Чтение 4–й страницы книги ~Чемодан~

одной хреновиной. Если уж зарядили поточную ли-
нию, то все. Будут теперь штамповать эти креповые
носки -- миллион пар в секунду...

Носки мы в результате поделили. Каждый из нас
взял двести сорок пар. Двести сорок пар одинаковых
креповых носков безобразной гороховой расцветки.
Единственное утешение -- клеймо "Мейд ин Финланд".

После этого было многое. Операция с плащами
"болонья". Перепродажа шести немецких стереоуста-
новок. Драка в гостинице "Космос" из-за ящика аме-
риканских сигарет. Бегство от милицейского наряда с
грузом японского фотооборудования. И многое другое.

Я расплатился с долгами. Купил себе приличную
одежду. Перешел на другой факультет. Познакомился
с девушкой, на которой впоследствии женился. Уехал
на месяц в Прибалтику, когда арестовали Рымаря и
Фреда. Начал делать робкие литературные попытки.
Стал отцом. Добился конфронтации с властями. По-
терял работу. Месяц просидел в Каляевской тюрьме.

И лишь одно было неизменным. Двадцать лет я
щеголял в гороховых носках. Я дарил их всем своим
знакомым. Хранил в них елочные игрушки. Вытирал
ими пыль. Затыкал носками щели в оконных рамах.
И все же количество этой дряни почти не уменьшалось.

Так я и уехал, бросив в пустой квартире груду
финских креповых носков. Лишь три пары сунул в
чемодан.

Они напомнили мне криминальную юность, первую любовь и старых друзей.
Фред, отсидев два года, разбился на мотоцикле "Чезет". Рымарь отсидел год и
служит диспетчером на мясокомбинате. Ася благополучно эмигрировала и
преподает лексикологию в Стэнфорде. Что весьма странно характеризует
американскую науку.

НОМЕНКЛАТУРНЫЕ ПОЛУБОТИНКИ

Я должен начать с откровенного признания. Ботинки эти я практически
украл...

Двести лет назад историк Карамзин побывал во Франции. Русские эмигранты
спросили его:

-- Что, в двух словах, происходит на родине?

Карамзину и двух слов не понадобилось.

-- Воруют, -- ответил Карамзин...

Действительно, воруют. И с каждым годом все размашистей.

С мясокомбината уносят говяжьи туши. С текстильной фабрики -- пряжу. С
завода киноаппаратуры -- линзы.

Тащат все -- кафель, гипс, полиэтилен, электромоторы, болты, шурупы,
радиолампы, нитки, стекла.

Зачастую все это принимает метафизический характер. Я говорю о совершенно
загадочном воровстве без какой-либо разумной цели. Такое, я уверен, бывает
лишь в российском государстве.

Я знал тонкого, благородного, образованного человека, который унес с
предприятия ведро цементного раствора. В дороге раствор, естественно,
затвердел. Похититель выбросил каменную глыбу неподалеку от своего дома.

Другой мой приятель взломал агитпункт. Вынес избирательную урну. Притащил
ее домой и успокоился. Третий мой знакомый украл огнетушитель. Четвертый
унес из кабинета своего начальника бюст Поля Робсона. Пятый -- афишную тумбу
с улицы Шкапина. Шестой -- пюпитр из клуба самодеятельности.

Я, как вы сможете убедиться, действовал гораздо практичнее. Я украл
добротные советские ботинки, предназначенные на экспорт. Причем украл я их
не в магазине, разумеется. В советском магазине нет таких ботинок. Стащил я
их у председателя

ленинградского горисполкома. Короче говоря, у мэра
Ленинграда.

Однако мы забежали вперед.

Демобилизовавшись, я поступил в заводскую мно-
готиражку. Прослужил в ней три года. Понял, что
идеологическая работа не для меня.

Мне захотелось чего-то более непосредственного.
Далекого от нравственных сомнений.

Я припомнил; что когда-то занимался в художе-
ственной школе. Между прочим, в той же самой,
которую окончил известный художник Шемякин. Ка-
кие-то навыки у меня сохранились.

