Чтение 4–й страницы книги ~Поздний ребенок~

Она сказала так, будто собиралась отправить меня в милицию.

-- Хорошо, -- сказал я. -- Пойдем.

Благодарить ее в такие минуты нельзя.

Не знаю, как я дождался утра! Я даже не спросил Людмилу, какую пьесу мы
будем смотреть. Это мне все равно. Важно, что я иду в театр!

Взрослые начинают выспрашивать: "Что за спектакль? А не потеряем ли мы
время даром? Что о нем пишут? Что говорят? Интересно ли это?" Им можно так
кочевряжиться, потому что они ходят, когда пожелают и куда пожелают. Просто
избаловались. А мама с папой еще не хотят, чтоб я рос, чтоб стал
взрослым!..

Наконец мы пошли. Отец решил проводить нас до театра. Он держал меня за
руку. Он любит вести меня за руку, как раньше, когда я был еще маленьким и
он заходил за мной в детский сад. Обычно я вырываю руку (смешно тащить на
буксире тринадцатилетнего парня!), и сейчас бы я не позволил, если бы у
отца не было двести двадцать на сто. Я не имею права отбирать у него
положительные эмоции!

Людмила уже немного смягчилась, но еще окончательно не простила меня.
Теперь было похоже, что она решила отвести меня не в милицию, как накануне,
но все же в место не очень приятное; например, на урок, хотя у всех был
день отдыха, воскресенье. По ее строгому виду никак нельзя было угадать,
что мы идем в театр.

Я тайком наблюдал за Людмилой.

"Какая же, -- думал я, -- все-таки несправедливость: Людмила, женщина,
высокая и, как говорят, со спортивной фигурой, а я, мужчина, маленький,
ниже среднего роста. И отец сгибается пополам, чтоб вести меня за руку.
Нет, я не хочу отбирать у Людмилы ее фигуру, но пусть и у меня будет не
хуже!"

У Людмилы не только фигура спортивная, она и в самом деле занимается
спортом: играет в теннис и волейбол. Вообще она, на мой взгляд, интересная.
Очки ничуть ей не мешают, а даже чуть-чуть украшают ее: лицо получается
строгое, умное. Вот только не знаю. нравятся ли мужчинам строгие и умные
женщины.

Я видел, что молодые люди, которые шли нам навстречу, почему-то не
обращали на Людмилу внимания. Это было обидно. Может быть, они угадывали по
лицу сестры, что она не стремится иметь семью, к чему должна стремиться,
как я читал, всякая нормальная женщина.

Так я думал, поглядывая тайком на сестру.

Навстречу шли женщины под руку со своими мужьями. Это ведь сразу видно:
муж или не муж. Некоторые везли коляски, а мужья их шагали рядом. Или даже
сами везли...

Мне хотелось спросить у всех встречных женщин: "Вы кандидат наук? А вы
кандидат?"

Уверен, что никто не ответил бы: "Да". А моя сестра -- кандидат. Почему
же только она одна шла одна? То есть со мной и с отцом, но это же не
считается. Все потому, что не хочет замуж!

У театра мы встретили каких-то знакомых Людмилы.

-- Двадцать лет не виделись! -- закричали почти в один голос мужчина и
женщина. -- Почти двадцать! Мы из пятого "В"! Ты помнишь? Нас потом
перевели в новую школу. И мы разлучились. На столько лет! Живем в одном
городе -- и ни разу не встретились. Непостижимо! А сейчас сразу узнали...
Непостижимо! Мы давно поженились. Уже очень давно. Просто не помним себя
неженатыми. Непостижимо! Просто не помним...

Можно было подумать, что они поженились еще в пятом классе. Они
перебивали друг друга. И готовы были восклицать свое "Непостижимо!" по
поводу всего -- и хорошего и плохого.

-- Это твой сын? -- воскликнула женщина. -- Копия! Просто одно лицо!..

-- Это ваш внук? -- обратилась она к отцу. -- Очень похож на дедушку!
Очень... Просто непостижимо! Ну, поздравляем. Прекрасный внук!

"Неужели я выгляжу настолько моложе своего возраста, что меня можно
принять за сына Людмилы? -- с огорчением подумал я. -- Или Людмила выглядит
старше? Нет, они знают, сколько ей лет: вместе учились. Значит, дело во
мне!"

Но еще больше меня поразило то, что отец промолчал, когда его поздравили
с таким замечательным внуком. Он только залился краской так сильно и густо,
как не заливался еще никогда: и уши, и шея, и даже затылок (это было видно
сквозь белые волосы) -- все стало красным.

Я вспомнил слова дяди Лени с нижнего этажа: "Может, его что-нибудь
мучает, угнетает?"

А может, отца действительно что-то мучает? И он только вида не подает?
Мне казалось, он хотел, чтоб бывшие пятиклассники и дальше принимали меня
за сына Людмилы. Да, он хотел... Это мне было ясно.

Я взял сестру за руку и, хоть она еще не совсем простила меня, прижался
всем телом к ее руке.

