Чтение 4–й страницы книги ~Тарантул~

- Друзьями я не могу считать их. Гуляли вместе. когда деньги были, а
когда под суд попал - отшатнулись.

- Больше вы никого не называли там?

- Нет.

- Говорите дальше. Зачем вас послали сюда?

- Послали меня с письмом. Я должен был разыскать одного специалиста,
Завьялова Сергея Дмитриевича, проверить, где он живет и где работает, а
потом передать письмо. Будто мой родственник привез его из Москвы.

- Дальше?

- Потом надо было сходить в аптеку на Невский, спросить там провизора, по
фамилии Шарковский, и сказать ему так: "Григорий Петрович заболел и просил
шесть порошков аспирина" На порошках он напишет или отзовет в сторону и
скажет, когда и где с ним можно встретиться. Потом я должен ему сказать, что
Григорий Петрович зайдет двадцатого ноября, если выздоровеет, и рассказать
про письмо... которое привез.

- Что именно рассказать про письмо?

- Ну, как у меня все получилось... Нашел ли я Завьялова, передал ли
письмо, живет ли он по старому адресу.

- Все это можно рассказывать своими словами?

- Да.

- Дальше?

- Потом я могу делать что хочу. Искать жену, знакомых... Велели найти
всех, кого могу, и восстановить старую дружбу. Денег дали, чтобы угощать.

- Как вы должны были объяснить свое появление в Ленинграде вашим знакомым
и жене?

- Объяснить так, что, дескать, выпустили раньше срока из тюрьмы ввиду
войны.

- Значит, предполагалось, что вы приехали с Большой земли?

- Почему с Большой земли? - не понял Казанков.

- Ленинградцы так называют всю страну, - пояснил Иван Васильевич.

- Да, да. Мне говорили, - вспомнил арестованный. - Правильно. Нужно было
сказать, что я вернулся из Сибири. Будто бы туда меня эвакуировали при
наступлении немцев.

- Почему вы выбросили бумажник?

- Мне велели уничтожить письмо, если что-нибудь случится. А письмо я не
успел вынуть. Моряк меня захватил врасплох.

Казанков отвечал охотно и даже несколько торопливо, видимо боясь, что его
могут заподозрить в неискренности. Иван Васильевич не спускал с него глаз, и
малейшее изменение в выражении лица не ускользнуло бы от его внимания. Без
сомнения, он говорил правду.

- Что вам сообщили про Завьялова?

- Ничего особенного. Просто приказали передать ему письмо... Разрешите
еще закурить?

- Курите.

Пока арестованный закуривал, Иван Васильевич делал пометки на листе
бумаги. Бураков сидел плотно сжав губы, стараясь не пропустить ни одного
слова. Стенографистка, записывавшая показания, подняла голову и с
любопытством разглядывала арестованного.

- Я попрошу вас повторить слово в слово ту фразу, которую вы должны были
сказать при явке в аптеку, - продолжал Иван Васильевич.

Арестованный повторил.

- Ее нельзя перефразировать или переставить слова по-другому?

- Нет. Заставили выучить наизусть и несколько раз спрашивали. Это как
пароль.

- Так. А все остальное можно говорить своими словами?

- Да. Он уже будет знать, что "свой".

- Дальше. Что вы должны делать после того, как разыщете знакомых?

- После двадцатого числа нужно было прийти опять в аптеку и спросить,
какие сведения есть от Григория Петровича? Не заходил ли он к нему?

- К кому?

- К этому... к Шарковскому. Тогда он скажет, где искать или ждать
Григория Петровича.

- Дальше?

- Все. Остальное будет приказывать Григорий Петрович. Я должен быть в его
подчинении.

Иван Васильевич снова сделал несколько пометок.

- Теперь скажите, кто такой Григорий Петрович. Вы его знаете?

- Видал два раза. Очень серьезный человек.

- Как его фамилия?

- Мальцев.

- А еще как?

- Больше мне ничего про него не говорили. Правда, один раз, когда он
проходил по коридору, так мне шепнули: "Тарантул".

- Кто шепнул?

- Один из наших полицаев.

Иван Васильевич переглянулся с помощником, и тот понял начальника.

- Разрешите сейчас сходить? - спросил он вполголоса, наклоняясь к нему.

- Да. Там есть отдельный пакет... - Принести фотографию?

