готовностям. Ни слова не сказал, ограничился кивком в сторону осиротевшего
КДП 6-й батареи, да и что тут говорить, и так все ясно: отныне мотаться
Манцеву от правого борта к левому, а до зачетных стрельб далеко еще,
что-нибудь придумается или образуется.
позевывали, переговаривались, умолкали в надежде, что управляющий огнем
вступит в разговор и какой-нибудь военно-морской небылицей развеет остатки
сна.
обжил и полюбил свой командный пост и его оборудование, из-за простоватости
не попавшее в училищные учебники. Стереотруба управляющего огнем и дальномер
пронизывали вращающуюся башенку, щупальце визира центральной наводки
высовывалось наружу, дуло изо всех щелей; ни печки, ни грелки -- чтоб не
запотевала оптика. Если ногами упереться в лобовую стенку КДП, тело
расположить на ящике с дальномерными принадлежностями, а голову прислонить к
спинке вращающегося креслица, то можно сразу и спать, и бодрствовать, и
дремать, потому что матросы толкнут, предупредят, если на формарсе появится
начальство или в оптике возникнет что-либо важное и любопытное.
поняли, развернули КДП так, чтоб ветер не продувал его насквозь, Олег лежал,
думал. Наверное, впервые за восемь месяцев думалось ему так грубо и
правдиво. Ну зачем ему понадобилась эта шинель из адмиральского драпа? Зачем
еще в Ленинграде купил он фуражку с "нахимовским" козырьком? Зачем тратил
теткины деньги, заказывая на Лиговке бостоновые брюки и тужурку?
каким любителем морского шика ни прикидывайся, объяснение -- со скрипом,
себя превозмогая, -- одно: страх. Мелкий, гнусный страх. Страх перед тем,
что друзья, знакомые и начальство, если их не ослепить бостоновой тужуркой и
драповой шинелью, могут прозреть, всмотреться в Олега Манцева и увидеть,
какой это гадкий, глупый, болтливый человечишко!
какая-то баба, некрасивая, рыжая, что-то лживое в ней, и каким противным
голосом тянула "странно... очень странно"!.. И если уж быть честным перед
собою, то потащило его к этой рыжей бабенке то, что была она женой не
кого-нибудь там, а подполковника. Да, именно поэтому. Чтоб потом в разговоре
с друзьями ввернуть эдак небрежненько сообщение о том, где провел ночь,
сопроводив сообщение вольным толкованием той главы боевого устава, в которой
трактуются взаимоотношения береговой обороны и флота.
выпрямился, застегнул шлемофон, уселся в кресле: началась отработка связи
батареи и центрального артиллерийского поста. Потом объявили готовность No
2, можно было постоять на формарсе. КПД пошло влево, люк открылся, Манцев
увидел, что на формарсе Болдырев, высокомерный, недоступный, всегда его
чем-то пугавший и привлекавший. Болдырев имеет боевые ордена и медали,
окончил уже спецкурсы, вскоре повысится в звании. Командный пункт зенитного
дивизиона -- чуть выше формарса, и Болдырев часто спускался сюда, слушал
непроницаемо безбожный треп Олега Манцева, изредка вставляя меткое и
полупрезрительное словцо, и Манцев не обижался, потому что верил: настанет
время -- и он. капитан-лейтенант Манцев, так же недоступно и снисходительно
будет посматривать на резвящихся глупышей и неумех в лейтенантском чине.
Закурил. Эскадра перестраивалась в походный ордер по сигналу на "Куйбышеве",
уже начавшем поворот. Тяжеловесно и величаво линкор миновал точку поворота и
продолжал идти прежним курсом, со скоростью, которая делала эскадру
громоздким и ленивым скопищем кораблей. 16 узлов -- максимум того. что могли
дать машины линейного корабля, сорокалетие которого будет отмечаться в этом
году. А крейсера, освобожденные от пут, дали ход вдвое больше линкоровского
и пошли на вест. Вдруг Болдырев сказал:
командира 6-й батареи, -- его давно хотели списать с корабля. Артиллерист он
серенький. И на ходовом мостике всего пугался.