Бывшие пятиклассники, казалось, готовы были вспомнить все, что с ними
случилось за последние двадцать лет. Есть ведь такие люди: думают, что всем
интересна любая мелочь и чепуха из их жизни, словно они великие композиторы
или писатели.

-- Мы опоздаем, -- сказала Людмила.

-- Где вы сидите? Где вы сидите? -- опять зашумели мужчина и женщина из
пятого "В". -- Ах, в десятом ряду? Непостижимо! Мы совсем рядом. Это
прекрасно! Познакомим твоего сына со своими дочками. Они уже у нас там,
внутри. Сидят чуть ли не со вчерашнего дня. Они тоже в четвертом классе.
Двойняшки! Твой ведь в четвертом?

-- В четвертом, -- ответил я, хоть на самом деле учился в шестом.

-- Да-да... -- тихо сказала сестра. И, мне показалось, посмотрела на
меня с благодарностью.

Я уже не отпускал ее руку.

Когда мы вошли в вестибюль, Людмила шепнула:

-- Ну, уж... называй меня мамой. Раз они так хотят!

Я так и не узнал, какой мы будем смотреть спектакль, пока не купили
программу. Потому что все время думал -- ив вестибюле и когда поднимались
по лестнице...

-- Хочешь в буфет? -- каким-то чужим, словно заискивающим голосом
спросила меня сестра. Уж лучше б сердилась!

Я согласился... Я люблю получать от театра все удовольствия: попить воды
в буфете, съесть пирожное, купить программу и всю ее прочитать, походить по
фойе и поглядеть на портреты артистов... И, конечно, посмотреть пьесу. Чуть
не забыл!

5

Сестре часто звонят. Если она уходит из дому, то оставляет блокнот и
по-особому тщательно очиненный карандаш ("Мой инструмент!" -- говорит
сестра). Она просит нас аккуратно записывать, кто ей звонит, откуда и по
какому вопросу.

Выполняя просьбу Людмилы, отец часто повторяет:

-- Все по делу! Только по делу! -- И напевает из своего любимого "Князя
Игоря": -- Ни сна, ни отдыха измученной душе!..

Прежде мне казалось, отец поет от радости, что его дочь такой деловой,
такой занятой человек. А теперь я подумал: "Откуда же радость? Ведь князь
Игорь поет эту арию в половецком плену!.. Правда, отец иногда переиначивает
по-своему песни и арии. Но тут, кажется, он ничего не меняет, а поет так
же, как временно побежденный князь: грустно, с досадой... Почему я раньше
этого не заметил?"

Однажды, дней через десять после того, как мы были в театре, раздался
странный звонок. Верней, звонок-то был самый обычный, а разговор сразу
начался как-то не так... Мужской голос позвал Людмилу. Всегда ее называют
по имени-отчеству. Даже старые люди у нас в доме, которые помнят сестру
девчонкой, зовут ее, как говорит отец, не забывая про папу. Я всегда был
уверен, что отец этим гордится: если молодую женщину зовут по
имени-отчеству, значит, ее уважают! "Или перестали считать молодой? --
неожиданно подумал я после театра. -- И откуда я взял, что отцу это
нравится?.."

Я ответил мужчине, что Людмилы нет дома, и спросил, как всегда, откуда
он и что передать.

-- А кто это говорит? -- спросил он в ответ.

Так никогда и никто не спрашивал. "Называет сестру по имени,
интересуется мною, -- подумал я, -- Интересуется, как те возле театра...
Наверно, тоже какой-нибудь бывший пятиклассник из Людмилиной школы.
Конечно!.. Кто же еще может звонить ей без всякого дела?" Мне показалось,
мужчина не хочет сказать ничего такого, что нужно было бы записать в
Людмилин блокнот. И захлопнул его.

Я вспомнил, как в театре сестра шепнула: "Называй меня мамой..."

"Сестре приятно, чтобы приятели, которые не видели ее двадцать лет и
сами давно уже переженились, думали, что и она тоже замужем... и имеет
ребенка", -- рассуждал я. Все эти мои размышления продолжались секунду. И,
не успев еще ничего решить, я брякнул в трубку:

-- Это ее сын...

-- Какой сын? -- спросил мужской голос.

-- Какой?.. -- Я ответил: -- От первого брака!

Сам не знаю, зачем я это сказал. Должно быть, мне хотелось, чтоб
школьный друг Людмилы подумал: "Я женат всего один только раз, а она вон
какая: сумела быть в браке целых два раза! А может, и больше... Значит,
пользуется успехом!"

Нет, пожалуй, в тот миг я не успел ничего подобного захотеть. Просто не
было времени... Но то, о чем я в последнее время мечтал, как-то само собой
слетело у меня с языка.

-- Спасибо, -- сказал мужчина. И сразу ухо мне закололи тонкие, короткие
гудки.

"Ну, ничего, -- думал я. -- Ничего не случилось... Несколько раз может