расседлать ли вам нас, не отдохнуть ли, и не послушать ли друг про друга?
сумы много вкусных вещей. Шаста есть отказался, стараясь говорить как можно
учтивей, словно настоящий вельможа, но в рыбачьей хижине этому не
научишься, и получалось не то. Он это, в сущности, понимал, становился все
угрюмей, вел себя совсем уж неловко; кони же прекрасно поладили. Они
вспоминали любимые места в Нарнии и выяснили, что приходятся друг другу
троюродными братом и сестрой. Людям стало еще труднее, и тут Игого сказал:
не гонится.
рассказ. Надо сказать вам, что в этой стране и правду, и неправду
рассказывают особым слогом; этому учат с детства, как учат у нас писать
сочинения. Только рассказы эти слушать можно, а сочинений, если я не
ошибаюсь, не читает никто и никогда.
дочерью могучему Кидраш-тархану, сыну Ришти-тархана, сына Кидраш-тархана,
сына Ильсомбрэз-тисрока, сына Ардиб-тисрока, потомка богини Таш. Отец мой,
владетель Калавара, наделен правом стоять в туфлях перед Тисроком (да живет
он вечно). Мать моя ушла к богам, и отец женился снова. Один из моих
братьев пал в бою с мятежниками, другой еще мал. Случилось так, что мачеха
меня невзлюбила, и солнце казалось ей черным, пока я жила в отчем доме.
Потому она и подговорила своего супруга, а моего отца, выдать меня за
Ахошту-тархана. Человек этот низок родом, [202] но вошел в милость к
Тисроку (да живет он вечно), ибо льстив и весьма коварен, и стал тарханом,
и получил во владение города, а вскоре станет великим визирем, Годами он
стар, видом гнусен, кособок и повадкою схож с обезьяной. Но мой отец,
повинуясь жене и прельстившись его богатством, послал к нему гонцов,
которых он милостиво принял и прислал с ними послание о том, что женится на
мне нынешним летом.
целые сутки, Наутро я встала, умылась, велела оседлать кобылу по имени
Уинни, взяла кинжал моего брата, погибшего в западных битвах, и поскакала в
зеленый дол. Там я спешилась, разорвала мои одежды, чтобы сразу найти
сердце, и взмолилась к богам, чтобы поскорее оказаться там же, где брат.
Потом я закрыла глаза, сжала зубы, но тут кобыла моя промолвила как дочь
человеческая: "О, госпожа, не губи себя! Если ты останешься жить, ты еще
будешь счастлива, а мертвые - мертвы".
рассказом. - Это высокий тархистанский стиль. Хозяйка твоя прекрасно им
владеет. Продолжай, тархина!
помутился с горя, и устыдилась, ибо предки мои боялись смерти не больше,
чем комариного жала. Снова занесла я нож, но кобыла моя Уинни просунула
морду между ним и мною и обратилась ко мне с разумнейшей речью, ласково
укоряя меня, как мать укоряла бы дочь. Удивление мое было так сильно, что я
забыла и о себе, и об Ахоште. "Как ты научилась говорить, о кобыла?" -
обратилась я к ней, и она поведала то, что вы уже знаете: там, в Нарнии,
живут говорящие звери, и ее украли оттуда, когда она была жеребенком.
Рассказы ее о темных лесах и светлых реках, и кораблях, и замках были столь
прекрасны, что я воскликнула: "Молю тебя богиней Таш, и Азаротом, и
Зардинах, владычицей мрака, отвези меня в эту дивную землю!" - "О, госпожа!
- отвечала мне кобыла моя Уинни, - в Нарнии ты обрела бы счастье, ибо там
ни одну девицу не выдают замуж насильно". Надежда вернулась ко мне и я
благодарила богов, что не успела себя убить. Мы решили вернуться домой и
украсть друг друга. Выполняя задуманное нами, я надела в доме отца лучшие
мои одежды и пела, и плясала, и притворялась веселой, а через несколько
дней обратилась к Кидраш-тархану с такими словами: "О, ус[203] лада моих
очей, могучий Кидраш, разреши мне удалиться в лес на три дня с одной из
моих прислужниц, дабы принести тайные жертвы Зардинах, владычице мрака и
девства, как и подобает девице, выходящей замуж, ибо я вскоре уйду от нее к
другим богам". И он отвечал мне: "Услада моих очей, да будет так".
советнику, который был мне нянькой в раннем детстве и любил меня больше,
чем воздух или ясный солнечный свет. Я велела ему написать за меня письмо.
