Чтение 4–й страницы книги ~Дитя эпохи~

ибо наступила эра реактивной авиации.

Знаете ли вы, что такое запах аэродрома?

На аэродромах росла редкая желтая трава. Земля была в крупных масля-
ных пятнах. Взлетные полосы были грунтовыми, а иногда набирались из фи-
гурных железных полос с отверстиями, из которых торчала все так же колю-
чая трава.

Бортмеханик брался за узкую лопасть винта и поворачивал его на полто-
ра-два оборота. Летчик кричал из кабины: "От винта!" - и бортмеханик от-
бегал назад, забирался по железной лесенке в самолет, а затем втягивал
лесенку за собой и захлопывал дверцу.

Пропеллер начинал вращаться. За самолетом возникало желтое облако пы-
ли, в котором струилась аэродромная трава. Гром раскатывался вокруг. Са-
молет выруливал на полосу. Он ехал, мягко покачиваясь на дутиках и на
ходу шевеля элеронами, как бы разминая мышцы перед полетом. Потом он
взлетал, втыкаясь в небо с упрямым ревом.

В детстве я летал с отцом на многих марках военных бомбардировщиков и
транспортных самолетов. До сих пор названия "бостон", "Ту-4", "Ли-2",
"каталина" - волнуют мой слух. "Каталиной" назывался огромный гидросамо-
лет, который взлетал и садился на воду. Его пропеллеры были вынесены вы-
соко над плоскостями, чтобы не задевать воды. От этого "каталина" казал-
ся удивленным самолетом, у которого глаза вылезли на лоб.

Я стал физиком и знаю принцип реактивного движения. Но я не люблю ре-
активных самолетов и стараюсь на них не летать. В душе я не понимаю, как
может лететь самолет с дырками вместо пропеллеров. Действительность не
убеждает меня. Меня убеждает детство, от которого осталось в ладони ощу-
щение острой и теплой лопасти пропеллера.

Отец стал летчиком в те годы, когда зарождалась советская авиация. Он
учился на летчика в Севастополе и летал на фанерных самолетах, которые
вывозились из ангара лошадьми. На боку каждой лошади был написан номер,
соответствующий номеру самолета. Самолеты часто разбивались. У отца в
альбоме я видел групповую фотографию курсантов. Около трети группы были
помечены крестиками. Эти курсанты погибли еще до войны.

Отец тоже чуть не погиб до войны, но по другой причине. В тридцать
седьмом году его арестовали и объявили врагом народа. Два года он сидел
в тюрьме. Отец оказался врагом многомиллионного народа. Потом Ежова сме-
нили на Берию, в связи с чем отца выпустили и восстановили в звании и
должности. Те два года знакомые обходили маму стороной, и ей было никак
не устроиться на работу.

Если бы отца не выпустили, я мог бы не родится вообще, хотя мне в это
не верится. Мне кажется, что все, кто должен родиться, непременно рожда-
ются. Более того, если они рождаются, чтобы выполнить какое-нибудь дело
- они его выполняют несмотря ни на что.

Отец не любил вспоминать тридцать седьмой год. Об этом периоде я уз-
нал, когда мне было шестнадцать лет, то есть после Двадцатого съезда.

Дальше его судьба складывалась более или менее удачно. Он воевал,
имел много наград, дослужился до высоких званий и командовал разными
авиационными соединениями. Потом он вышел в отставку и вскоре умер от
инфаркта.

Ни я, ни брат не пошли по стопам отца.

И опять раздвоение души. Детство и юность прошли у меня в обстановке
военных городков, среди людей в форме, приказов и воинской субординации.
Я любил летчиков. Даже сейчас, встречая человека в военной форме, я гля-
жу на его погоны и радуюсь, замечая голубую окантовку. Мне кажется, что
летчики вылеплены из особого теста. Их спокойный и добродушный фатализм
восхищал меня. Обстановка в авиации в смысле воинской дисциплины и чино-
почитания всегда считалась и в действительности была более демократич-
ной, чем в других родах войск. Может быть, исключая флот.

И все же я с детства не взлюбил армию как систему. Я еще ничего не
понимал в жизни, а лишь ощущал огромный и точный в мелочах организм ар-
мии, остающийся бестолковым по самой своей сути.

Вероятно, я чего-то не усвоил, но сознание того, что миллионы людей
на земном шаре заняты тем, что учатся убивать друг друга все более эф-
фективно, - не умещается в моей голове. Если таковы исторические законы
развития, то я отказываюсь принимать глупость таких исторических зако-
нов.