Иван Васильевич кивнул головой, и Бураков ушел в архив разыскивать нужный
документ.

- Какой он из себя, этот Мальцев?

- Невысокого роста, широкоплечий... лицо бритое, немолодой. Одет...

- Каких-нибудь особых примет не заметили? - перебил его Иван Васильевич.

- Нет. Ничего такого...

- Кроме Шарковского, вам не давали других адресов? - Нет.

- Ну, а если, предположим, Шарковский арестован или убит снарядом?

- Тогда приказано двадцатого с утра дежурить где-нибудь поблизости,
ловить Григория Петровича и предупредить его.

- А если он не приедет?

- Три дня приказано ждать по утрам.

- На чем должен приехать Мальцев? Тоже через залив?

- Нет. Точно я не знаю, но полагаю, что его сбросят на самолете.

- В каком месте?

- Не могу знать, но, наверно, не под Ленинградом. В Ленинград он должен
приехать законно.

- Почему вы так думаете?

- Да видите ли... Как-то в прошлом году был у меня разговор с одним
полицаем. Раньше, до суда, мы с ним вместе сидели в камере и познакомились.
Говорили мы про партизан. Боялись, конечно... Нам от партизан доставалось
крепко. Вот он мне и рассказал, что партизаны через линию фронта на
самолетах получают боеприпасы... И людей им скидывают на парашютах. Потом и
про фашистов рассказал. Немцы, говорит, тоже в советский тыл своих
забрасывают. Пятую колонну. Говорил, что есть где-то такое место, куда по
ночам самолеты с людьми летают, а назад пустыми возвращаются.

- А где это место?

- Этого он не знал. Ему, видите ли, пришлось некоторое время на аэродроме
работать, так он приметил.

- Кто, кроме вас, должен быть еще заброшен в Ленинград?

- Должны приехать, но только после двадцатого, когда Григорий Петрович
сигнал даст.

- Расскажите об этом точнее.

- Точнее не могу. Я только догадываюсь, потому что опрашивали многих, кто
раньше в Ленинграде бывал. Ну они и проболтались в разговоре между собой. А
вообще это все под секретом держат. У них просто. Чуть заподозрили, пуля в
затылок - и весь разговор. Они с нашим братом не очень миндальничают.

- О чем вы говорили с Мальцевым?

- Знакомились. Он меня спрашивал про жизнь, про семью, про суд... Человек
он серьезный и обстоятельный. Глаза острые... Кажется, всего насквозь видит.

- Он русский?

- Вот не могу сказать. Говорит чисто, не отличишь. Наверно, русский.

- Все, что вы говорите, - правда?

- Все правда. Какой мне смысл сейчас врать?

- Курите, не стесняйтесь, - предложил Иван Васильевич и прошелся по
комнате. - Я верю вам, но, конечно, все, что вы сказали, придется проверить.

- Пожалуйста, проверяйте.

- Сколько денег вы получили?

- Тридцать тысяч.

- Они фальшивые?

- Кто их знает... Полагаю, что фальшивые. Уж очень все новые.

Вернулся Бураков и передал начальнику две фотографии. На одной из них
Жора Брюнет был снят с отцом, на другой только отец, но в молодых годах, в
студенческой форме. Ровно год пролежали фотографии в архиве советской
разведки и вот пригодились.

Иван Васильевич передал фотографию арестованному.

- Этого человека вы не встречали там? Нахмурив брови, Казанков уставился
на карточку. Поднес ее к свету. Брови его удивленно поднялись.

- Так это же он... Григорий Петрович. Только помоложе. А мальчика не
знаю,

- Вы уверены, что на фотографии снят Тарантул?

- Насчет Тарантула не уверен, потому что слышал случайно, а насчет
Мальцева Григория Петровича уверен. Это он и есть.

Иван Васильевич взял фото и положил в папку.

- Что вам говорил Мальцев про Завьялова? Вспомните хорошенько.

Казанков подумал, потер рукой лоб.

- Ничего такого:.. Только чтобы письмо передать.

- Не говорил он вам, что это человек "свой", надежный... или что-нибудь в
этом роде?

- Наоборот. Он сказал, чтобы я с Завьяловым вообще ни о чем не
распространялся. Если дома его не застану, то это даже лучше. Если
домработница есть или дети дома, то письмо отдать им, а самому лучше не