Он рыдал и молил меня остаться дома, но потом смирился и сказал: "Слушаю, о
госпожа, и повинуюсь!". И я запечатала это письмо и спрятала его на груди.
все узнаем в свое время. Продолжай, тархина.
ее вином, и подмешала к нему сонного зелья. Когда весь дом уснул, я надела
кольчугу погибшего брата, которая хранилась в моих покоях, взяла все
деньги, какие у меня были, и драгоценные камни, и еду. Я оседлала сама
кобылу мою Уинни, и еще до второй стражи мы с нею ушли - не в лес, как
думал отец, а на север и на восток, к Ташбаану.
моими словами. На четвертый же день мы были в городе Азым Балдах, откуда
идут дороги во все стороны нашего царства, и особо знатные тарханы могут
послать письмо с гонцами Тисрока (да живет он вечно). Потому я пошла к
начальнику этих гонцов и сказала; "О, несущий весть, вот письмо от
Ахошты-тархана к Кидрашу, владетелю Калавара! Возьми эти пять полумесяцев и
пошли гонца". А начальник сказал мне: "Слушаюсь и повинуюсь".
Во имя великой Таш, непобедимой, непостижимой, знай, что на пути к тебе я
милостью судеб встретил твою дочь, тархину Аравиту, которая приносила
жертвы великой Зардинах, как и подобает девице. Узнав, кто передо мною, я
был поражен ее красой и добродетелью. Сердце мое воспылало и солнце
показалось бы мне черным, если бы я не заключил с ней немедля брачный союз.
Я принес должные [204] жертвы, в тот же час женился, и увез прекрасную в
мой дом. Оба мы молим и просим тебя поспешить к нам, дабы порадовать нас и
ликом своим, и речью, и захватить с собой приданое моей жены, которое нужно
мне незамедлительно, ибо я потратил немало на свадебный пир. Надеюсь и
уповаю, что тебя, моего истинного брата, не разгневает поспешность,
вызванная лишь тем, что я полюбил твою дочь великой любовью. Да хранят тебя
боги".
Ташбаан к тому дню, когда отец мой прибудет туда или пришлет гонцов. На
этом пути за нами погнались львы и мы повстречались с вами.
очень хорошо, она ведь наушничала мачехе.
старше меня, а то и моложе. Разве тебя можно выдать замуж?
молчал. Игого тем временем поведал Аравите их историю, и Шасте показалось,
что он слишком часто упоминал всякие падения и неудачи. Видимо, конь
считал, что это забавно, хотя Аравита и не смеялась. Потом все легли спать.
лучше. Теперь Игого беседовал не с ним, а с Аравитой. Благородный конь
долго жил в Тархистане, среди тарханов и тархин, и знал почти всех знакомых
своей неожиданной попутчицы. "Если ты был под Зулиндрехом, ты должен был
видеть Алимаша, моего родича", - говорила Аравита, а он отвечал: "Ну, как
же! Колесница - не то, что мы, кони, но все же он храбрый воин и добрый
человек. После битвы, когда мы взяли Тебеф, он дал мне много сахару". А то
начинал Игого: "Помню, у озера Мезраэль..." и Аравита вставляла: "Ах, там
жила моя подруга, Лазорилина. Дол Тысячи Запахов... Какие сады, какие
цветы, ах и ах!" Конь никак не думал оттеснить своего маленького приятеля,
но тому иногда так ка[205] залось. Когда встречаются существа одного круга,
это выходит само собой.
или подруга - ни разу не обратилась к Шасте.
Селенья стали больше, дороги - не так пустынны. Теперь они ехали ночью,
днем - где-нибудь прятались, и часто спорили о том, что же им делать в
столице. Каждый предлагал свое и Аравита, быть может, обращалась чуть-чуть
приветливей к Шасте; человек становится лучше, когда обсуждает важные вещи,
а не просто болтает.
встретятся по ту сторону столицы, если их почему-либо разлучат. Он
предлагал старое кладбище - там стояли усыпальницы древних королей, а за
ними начиналась пустыня. "Эти усыпальницы нельзя не заметить, они как
огромные ульи, - говорил конь. - И никто к ним не подойдет, здесь очень
боятся привидений". Аравита испугалась немного, но Игого ее заверил, что
это - пустые тархистанские толки. Шаста поспешил сказать, что он - не
тархистанец и никаких привидений не боится. Так это было или не так, но
Аравита сразу же откликнулась (хотя и немного обиделась) и, конечно,
сообщила, что не боится и она. Итак, решили встретиться среди усыпальниц,
когда минуют город и успокоились, но тут Уинни тихо заметила, что надо еще