Знакомые устроили меня по блату в ДПИ (Ком-
бинат декоративно-прикладного искусства). Я стал
учеником камнереза. Решил утвердиться на поприще
монументальной скульптуры.

Увы, монументальная скульптура -- жанр весьма
консервативный. Причина этого -- в самой ее мо-
нументальности.

Можно тайком писать романы и симфонии. Мож-
но тайно экспериментировать на холсте. А вот по-
пытаитесь-ка утаить четырехметровую скульптуру.
Не выйдет!

Для такой работы необходима просторная мас-
терская. Значительные подсобные средства. Целый
штат ассистентов, формовщиков, грузчиков. Короче,
требуется официальное признание. А значит -- пол-
ная благонадежность. И никаких экспериментов...

Побывал я однажды в мастерской знаменитого
скульптора. По углам громоздились его незавершен-
ные работы. Я легко узнал Юрия Гагарина, Маяков-
ского, Фиделя Кастро. Пригляделся и замер -- все
они были голые. То есть абсолютно голые. С до-
бросовестно вылепленными задами, половыми орга-
нами и рельефной мускулатурой.

Я похолодел от страха.

-- Ничего удивительного, -- пояснил скульп-
тор, -- мы же реалисты. Сначала лепим анатомию.
Потом одежду...

Зато наши скульпторы -- люди богатые. Больше всего они получают за
изображение Ленина. Даже трудоемкая борода Карла Маркса оплачивается не так
щедро.

Памятник Ленину есть в каждом городе. В любом районном центре. Заказы
такого рода -- неистощимы. Опытный скульптор может вылепить Ленина вслепую.
То есть с завязанными глазами. Хотя бывают и курьезы. В Челябинске,
например, произошел такой случай.

В центральном сквере, напротив здания горсовета, должны были установить
памятник Ленину. Организовали торжественный митинг. Собралось тысячи полторы
народу.

Звучала патетическая музыка. Ораторы произносили речи.

Памятник был накрыт серой тканью.

И вот наступила решающая минута. Под грохот барабанов чиновники местного
исполкома сдернули ткань.

Ленин был изображен в знакомой позе -- туриста, голосующего на шоссе.
Правая его рука указывала дорогу в будущее. Левую он держал в кармане
распахнутого пальто.

Музыка стихла. В наступившей тишине кто-то засмеялся. Через минуту
хохотала вся площадь.

Лишь один человек не смеялся. Это был ленинградский скульптор Виктор
Дрыжаков. Выражение ужаса на его лице постепенно сменилось гримасой
равнодушия и безысходности.

Что же произошло? Несчастный скульптор изваял две кепки. Одна покрывала
голову вождя. Другую Ленин сжимал в кулаке.

Чиновники поспешно укутали бракованный монумент серой тканью.

Наутро памятник был вновь обнародован. За ночь лишнюю кепку убрали...

Мы снова отвлеклись.

Монументы рождаются так. Скульптор лепит глиняную модель. Формовщик
отливает ее в гипсе. Потом за дело берутся камнерезы.

Есть гипсовая фигура. И есть бесформенная мраморная глыба. Необходимо,
как говорится, убрать все лишнее. Абсолютно точно скопировать гипсовый
прообраз.

Для этого имеются специальные устройства, так
называемые пунктир-Мишины. С помощью этих ма-
шин на камне делаются тысячи зарубок. То есть
определяются контуры будущего монумента.

Затем камнерез вооружается небольшим перфо-
ратором. Стесывает грубые напластования мрамора.
Берется за киянку и скарпель (нечто вроде молотка
и зубила). Предстоит завершающий этап, филигран-
ная, ответственная работа.

Камнерез обрабатывает мраморную поверхность.
Одно неверное движение -- и конец. Ведь строение
мрамора подобно древесной фактуре. В мраморе есть
хрупкие слои, затвердения, трещины. Есть прочные
фактурные сгустки. (Что-то вроде древесных сучков.)
Есть многочисленные вкрапленная иной породы. И так
далее. В общем, дело это кропотливое и непростое.

Меня зачислили в бригаду камнерезов. Нас было