Чтение 4–й страницы книги ~Саша и Шура~

прилипнет, так уж ни за что не отвяжется.

"Везет же! - подумал я про себя. - То Веник, то Олимпиада..."

Липучка между тем беседовала с цветами. "Ой, какие же вы красавцы! Ой,
какие же вы пахучие!" - доносилось с крыльца. Но вот Липучка появилась на
пороге. Это была рыжая девочка, с веснушками на щеках, с уже облупившимся,
удивленно вздернутым носиком. Да и выражение лица у нее было такое, будто
она все время чему-то удивлялась или же чем-то восторгалась.

- Ой! Внук дедушки Антона приехал! - вскрикнула Липучка, точно она с
нетерпением ждала меня и наконец-то дождалась.

Тогда я еще не знал, что Липучка вообще каждую свою фразу начинает со слова
"Ой!". Я очень удивился, что Липучка назвала моего дедушку Антоном.

- Почему Антон? - спросил я.

- Ой, как же "почему"? Как же "почему"?

- Потому что он не Антон...

Я не заметил даже, что случайно сказал в рифму. Но Липучка заметила, и ей
это очень понравилось. Она стала хохотать и сквозь смех приговаривала:

- Он - Антон! Он - Антон!..

Смех у нее был какой-то особенный: послушаешь - и самому смеяться захочется.

Я прошептал про себя мамино имя-отчество: ее звали все-таки не Мариной
Антоновной, а Мариной Петровной. Значит, если говорить по-Липучкиному,
дедушка мой был "дедушкой Петром", а вовсе не "дедушкой Антоном". Я все это
высказал Липучке, а она вытаращила свои зеленые, как у нашего Паразита,
глазищи и стала тыкать в меня пальцем:

- Ой, Сашка, посмотри на него! Не знает, как собственного дедушку зовут! А
свое-то имя ты помнишь?

Саша, ухмыляясь, засовывал под кровать мой "командировочный" чемоданчик.

- Ну, накричалась? - насмешливо спросил он. - Теперь умного человека
послушайте. Дедушку-то, ясное дело, Петром Алексеевичем зовут. Ты, Липучка,
про это не знаешь, потому что только в прошлом году сюда приехала. А мы
дедушку уж три года Антоном зовем: он у нас в школе однажды Антона
Павловича Чехова изображал... Ну, в постановке одной. Мы "Каштанку"
показывали. И еще "Хамелеона". А дедушка, значит, от имени Антона Павловича
вел программу и на вопросы отвечал.

С тех пор мы его и прозвали. Понятно?

- Понятно... - прошептала Липучка и так виновато взглянула на меня своими
зелеными глазами, как наш Паразит после знаменитой истории с куриными
котлетами.

- Айда на реку! - скомандовал Саша. Запирая дверь, он шепнул мне:

- Вообще-то женщин во флот брать не полагается. Но уж приходится. А то ведь
такой визг поднимут! Да и команды у нас не хватает.

- В какой флот? - не понял я.

- Там увидишь!..

У РЕКИ БЕЛОГОРКИ

Когда мы сбежали с холма на золотистый песчаный берег, Саша строго
предупредил меня:

- Ты ей не верь. С виду она вон какая веселая, сверкает на солнышке, а на
самом деле - хитрая и коварная...

Я с удивлением посмотрел на Липучку: она и вправду очень весело глядела на
все вокруг, и рыжие волосы ее в самом деле сверкали на солнышке. "Неужели
она хитрая и коварная? - подумал я. - Скажи пожалуйста! А на вид такая
приветливая. Хотя мама всегда говорит, что я плохо разбираюсь в людях".

Я глазел на Липучку с таким удивлением, что она спросила:

- Веснушки разглядываешь, да? Много, да? Очень?.. И стала тереть свои щеки,
словно хотела уничтожить маленькие и очень симпатичные коричневые точечки.

- Да нет, он просто не понял, - усмехнулся Саша. - Думает, что я про тебя
сказал - коварная и хитрая. Ты, ясное дело, тоже хитрая. Но только я про
Белогорку говорил. В пей ямы на каждом шагу и воронки студеные... Ты,
Шурка, плаваешь хорошо?

Я неопределенно пожал плечами. Это меня один мой товарищ в школе так
научил: если, говорит, не хочешь сказать ни да, ни нет, то пожми плечами -
все подумают, что хотел сказать "да", но только поскромничал. Липучка, и
точно, приняла мой жест за утверждение.

- Ой! - обрадовалась она. - Значит, наперегонки плавать будем! До того
берега и обратно. Идет?

Я опять неопределенно пожал плечами, потому что умел плавать только
по-собачьи, а всякие там брассы и кроли еще не изучил: давно собирался, да
все откладывал из года в год.

Река называлась Белогоркой потому, что в ней отражались и зеленый холм и
белые домики. Липучка даже говорила, что она свой домик в воде различает.
Но Саша не верил и подшучивал над ней:

- А раскладушку свою, случайно, не разглядела? Или ты ее днем за шкаф
прячешь?

