- Я не люблю диктаторов. Я не люблю жестоких. Я не люблю,
когда людям плохо, - тихо сказала Люся.
- Идите в народ, - обрадовался Сергей. - Я тоже не люблю...
- Что ты понимаешь в любви? - со смешком оборвала его Марина.
- А кто из вас не любил? - серьезно сказал Антон. - И кто сказал,
что любовь - это только счастье? Настоящая любовь - это боль, это
такая сильная радость от встречи, что больно, это такая горечь от раз-
луки, что больно. Невыносимо больно. А холодок счастья - это самое
начало, когда ты еще не любишь по-настоящему, а она говорит тебе в
первый раз "да"...
- Да, - задумчиво сказала Люся. - Наверное, так оно и есть.
Нарушил молчание Сергей:
- Я, конечно, мало что понимаю в любви, - он взглянул искоса на
Марину, - но мне, действительно, трудно объяснить и понять многое.
Я, например, в настоящее время изучаю миграцию одноклеточных в
период палеозоя...
- Одноклеточных? В период палеозоя? Какая тут связь с любо-
вью? - удивился Виктор.
- Дело в том, что через наличие одноклеточных можно сделать
вывод о нефтеносности того или иного района. Хотя, извините, я не
ответил на ваш вопрос. Дело в том, что в какой-то период они быстро
размножались, или, условно говоря, бурно любили, а потом раз - и
все гибли.
- Какой ужас! - ахнула Таисия.
- А вот в Японии сад камней - не просто сад с камнями, - Антон
оценивающе посмотрел на Сергея, - в таком саду ровно семнадцать
камней, как семнадцать мгновений весны, но где бы ты ни стоял, ты
видишь только шестнадцать. Видишь шестнадцать, а знаешь, что сем-
надцать. Всегда за видимым есть нечто невидимое, непознанное, но
ощутимое нами.
- Антон, ты так всегда интересно говоришь, - повернулась к нему
Таисия. - Но ужасно непонятно. Знаешь одно, видишь другое, почему?
- Это я тебе позже объясню, - усмехнулся Антон.
- Ой, что я вспомнила, сейчас расскажу, - всплеснула руками Таи-
сия. - Только, Антон, ты не смейся. Значит, так... Сегодня утром мне
Ирка позвонила, мы с ней всегда утром перезваниваемся, но обычно
я ей звоню, потому что у них начальник строгий, хотя она мне все
равно тоже звонит. Но это неважно. Ирка меня спрашивает: "Чего
в обед делаешь?" Мы с ней в обед часто вместе куда-нибудь ходим, ну
так, по магазинам. Денег, конечно, нет, но зато все посмотришь, а
Ирка еще и мерить любит. Потом купим колбасы, молока и на работе
между делом перекусим. Так вот Ирка и говорит: "Айда в ГУМ, я тебе
такое расскажу..." В ГУМе, конечно, народу, пушкой не прошибешь...
- И все гуманисты, - вставил Антон.
- Подожди, дай договорить, - отмахнулась от Антона Таисия.
- Где я остановилась?
- В ГУМе. У фонтана, - подсказал Виктор.
- Правильно, - кивнула головой Таисия. - Так вот у Ирки есть
муж ее двоюродной тетки. Кем же он тогда Ирке приходится?
Таисия озадаченно смолкла.
- Двоюродный дядя, наверное, - сказал Виктор.
- Какой же он дядя, когда он муж, - горячо возразила Таисия. -
Впрочем, это неважно. Главное, что этот теткин муж на космос рабо-
тает. Он какое-то открытие совершил, вот как Виктор. Так он такое
рассказывал...
Таисия умолкла с таинственным видом, но никто ее не переспро-
сил и она, не выдержав, шепотом сказала:
- Будто наши космонавты в космос летали и встретили их кос-
мический корабль, а в нем через иллюминаторы видели своих род-
ных, которые уже умерли.
