доброжелатель, которого привел в ужас сам вопрос.-- Там ямы размером с
винный погреб, а местами она вообще пропадает.
третьих -- что ехать по ней все равно что катить по спине крокодила; и
наконец, четвертые сообщали, что она куда лучше парижской рю Де-Риволи.
опоздаешь к приливу, проторчишь сутки, если не больше.
тащить; запасаться консервами -- зачем такие сложности. Городок
Анаматаратевиолала (язык сломаешь!), через который лежал наш путь, нам
обрисовали в таких радужных тонах, словно там на каждом шагу филиалы
магазинов "Харродз" и "Фортунум". Но другой доброжелатель тут же докладывал,
что в этом городишке пусто, как в пустыне.
спросите любого прохожего! Пьера каждый знает, он там самая уважаемая
персона. Все что хочешь устроит! Вам динозавра на Эйфелеву башню? Сделает!
Морозильник на Северный полюс? Чего проще!
что нам уже казалось -- стоит прильнуть головой к его честной груди, и все
сбудется! (Естественно, когда попадешь наконец в эту треклятую
Анаматаратевиолалу, не найдешь там не то что "Харродза" и "Фортунума", но и
кого бы то ни было, кто знает Пьера.)
несколькими сдвинутыми вместе столами разместилась вся компания наших
доброжелателей. На столах -- целые леса бутылок пива и кока-колы, а меню с
перечислением напитков выглядели так, будто это корректура гутенберговской
Библии. Посреди бутылок разложены карты, справочники, самые заковыристые
записки, требующие графолога из Скотланд-Ярда для расшифровки. Перед нашими
глазами проходил калейдоскоп лиц -- слуг как кофе с молоком и желтых, словно
кожа серны.
полчища москитов; каждый звенел в общем хоре, словно насекомые исполняли
оперу Моцарта. Вода в ванне была темно-коричневая и пахла ванилью; и
утренний чай, который подала изящная мальгашка, тоже был коричневый и пах
ванилью. Я подозреваю, что они просто наливают чайник из-под крана. Впрочем,
первый завтрак, состоящий из плодов манго, ананаса, лими и сока свежей
земляники, оживил организм, влив в ткани новые силы.
вышли из гостиницы через заднюю дверь -- прогуляться на рынок зума, один из
самых удивительных на всем белом свете, а заодно проветриться.
поле шампиньонов. Здесь находится чрево малагасийской столицы. Чего тут
только нет: пирамиды красных, зеленых и желтовато-коричневых стручков; пучки
трав всех оттенков зеленого цвета и самых причудливых форм листьев -- полный
набор для колдовской кухни злой волшебницы; наваленный грудой салат-латук и
кресс-салат, источающий влагу и блестящий, словно только что отлакированный;
кучки самых разнообразных специй, точно краски на палитре какого-нибудь
мальгашского Тициана или Рембрандта: здесь и умбра, и розовая марена, и все
виды голубого и зеленого, ярко-красного и желтого -- нежного, как бутоны
крокуса; и так же, как краски на палитре художника жаждут быть смешанными с
маслом и явить глазу все богатство тонов, все эти вкусности жаждут быть
смешанными с маслом и обнаружить на языке все богатство вкусовых оттенков.
Здесь и мешки с бобами самых необычных форм и цветов: иные круглые, иные как
кирпичики, иные столь крошечны, будто булавочные головки. Дальше идут
палочки лакрицы и ванили, источающие дразнящий ноздри запах; подле --
пирамиды желтовато-зеленых утиных яиц, а по соседству -- такие же пирамиды
куриных, белых как мел и коричневых, как поджаренный хлеб. А вот и сами куры
со спутанными ногами, лежащие в странных неопрятных связках, словно живые
опахала; рядом -- утки, с тихим кряканьем беспокойно наблюдающие за снующим
туда-сюда лесом из яшмовых ног.
чаны с мелкими рыбешками, блестящими как серебряные монетки, и уложенные в
ряды большие рыбы, черные словно уголь. Блестели чешуей громадные карпы,
надутые словно в злобе оттого, что их выловили; каждая чешуйка так отливала
серебром или золотом, что казалось, будто рыбы одеты в кольчугу. За рыбными
рядами тянулись мясные -- последний приют целого стада странных горбатых
зебу, над чьими сочащимися кровью тушами теперь носились рои мух. Рядом
находился чан с особым деликатесом -- вареными губами зебу, с которых снята
кожа. Губы были прозрачные и студенистые, подрагивали, словно грязные
лягушачьи лапы; кое-где торчали волоски, которые забыли удалить. Над чаном
склонилась пожилая мальгашка с лицом цвета орехового дерева, одетая в
лохмотья, и пробовала это жуткое лакомство на вкус, поднося тонкой вилкой к
беззубому рту. Но едва нашим глазам открылись ряды, где торговали роскошно
расшитыми скатертями и платьями и яркими живыми цветами в несметных
количествах, для нас словно блеснула радуга в царстве смерти. Напоследок мы
увидели шаткие баррикады из плетеных корзин, похожих на хрустящее печенье,
подаваемое на закуску к бренди,-- так и тянуло попробовать.
