спасительницы мои - вот они, перед вами...
встревать не стали - пусть уж Софийка сама... А Софийку между тем как
будто устранили. Одна из зенитчиц, маленькая бойкая толстушка, низко
склоняясь над летчиком, напористо предлагала:
блестки приветливости запрыгали в глазах, даже широколицая та блондинка,
встретившая Софийку с издевкой, посмотрела теперь на незнакомку
подобревшим взглядом, как будто безмолвно извинялась за свои недавние
подозрения.
хотелось знать.
наступление, все в движении, каждый день прямо трещит под стремительным
натиском событий...
не оказалось, медсанбат их расположился где-то в Петропавловке, но туда-то
не близкий свет - еще километров да километров...
скомандовала тетка Василина, и зенитчиЦы рассмеялись, потому что
Петропавловка находилась как раз на востоке.
еще докрикивала, объясняла доброжелательно:
цирка... Это он и будет, медсанбат!..
встопорщились искромсанные шпалы, какая-то сатанинская здесь
машина-шпалорезка прошлась, повыворачивала тяжеленные колоды, поломала их,
как спички, и теперь торчат они, черные ощетинившиеся бревна, задранные
над насыпью... Насыпь прямо-таки ошеломила женщин своим видом, этим
вздыбившимся частоколом, ужаснула и подавила их самой бессмысленностью
разрушения.
ножом...
горестно:
выбрались опять на простор. Софийка сменила в упряжке тетку Василину, и
сани заскрипели дальше. Безбрежно, тоскливо... Шли молчаливые, шаря
взглядом по открытым снегам в поисках спасительного медсанбатовского
шатра. Однако впереди белела голая степь. Софийка, натужась в упряжке,
брала почти всю тяжесть лямки на себя,- теперь в супряге с дочкой мать и
впрямь почувствовала себя свободнее. В одном месте встретились им те, что
мины обезвреживают, затем набрела еще какая-то команда, кажется,
похоронная, бойцы в ушанках перекинулись с женщинами словом, спросили,
кого везут, и вновь снега да безлюдье, следы гусениц, закрученные лютыми
виражами, брошенные орудия, мертвые танки кособочатся, а дальше чудом
уцелевшие стога соломы то здесь, то там маячат среди полей у самого
горизонта.
девушка почувствовала себя уверенней, сама не знает отчего. Может, что
ошиблись в ней, не за ту сначала приняли? И сами же потом поняли, что
вышло неловко, обожглись девчата, промахнулись в своих подозрениях, видно,
сбивала их с толку Софийкина легкомысленная челочка, так игриво выпущенная
витком-колечком из-под платка на лоб,- об этом перед зеркальцем
позаботилась Софийка, отправляясь в путь... Кому не хочется быть красивой?
Пусть он запомнит ее если не очень уж смазливой, то все-таки и не
дурнушкой! Когда-нибудь, а вспомнит же, как свела его беда с молодой
степнячкой где-то на хуторе, хоть и незавидном, обшарпанном ветрами, но с
именем таким нежным, почти песенным - Синий Гай... И это колечко завитка
русого ему ведь нравилось, сам Софиике об этом говорил, а зенитчиц, должно
быть, как раз оно и склоняло к холоду с нею - холодок недоверия до
определенного момента явно ведь ощущался... А вот когда сказала им с
гневной гордостью: "Летчика везем!.." - как это их преобразило сразу! Да и
саму себя Софийка в ту минуту как будто увидела в ином свете, что-то
вознесло ее в собственных глазах. И вес благодаря ему. Еще острее здесь
постигла, какую надежную теперь она имеет защиту в лице этого, точно самой
судьбой посланного им летчика.- и защиту, и оборону от кого бы то ни было!
Пусть и недвижимый пока лежит на санях в своем глиняном гипсе, который
наложили ему хуторские целительницы, пусть и нелетный еще и даже неходячий
этот ваш сокол, но рядом с ним все вы можете чувствовать себя в
безопасности, никто вас не обидит, ничем не посмеет упрекнуть или унизить
необоснованно, даже если бы кто и отыскался такой...
то чувство, которое возникло между нею и Заболотным, чувство такое
волнующее, стыдливое и потаенное, что о нем никому и не догадаться, знают
об этом только двое, он и она.
человека, все время скользящего глазами по небу, по тому самому синему,
просторному, что когда-то было ему раем, а потом так безжалостно бросило в
осенние кураи, где он и кровью бы истек, если бы не подобрала его
глазастая синегайская детвора.
заблудились со своим летчиком среди снегов, не прошли мимо Петропавловки,
к тому же и прибыли как раз вовремя. Медсанбат уже свертывал свои палатки,
собирался перекочевывать дальше вслед за фронтом,- им просто
посчастливилось, что успели застать лекарей на месте. Приняли от них
Заболотного в жарко натопленном помещении школы, где валом навалено было
раненых, назначенных к эвакуации в тыл.
ним был безукоризненным, а увидев их глиняный гипс, старший из хирургов
даже улыбнулся, сказав, что это находчиво, остроумно, следовало бы
выписать патент на такое нововведение.
объяснил ему, а когда пришла пора прощаться, обратился к своим
спасительницам необычно серьезным тоном, без тени иронии:
жизнью ведь рисковали...
Кирилл Петрович, гвардии истребитель, вечный должник ваш...- И раненый
даже нахмурился, чтобы не выдать своего волнения.- Веселым запомните...
на Софийке. Она стояла как ночь.
кажется, так и брызнуть слезами.
планшете под штурманской картой, уже устаревшей теперь.
нарушение...
вспомни и посмотри, чем посмотри и вспомни...
неожиданно для всех, наклонясь к летчику. быстро, словно обжигаясь,
чмокнула его в щеку.
отпрянула прочь от летчика и стремглав ринулась к выходу. Не оглядываясь,
сбежала с крылечка школы, навстречу степной пустыне, белым снегам.
на душе.
простор.- Валенки совсем расползаются. А по этой расписке нам в сельсовете
хоть скидку на налог дадут?..
уже счастье...
одни, всем миром спасали...
Акунин Борис
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Быков Василий
Лукьяненко Сергей