- Чепуха, - сказал Сергей. - Этого не может быть. И потом есть
такой рассказ у Рэя Бредбери.
- Кто знает? - рассудительно сказал Антон. - Это описано не
только у Бредбери, но и у Лема в "Солярисе", так что тема волную-
щая.
- Получается, что загробная жизнь - это реальность? - спросил
Виктор.
С тех пор как они сели за стол, Люся почти не смотрела на Вик-
тора, только вежливым кивком головы благодарила его, если он пред-
лагал ей что-нибудь из еды, но теперь она повернулась к нему, и глаза
их опять встретились. Ощущение единства с Люсей у Виктора на сей
раз было не таким острым, как тогда, в передней, но он вновь почув-
ствовал веяние той радостной, но пока еще зыбкой тайны, которая уже
существовала между ними. Люся улыбнулась Виктору и спросила с
искренней заинтересованностью:
- А вы, действительно, совершили открытие?
- Действительно, - ответил Виктор. - Открыл закрытое. А ведь у
нас же все разделено на закрытое и открытое. Бывает, например,
открытая улыбка, открытое письмо. Я недавно открыл для себя, что
закрываю глаза, когда целуюсь.
- И я, - сладко потянулась Таисия.
- Но это только мое открытие, для меня, а другие открывают, что
быстрее скорости никуда не поедешь или что одноклеточные как-то
странно мигрировали в период палеозоя, или что металл при опреде-
ленных условиях становится мягким, как воск, а третьи открывают
заседание и решают, что считать открытым, а что закрытым. Даже
переломы и то бывают открытыми и закрытыми...
- А откуда у вас эти маски? - спросила Люся.
- Я лично против того, чтобы автор развешивал свои работы в
своей квартире, устраивая из из жилья художественный салон, - ска-
зал Антон. - Но в данном случае имейте снисхождение к хозяину и
моему другу.
- Это все ваше? - Люся с любопытством посмотрела на Виктора.
Опять их глаза встретились. И если во время первой встречи ее глаза
сказали молча: "Вы мне нравитесь...", то сейчас они сказали: "Мне с
вами интересно..."
И снова радостное ощущение общей тайны охватило Виктора, но
это было уже ощущение не зыбкой, как мираж, мечты о сближении, а
уверенность, что так оно и будет.
- Это, пожалуй, не маски, - ответил Виктор Люсе, - а лица... Че-
ловеческие лица... Впрочем, разве наши лица - не те же маски, кото-
рые только условно отражают наши чувства. Удивишься - и брови
полезли вверх, огорчился - и уголки губ опустились... Я бы рассказал
вам, Люся, что я хотел выразить каждой маской, но лучше вы сами
посмотрите и скажите свое мнение, а потом мы сравним, насколько
это совпадает с тем, что задумано... Бывает же так, что достаточно
посмотреть друг на друга и все понять... Так и маски мои молчат... То
ли дело министр песен, взял гитару и запел? Верно, Антон?
Все повернулись к Антону.
- Ой, Антон, спой, пожалуйста, - захлопала в ладоши Таисия. -
Про желтого цыпленка, а?
Антон встал из-за стола, взял гитару и сел на тахту. Остальные
приготовились слушать, развернув стулья в его сторону.
Антон перебрал несколько аккордов, то ли проверяя настройку
гитары, то ли настраиваясь сам. Запел он негромко, но очень чисто
и с затаенной болью и грустью:
В этом месте Антон, вздохнув, распрямился. Голос его окреп
и летел в завораживающем ритме гитарного боя:
Антон оборвал песню на верхней ноте, и тишина зазвенела его
застывшим криком и застыли лица за столом, и застыли маски на
стене, и, казалось, что пауза будет вечной, но Антон, как с обрыва,
словно в падении, переходящем в парящий полет, закончил песню:
Русанов Владислав
Каменистый Артем
Контровский Владимир
Конан-Дойль Артур
Корнев Павел
Роллинс Джеймс