в номер на военный совет, как и прежде тщательно избегая толпящихся в баре
доброжелателей, готовых наплести с три короба всякого вздора.
Ли; долговязый и невозмутимый Джон Хартли -- мой верный друг, с которым мы
пуд соли съели, и наш куратор по рептилиям Квентин Блоксэм, именуемый в
дальнейшем Кью,-- высокий, мускулистый, с уверенным взглядом героя, готового
вызволить свою суженую из лап кровожадного чудовища. Мы налили по бокалу
пива и принялись обсуждать план действий.
где мы надеялись отловить неуловимых ай-ай; в лесах близ Мурундавы на
западе, где предстояло проделать те же действия в отношении плоской черепахи
и гигантской прыгающей крысы, и на озере Алаотра, где скрывался в камышах
миниатюрный и скромный, кроткий лемур.
отправятся на двух вездеходах "тойотах" (одна была подарена нам
Международным трестом охраны диких животных, другая -- расщедрившейся
компанией "Тойота") в Мурундаву и разобьют там лагерь. Одновременно я и Ли
отправимся на северо-восток на озеро Алаотра за кротким лемуром. В случае
успеха мы привозим добычу в столицу, сдаем ее в зоопарк Цимбазаза и уже из
Антананариву летим в Мурундаву для воссоединения с остальными. План кампании
был расценен как блестящий, и по сему случаю мы спустились в бар и заказали
дюжину маленьких, сладких и сочных малагасийских устриц.
Ланграна (только что выпустившего в свет ценнейший справочник по птицам
Мадагаскара) и его очаровательную и многоодаренную супругу Люсьен. Она
проделала огромную работу, пытаясь отловить на озере два вида птиц
(красноголового нырка и чомгу), для которых озеро было родным домом, но
которые считались исчезнувшими. Люсьен сообщила нам, что работать на озере
будет невозможно без Мианты. У меня защемило сердце: а вдруг речь идет еще о
каком-нибудь из тех неуловимых Пьеров, которые исчезают при вашем появлении?
Но, как оказалось, я недооценивал Люсьен: на следующее утро она появилась,
расточая в равных количествах шарм и готовность к работе, в сопровождении
очаровательного мальгаша со смеющимися глазами и широкой улыбкой. Он
оказался студентом-медиком четвертого курса, уроженцем одной из тех
бесчисленных деревень, что окружают озеро Алаотра, и почти в каждой у него
имелось несметное количество дядь, теть, кузенов и кузин, племянников и
племянниц, не говоря уж о прочей седьмой воде на киселе.
свой строгий контроль. Договорились так: мы летим к озеру самолетом, а
возвращаемся поездом со всем добытым нами живым грузом. Он же поедет вперед
нас поездом с клетками для животных, наймет нам комнату в
отельчике[3] и организует транспорт для поездок по деревням в
поисках уже пойманных местными жителями кротких лемуров. Он объяснил, что
именно это время года хорошо для ловли лемуров, ибо аборигены выжигают
тростниковые заросли под посевы риса. К тому же над этими несчастными
животными, изгоняемыми пламенем с насиженных мест, нависает угроза быть
проданными как деликатесное кушанье или же как сувенир. И то и другое,
конечно, строжайше запрещается законом, но безнаказанно продолжается.
поверг нас всех в уныние. Но боюсь, такое происходит по всему Мадагаскару.
Начнем с того, что озеро Алаотра -- крупнейшее на острове -- являлось
рисовой житницей страны (а мальгаши потребляют больше риса на душу
населения, чем любой другой народ) и худо-бедно удовлетворяло ее потребности
в этом злаке. Озеро окаймлено живописной панорамой холмов, когда-то покрытых
лесами. Но с годами эта природная защита озера оказалась истребленной под
посевы. С исчезновением защищавших землю лесов почва, открытая ветрам и
солнцу, подверглась эрозии. За каких-нибудь несколько лет не стало деревьев
-- и плодородный слой, словно вода с тающего ледника, стал стекать в
Алаотра, приводя его к заиливанию. Озеро стало понемногу исчезать. Теперь
этот регион утратил былое значение рисовой житницы, и страна вынуждена
приобретать этот продукт за границей, отрывая валюту от своей и без того
тощей экономики.
участка леса выглядит не экологическим самоубийством, а средством отвоевать
еще кусочек сельскохозяйственной земли, которая прокормит его несколько лет.
Срубленные деревья предаются огню, а оставшаяся зола вскормит почву -- так
поступали праотцы, почему он не может? И как ему объяснить, что поколение
праотцев насчитывало впятеро меньше людей, чем теперешнее, и что такое
хищническое использование щедрот природы обречет на смерть его правнуков...
Корнев Павел
Прозоров Александр
Акунин Борис
Жюль Верн
Андреев Николай
Суворов Виктор