в нашей группе связь со службой воздушного наблюдения. Его обязанность
сообщать нам о перемещении вражеских самолетов. Везэн мой друг, я его нежно
люблю, но он всегда пророчит недоброе. И я жалею, что попался ему на глаза.
скверно!
меня, спрашивает:
Господа Бога, чтобы отказали ларингофоны!
истребителей. Одно на высоте шесть тысяч метров, другое - семь с половиной,
третье - десять тысяч. Ни одно не уходит, пока не явится смена. Это заведомо
неодолимая преграда. Ты угодишь в западню. А потом, погляди-ка...
непонятные схемы.
преграда" на меня подействовали. Мне мерещится красный сигнал и нарушение
дорожных правил. Но здесь нарушение правил - это смерть. В особенности
ненавистно мне слово "заведомо". У меня такое чувство, будто я уже взят на
прицел.
должен защищать свои позиции, а как же иначе? Все эти слова сущий вздор...
Да и плевать мне на истребителей. Когда я снижусь до семисот метров, меня
собьет зенитная артиллерия. Уж она-то не промахнется! И я вдруг набрасываюсь
на Везэна:
немецкая авиация, мой вылет - штука весьма неосторожная! Беги и доложи об
этом генералу!..
эти пресловутые истребители просто какими-то самолетами, которые болтаются в
районе Альбера...
IV
V
жду известия, которое может осчастливить меня или привести в отчаяние, я
словно выброшен в небытие. Пока я пребываю в неизвестности, мои чувства и
мое поведение - всего лишь преходящая личина. Время, секунда за секундой,
перестает созидать - подобно тому как оно созидает дерево, - ту самую
личность, которой я стану через час. Это неведомое "я" идет мне навстречу
извне, словно призрак. И тогда меня охватывает страх. Дурная весть вызывает
не страх, а страдание - это совсем другое дело.
обязанностям. Я больше уже не проектируюсь в безликое будущее. Я уже не тот,
кто, быть может, среди огненного вихря войдет в штопор. Будущее уже не
преследует меня подобно какому-то странному видению. Отныне его создают,
одно за другим, мои действия. Я тот, кто следит за компасом и держит курс
313¦. Кто регулирует шаг винтов и температуру масла. Это насущные,
естественные заботы. Это заботы по дому, мелкие повседневные обязанности, за
которыми даже не чувствуешь, что стареешь. День становится хорошо прибранным
домом, хорошо отполированной доской, хорошо поступающим кислородом. Я как
раз проверяю подачу кислорода, потому что мы быстро набираем высоту: шесть
тысяч семьсот метров.
проверить свои пулеметы. Кстати...
пункта? Не попадает он в поле обстрела?
зря поливаем родные просторы. Они никогда никого не убивают. Земля велика.
степени, чем зреющий плод. Разумеется, условия моего полета изменяются. И
условия и задачи. Но я сам вовлечен в изготовление этого будущего. Время
понемногу лепит меня. Ребенок не приходит в ужас оттого, что он терпеливо
готовит в себе старика. Он - ребенок, и он играет в свои детские игры. Я
тоже играю. Я считаю циферблаты, переключатели, кнопки, рычаги моего
царства. Я насчитал сто три предмета, которые надо проверять, тянуть,
поворачивать или нажимать. (Я, правда, чуточку сплутовал, сосчитав за два
предмета боевой спуск моих пулеметов: там есть еще предохранитель.) Вечером
я удивлю фермера, у которого квартирую. Я спрошу его:
следить?
вокруг меня, заняли свои места и обрели смысл. Все эти потроха из трубок и
проводов превратились в сеть кровообращения. Мой организм сросся с
самолетом. Самолет создает мне уют: я поворачиваю переключатель, и моя
одежда и кислород начинают обогреваться. Впрочем, кислород уже перегрелся и
обжигает нос. Сам кислород тоже подается в зависимости от высоты при помощи
весьма сложного прибора. Меня питает моя машина. До вылета это казалось мне
непостижимым, а теперь, когда сама машина кормит меня грудью, я испытываю к
ней нечто вроде сыновней привязанности. Нечто вроде привязанности грудного
младенца. Что касается моего веса, то он распределился по точкам опоры. Три
слоя одежды, тяжелый парашют за спиной давят на сиденье. Огромные меховые
сапоги упираются в педали. Руки в толстых жестких перчатках, такие неуклюжие
на земле, легко управляют штурвалом. Управляют штурвалом... Управляют
штурвалом...
педали совершенно заело!
Черепнин Владимир
Лукьяненко Сергей
Браун Дэн
Сертаков Виталий
Березин Федор
Белов Вольф