пропускала свои длинные коричневые волосы сквозь щетку. Она была поистине
прекрасна.
студенческое! И хуже времени ты выбрать не мог! Значит, мы теперь
сожители! Мы сожители теперь!
слушать, как набегает в ванну вода.
Я не видел Лидию пару дней, хотя удалось позвонить ей за это время раз
6-7. Потом наступили выходные. Ее бывший муж, Джеральд, на выходные всегда
забирал детей.
казались темнее обычного, и на солнце, когда она открыла мне дверь, я
заметил естественную рыжину в ее темных волосах. Поразительно. Она
позволила себя поцеловать, заперла за нами дверь, и мы пошли к моей
машине. Мы выбрали пляж - не купаться, стояла середина зимы, - а просто
чем-нибудь заняться.
брошюровочной вечеринкой? Да это прямо какая-то брюхатовочная вечеринка
была, во какая. Ебля сплошная!
бедра. Я ничего не мог с собой сделать. Лидия, казалось, не замечала. Пока
мы ехали, моя рука вползла ей между ног. Она продолжала говорить. Как
вдруг сказала:
в Венеции.
поросший травой бугорок, откуда хорошо смотрелось море. У нас были
бутерброды, соленые огурчики, чипсы и газировка. На пляже почти никто не
сидел, и еда была прекрасна и вкусна. Лидия не разговаривала. Я поразился,
насколько быстро она ела. Она вгрызалась в свой бутерброд с дикостью,
делала огромные глотки колы, съела пол-огурца одним махом и потянулась за
горстью картофельных чипсов. Я же, напротив, - едок очень неторопливый.
пошел к магазину. Купил две шоколадки, чтоб у нее был выбор. Когда я шел
обратно, к бугорку двигался высокий негр. День стоял прохладный, но
рубашки на нем не было, и тело перекатывалось сплошными мускулами. По всей
видимости, ему было чуть за двадцать. Он шел очень медленно и прямо. У
него была длинная гибкая шея, а в левом ухе болталась золотая серьга. Он
прошествовал перед Лидией по песку, между бугорком и океаном. Я подошел и
сел рядом.
меня могло бы быть что-нибудь вроде вот этого. Что, к чертям собачьим, со
мною не так?
черного, уходившего вдаль по песку.
лежали на постели и целовались. Лидия отстранилась.
ты ничего не знаешь о женщинах.
съесть мне пизду. Ты когда-нибудь ел пизду?
листком бумаги.
Вот, это пизда, а вот то, о чем ты, вероятно, не имеешь понятия, - секель.
Вот где самое чувство. Секель прячется, видишь, он выходит время от
времени, он розовый и очень чувствительный. Иногда он от тебя прячется, и
ты должен его найти, только тронь его кончиком языка...
не научишь.
затем к грудям. Потом дошел до пупка. Передвинулся ниже.
только подумай, кровь и ссаки....
потом стонет. Это меня подстегнуло. У меня встал. Секель вышел наружу, но
был он не совсем розовым, он был лиловато-розовым. Я начал его мучить.
Выступили соки и смешались с волосами. Лидия все стонала и стонала. Потом
я услышал, как открылась и закрылась входная дверь. Раздались шаги, и я
поднял голову. У кровати стоял маленький черный мальчик лет 5.
кровати. Было около 4 часов дня, суббота.
Лидия любила вечеринки. А Гарри любил их устраивать. Поэтому мы ехали к
Гарри Эскоту. Гарри редактировал Отповедь, маленький журнальчик. Его жена
носила длинные полупрозрачные платья, показывала мужчинам свои трусики и
ходила босиком.
тебя нет телевизора. Мой бывший муж смотрел в телевизор каждый вечер и все
выходные напролет. Нам даже любовь приходилось подстраивать к
телепрограмме.
всему полу. Везде кучи мусора. Немытые тарелки и говняное кольцо в
унитазе, и короста в ванне. Все эти ржавые лезвия валяются вокруг
раковины. Я знала, что ты станешь пизду есть.
не в порядке. А если там слишком чисто, то он пидор.
позвонил. Открыл сам Гарри Эскот. У него была нежная и щедрая улыбка.
разговаривала, кучкуясь. Лидия возбудилась. Я осмотрелся и сел. Сейчас
должны подавать обед. Гарри ловил рыбу хорошо - лучше, чем писал, и уж
гораздо лучше, чем редактировал. Эскоты жили на одной рыбе, ожидая, когда
таланты Гарри начнут приносить хоть какие-то деньги.
Смотри.