его крепкохранить тайну. В те годы курс против коммунизма не был таким уж
жестким. В конце концов подобное поведение считалось тогда допустимым:
набрать в рот воды, давая понять следователю, что это-де рыцарство. И,
допросив, Дикерта отпустили. Тем более что следователь выказываемое
Дикертом известного рода отупение принял за придурковатость и усомнился в
том, что подобный тип пригодится на суде. Когда расследование закончилось,
бумаги в порядке информации отослали господам из "двойки"3. Кто-то там их
пролистал, наткнулся на фигуру Дикерта, в черновике обвинительного акта
бьш намек, что он человек малосообразительный. К делу пришпилили
бумажку-капитан Козиц. Он просил всех отыскивать для себя тупиц. Бьы
неравнодушен к твердым, чурбанам, к людям ограниченным. Сколько же можно
было из них вытрясти. Такой ведь не врал самому себе. Держался
неприступно, непроницаемо, замкнуто. А внутри у него-все четко разложено
по полочкам. Только подобрать к нему ключ.
вмиг. Понял: это было страдание, спазм, одна одурманивающая мысль. Из-за
нее он молчал или отвечал невпопад. Не из упрямства и не по глупости.
Причина-в самозабвении. Стало быть, надо заново переосмыслить, что
означает само понятие: своя страна! Если хочешь свободы и справедливости,
если хочешь быть честным и логичным! Козиц догадывался, что Дикерт
переваривает в голове какие-то важные и для него новые заповеди. Нет без
этого подлинной борьбы за новый порядок мира. Одна только половинчатость!
И когда так повернулась перед ним эта правда, Дикерт замер, стал в нее
всматриваться, от удивления лишился дара речи. Но Козицу и не нужно было
много слов. Этот окаменевший от изумления человек растрогал его до глубины
души. Вот так, подумал Козиц, надо в жизни чувствовать. И в свое время, он
вспомнил молодые годы, так сам он и чувствовал. Козиц бросил расспросы.
Ему стало жаль Дикерта. "Советник Дикерт ваш брат?" - скорее удивился, чем
спросил Козиц. "Да!" Все его труды были теперь направлены к выгоде этих
напомаженных советников. Все дело его жизни! Он тогда возмутился. То же
чувство испытал он и сейчас, заговорив с Ельским. Но тот ни о чем не
догадывался.
этой фамилии тотчас же превратил вагонное купе в салон. Он представился
капитану. Тот о нем слышал.
службе. Вы прежде, кажется, занимались опекой. - Ельский подтвердил. - А
я, видите ли, много лет уже сижу в этом своем отделе, - отплатил ему
Козиц. - Кто слишком красный, хватаю, слишком малиновый-тоже.
наговаривал на себя: работу свою он любил, хотя цель ее доводила его до
бешенства. Все, что живое, следует повытаскивать, зло размышлял он. Потом
перекрыть шлюзы, пусть будет пруд, теплый, противный, по вкусу лягушкам!
мылом, и вообще всем стечением обстоятельств. - Феноменально, да?
состраданием посмотрел на Козица. Какая неприятная история! Сколько же раз
в прошлом при одной мысли о Янеке Дикерте Ельский содрогался. Он ведь мог
накапать и на него, и на собственного брата. Для студентов такие контакты
ни к чему. Но разве от них убережешься.
под взглядом Козица. Контакты, контакты! - завертелось у него в голове это
слово. Что капитан о нем думает?
Всегда вещь неприятная.
определение, - я тоже'знаю.
качнулось влево. Вот Ельский и его приятели и начали ощупывать левый
берег. Можно ли ополячить, смягчить, приручить коммунизм? Ибо если уж не
социалисты и не крестьянская партия, то кто же? Значит, какой-нибудь свой
крайний путь? В наши годы вокруг этой догмы вертелись все разговоры:
современное политическое движение должно быть крайним. И опять получалось,
что коммунизм, разумеется если останавливаешь выбор на левом фланге. А
стало быть, надо познакомиться, пощупать эту доктрину. Самых лучших
привлечь к движению. Из них сделать чиновников. Чуть подкрасить
государству хохолок.
правительственные издания, кое-что в циркуляры. Провести революцию в
гомеопатических масштабах. В их разговорах это называлось: отнестись к
коммунизму как кит к Ионе. Единственное политическое средство приручить
пророка.
их личные дела. Важно было подобраться к мальчикам со слабой их стороны,
разузнать об их нуждах. Одного ловить на заграницу, другого на должность,
третьего на славу. А Дикерта?
ценит, признает! Дикерта обольстить не удалось. Разумеется, коли давали,
он брал. Но держался в сторонке. Перестал знаться с теми, кто наживку
заглотил. Все было так, как он обычно и делал: после долгих размышлений,
неохотно, не торопясь. В конце концов решился испытать и его. Это было
сложное время. Польские ученые выступали с протестами, впрочем ничего
толком не понимая. Дикерт подписи своей не поставил.
вставляйте!" - ответил он. Председатель кружка попытался объяснить. "Вы
сами себя исключите из общества". Чего он только ему не втолковывал!
Наконец решил взять быка за рога.
и не мог не чувствовать: государственный корабль теперь снова берет
вправо. Кто из левых не успеет ухватиться, тому уже никто никогда не
протянет руки. Остался. Спустя год пришлось поставить крест на
университете.
вспомнить о Ельском. Может, это еще один из чудом спасенных для
государства радикалов, который, прежде чем отпереться от своих давних
убеждений, заметает следы, опасаясь, а вдруг Козиц знает об этом. Но Козиц
не знал ничего, а вот нюх его не подвел. Ельский пошатался среди левых,
покричал вместе с ними, затем, высунувшись из своего министерского окна,
приманил нескольких избранных. Но быть среди них-был. С тех времен
сохранилась у него парочка статеек, а может, и какой-нибудь протокол
собрания. Вещь не из лучших.
повседневная организаторская работа. Толку тебе от нее чуть, зато ославит
больше всего. Он чувствовал, что слева за ним что-то тянется.
брата услышу. Бедный брат.
он рассчитывает, что я начну тут перед ним жалеть заговорщика? Но Козиц и
не собирался ни о чем дознаваться. Он разозлился. Он как бы увидел
одновременно несчастье каждого из братьев. Ему показалось, что он вот-вот
крикнет: "Дорожный мой приятель, хотите пролить слезу над участью
советника, так не пожалейте же другой для Яна!" Он сделал еще один шаг.
прямо здесь, пожалеем папеньку. Это мое поколение. Старый Дикерт для меня
символ. Отец нашего времени. Один его сын-хлыщ, другой-полоумный. Вот и
выбирайте, за кого выпить во имя будущего!
возрастное. А теперь откровенность за откровенность, - прибавил он,
бледнея. - Вот вам моя характеристика старых. Тут тоже два типа. Одни-люди
с апломбом, другимстрашно. Вот и выбирай, кого брать в пример.
последний момент, от страха, который нагнал на него капитан. А между тем
Козиц впервые доброжелательно взглянул на Ельского. Приятно ударить-и
убедиться, что кровь есть.
так-то.
может попасться. Какая это неприятность для Дикертов.
рука вице-министра, а тут в семье судебный процесс, приговор, тюрьма.
Такой брат! Ельский несколько раз повторил про себя фамилию. Незачем
Лукьяненко Сергей
Суворов Виктор
Земляной Андрей
Каргалов Вадим
Сертаков Виталий
Каменистый Артем