дыхание громадного корабля слышалось в шлемофоне Олега Манцева, потому что
один из микрофонов ходового мостика вклинен был в связь командира 5-й
батареи. Открыв люк КДП, он мог видеть край флагманского мостика, золото
погон и фуражек; с откровенной усмешкой наблюдал он за офицерами штаба,
которые по одному уходили за флагманскую рубку, чтоб торопливо и скрытно
выкурить папиросу, мало чем повадками своими отличаясь от матросов первого
года службы. Олег давно уже понял, что на флагманском мостике всегда полно
бездельников. Вот этот капитан 1 ранга вышел в море и находится рядом с
командующим потому, что не знает, в какой день и час похода командующему
потребуется справка о готовности радиолокационных средств дальнего
обнаружения. Этот вот капитан 2 ранга на берегу всегда в поле зрения
командующего -- и уже поэтому не может не быть здесь. К бездельникам надо
причислить и тех, кто просто хотел "проветриться" и получить за
"проветривание" справку от вахтенного офицера линкора, что давало право на
надбавку к окладу.
не бездействовали. Никто из них, даже командующий флотом, не имел права
вмешиваться в действия командира линкора. И тем не менее вмешивались, что-то
уточняли, задавали наивные вопросы. Отвечал обычно Милютин -- терпеливо, с
едкой внимательностью. "Образованность свою показывают!" -- проговорил он
как-то одними губами.
Командир линкора с мостика не сходил, обедал и ужинал здесь же, а не в
походной каюте, в двух шагах от боевой рубки. Каждые полчаса вестовой
подавал ему стакан крепчайшего чая, и командир опустошал стакан несколькими
глотками. К микрофону он подходил только тогда, когда раздавался голос
одного из командующих.
немилосердная лейтенантская судьба вновь бросила его в пекло событий.
эсминцы), вели на контркурсах условный бой, условными залпами -- все было
условным, кроме таблиц, по которым в конце боя определялось, кто кого
потопил. И названия кораблей тоже были условными. Под линкором "синих"
подразумевался один из иностранных линкоров, эсминцы изображали крейсера. На
флагманском мостике позевывали, шушукаться но позволяла обстановка, водить
же по горизонту биноклем надоело: ничего военно-морского поблизости нет,
"красные" же находились вне видимости. Но надо было что-то сделать такое,
чтоб проявить себя, чтоб показать командующим, что и они, офицеры обоих
штабов, сражаются. И тут кто-то обратил внимание на то, что видели все: на
линкоре в направлении условного противника были развернуты не четыре башни
главного калибра, а три, всего три. Девять двенадцатидюймовых орудий
поднимались на задаваемый приборами угол возвышения, выпускали условный
залп, опускались на угол заряжания, вновь поднимались... Девять стволов, три
башни, а не четыре!
голосом динамика, стоявшего в ногах командира:
разъяренно. Опередив старпома, он схватил свисавший на шнуре микрофон и
тоном учителя, которому надоели расспросы тупиц, отчетливо сказал:
башни, а не четыре!..
неожиданно, с размаху... И тишина... Флагманский мостик оглох и ослеп на
несколько часов, онемев к тому же.
место корабля, смылся с ходового мостика, чтоб не попасть под горячую руку
старпома.
Оскорбленные штабы в долгу не останутся, какую-нибудь пакость линкору да
подсунут, как это бывало не раз, и штабы будут возмущены, если их кто-нибудь
упрекнет в пакости. Все делается просто. Командующий флотом обязан проверить
боевую готовность корабля, на котором держит свой флаг, несколько вариантов
такой проверки разработаны, и штабы подбросят командующему самый трудный
вариант.
случай готовит дивизион к стрельбе по внезапно появившейся цели. И сам
позвонил Валерьянову, потребовал отчеты о дважды проваленной дивизионом
артстрельбе No 13.
команды раздавались в боевой рубке, голоса в шлемофоне дробились и
наслаивались. Олег Манцев, окончательно проснувшись, извлек из-под
стереотрубы ноги, обосновался в кресле и приказал осмотреть горизонт.
Непроглядная синь в оптике стереотрубы, и все же глаза поймали клочок
белизны. Потом белизну опознали и дальномерщики. Это был, несомненно, щит,
буксир где-то рядом. Командир 5-й батареи понял, что в ближайшие полчаса ему
прикажут выполнять артстрельбу, скорее всего, самую трудную, АС No 13. По
плану она намечалась на октябрь, но планы то составляют штабы, И Степа
Векшин, заступавший в 04.00 на вахту и уже поднявшийся на ходовой мостик,
позвонил, предупредил: АС No 13. Олег представил себе, как офицеры штаба
подводили командующего флотом к решению назначить линкору эту стрельбу. О,
ни словечка о самом линкоре, ни в коем случае. Штабники сетовали на то, что
эсминцы не успели пополнить запасы питьевой воды, штабники уже заказали
авиацию для зенитных стрельб крейсеров, штабники способом от противного
доказывали командующему, что только линкор, и никто более, должен сейчас
использовать щит, штабники предоставляли командующему самому отдать
единственно верное в данный момент приказание...