Белогорка была довольно широкой и на вид очень безобидной рекой; она
петляла между зелеными холмами, точно, убегая от кого-то, хотела замести
свои следы. Над берегом нависла песчаная глыба ржавого цвета, словно
огромная собака тянула к реке свою лохматую морду. А под глыбой (чтобы
дождь не замочил) были аккуратно сложены причудливые ветвистые коряги,
балки, доски и бревна разных цветов: белые - березовые, рыжие - сосновые,
зеленовато-серые - осиновые. Тут же валялась старая калитка неопределенного
цвета со сломанными перекладинами.

- Наш строительный материал! - гордо сообщил Саша. - Будем флот строить.

- Значит, у нас будет не флот, а плот? - уточнил я. Липучка снова
захохотала:

- Опять в рифму сказал! Опять в рифму! И стала приговаривать: "Не флот, а
плот! Не плот, а флот!.." Чуть поодаль стоял зеленый шалаш, сложенный из
хвойных и березовых ветвей.

- А это склад инструмента и сторожевая будка, - объяснил Саша.

Он осторожно, на цыпочках, подошел к шалашу, вытащил оттуда пилу, топор,
молоток, баночку с гвоздями. Потом выволок из шалаша за передние лапы
белого пушистого пса и стал всерьез упрекать его:

- Целый день дрыхнешь, да? Эх, Берген, Берген! Да в военное время тебя
расстреляли бы на месте. Сразу бы к стенке приставили: заснул на посту!
Хорош сторож! Я все инструменты вытащил, а тебе - хоть бы хны!

Выслушав все это, пес сладко, с завываньицем зевнул, фыркнул, стряхнул с
морды песок, а потом вскочил на лапы и принялся отважно лаять.

- Лучше поздно, чем никогда, - усмехнулся Саша. - Эх, Берген, только за
старость тебя прощаю! Да артист ты уж больно талантливый. - Повернувшись ко
мне, Саша объяснил: - Он у нас в "Каштанке" главную роль исполнял. Да еще
как! Три раза раскланиваться выходил.

- Как зовут собаку? - с удивлением спросил я. - Берген?

- Ой, правда, хорошее имя? Это Саша придумал. Оригинальное имя, правда? -
затараторила Липучка.

- А что это значит - Берген? - спросил я. - Уж лучше бы назвали просто
Бобиком или Тузиком. А то Берген какой-то... Чуть ли не "гут морген"!

- Сам ты "гут морген"! - рассердился Саша. - Мы со смыслом назвали.

- С каким же смыслом?

- Не понимаешь, да? Эх, и медленно у тебя котелок варит! Какой породы
собака?

- Шпиц, - уверенно ответил я, потому что эту породу нельзя было спутать ни
с какой другой.

- Ясное дело, шпиц. А теперь произнеси в один прием название породы и имя.
Что получится?

- Шпиц Берген... Шпиц Берген... Да, видно, Саша, как и я, бредил
путешествиями и дальними землями, если даже собаку в остров перекрестил.

Саша вытащил из шалаша большой фанерный ящик,

- А это что? - спросил я, Он опять нахмурился:

- Не видишь, что ли? Ящик из-под сахара. Мы его к плоту прибьем - и
получится капитанский мостик, с которого я буду вами командовать. Понял?

- Понял.

- Мог бы сам догадаться.

После этого мне, конечно, не очень-то хотелось задавать Саше новые вопросы.
Но я все-таки не удержался и спросил:

- А куда мы поплывем? Куда-нибудь далеко-далеко? Я давно хотел...

И эти слова почему-то очень не понравились Саше.

- Ишь какой Христофор Колумб объявился! "Поплывем! Далеко-далеко"! Будем
здесь, возле холма, курсировать - и все.

- У-у!.. - разочарованно протянул я. - Это неинтересно. Я думал, будем
путешествовать...

- Мало что неинтересно! Не могу я уехать. Понял?

- Почему не можешь?

- Не могу - и все. Тайна!

- Тайна? - шепотом переспросил я. Это слово я всегда произносил шепотом. -
Здесь, в Белогорске, тайна?

- Да вот, представь себе. Здесь, в Белогорске.

- И ты из-за нее не можешь уехать?

- Не могу.

Я позавидовал Саше: у него была тайна! И, наверное, очень важная, если
из-за нее он отказывался от дальнего путешествия. Чтобы я больше ничего не
выведывал, Саша тут же заговорил о другом.

- Ты, Олимпиада, кормила Бергена? - с напускной строгостью спросил он.

Я помимо воли улыбнулся:

- Олимпиада!..

- Чего зубы скалишь? - разозлился Саша. - Ничего нет смешного. Пьесы
Островского никогда не читал? У него там Олимпиады на каждом шагу.

- Я читал Островского. И даже в театре смотрел.

- Ой, ты небось каждый день в театр ходишь? - воскликнула Липучка, которая
совсем не обиделась на меня.

- Не каждый день. Но часто...

- Ты и в Большом был?

- Был.