то оказывается лишь преходящим. На деле вместо поэзии вечного и
центрального соединения происходит лишь более или менее продолжительное, но
все-таки временное, более или менее тесное, но все-таки внешнее,
Сертаков Виталий
Гуревич Георгий
Сертаков Виталий
Курылев Олег
Шилова Юлия
Рыбаков Вячеслав