На этом можно поставить точку в главе об отце.

Мой отец был хорошим летчиком и мудрым человеком. Он понимал больше,
чем я. Он отдал армии всю жизнь, и не его вина, что сын стал пацифистом.

Новое местожительство

Мы уехали из Москвы.

Мы ехали долго, через всю страну, и оказались во Владивостоке. Дальше
ехать было некуда. Там наша семья стала жить. Местожительство заслужива-
ет описания.

Это был специальный дом для воинских начальников. Он стоял на склоне
берега Амурского залива, а вернее, бухты Золотой рог. На центральную
улицу выходил лишь верхний третий этаж. Остальные этажи смотрели окнами
во двор, куда с улицы вели железная дверь и каменная лестница. Двор был
окружен железным зеленым забором.

За этим забором прошла моя юность.

Во дворе дома всегда стоял матрос-часовой с карабином. В полупод-
вальном помещении жила караульная команда во главе с мичманом. Матросы,
которые нас караулили, дружили с детьми воинских начальников, играли с
ними в футбол и другие игры. Служба не слишком их обременяла. Во дворе
жила также сторожевая овчарка.

Слева от подъезда, выходившего во двор, стояли гаражи, заполненные
черными машинами марки "ЗИМ", а справа росли деревья, и были площадки
для игр и забав детей. В доме насчитывалось около десятка детей разных
возрастов.

Дети не стеснялись своего происхождения. Они запросто обращались с
часовыми. Мичман заискивал перед детьми, опасаясь, что они могут пожало-
ваться отцам. Мои детские переживания значительно усилились в доме за
железным забором. Новые школьные товарищи определенно опасались заходить
ко мне. Правда, были среди них и такие, которым нравилась избранность, и
они, вероятно, гордились знакомством с высокопоставленными детьми. Но
они не нравились мне.

Только через год или два я привык к часовым, и меня перестало удру-
чать наше житье.

Любимым развлечением мальчишек двора было следующее. Вечерами мы
прокрадывались за гаражи к забору. Нашим главарем был десятиклассник
Витька, сын адмирала. В этом месте забор был деревянным, с узкими щелями
между досок. Он отгораживал двор от матросского клуба, где по субботам и
воскресеньям были танцы. Прильнув к щелям, мы наблюдали за темными алле-
ями и кустами, примыкавшими к забору. На аллеях стояли скамейки. В кус-
тах и на скамейках мы видели матросов в белых бескозырках. Матросы обни-
мали подруг. Когда какой-нибудь матрос, осмелев от темноты и дыхания
подруги, предпринимал решительные действия, Витька, а за ним и мы, начи-
нали свистеть и улюлюкать. Подруга вскакивала со скамейки, поспешно, оп-
равляя юбку, а злой матрос с ругательствами подбегал к забору, желая
вступить с нами в непосредственный контакт. Мы не убегали, потому что
забор был высоким, генералы и адмиралы были еще выше забора и часовой с
карабином охранял наши игры.

Покрутившись у забора и высказав все, что он о нас думает, матрос
бросался искать убежавшую подругу.

Наши действия казались нам остроумными.

Эти забавы увлекали меня в восьмом классе. Уже в девятом я ушел с ад-
миральского двора в народ.

Красный охотник

Но сначала о радиолюбительстве

В первое лето на Дальнем Востоке мы жили на казенной даче. Я еще не
определился в школу и занимался на даче техническими поделками. Я выпи-
ливал лобзиком фигурные палочки из фанеры. Работа требовала терпения, но
не удовлетворяла результатами. Что-то было в этом несерьезное.

Рядом с дачным поселком стояла авиационная часть. Она входила в под-
чинение отцу. Я побывал там и зашел в мастерские. Обилие инструментов,
приборов и деталей поразило меня. Мне страшно захотелось заниматься ра-
диолюбительством. В те годы оно было популярно.

Я обложился журналами "Радио" и брошюрами типа "Как самому сделать
радиоприемник". Между прочим, радиоприемник у меня был. Но оказалось,
что радиоприемник, сделанный своими руками, отличается от купленного в
магазине так же, как собственный глаз от вставного.

Теорию я усвоил сносно, но практика давалась сложнее. Нужно было нау-
читься паять, гнуть железо, сверлить, наматывать катушки, дроссели и
трасформаторы, клеить каркасы, производить монтаж - и еще многому друго-
му.

Отец попросил старшину из мастерских приходить к нам на дачу и обу-
чать меня практическому радиолюбительству.

Тогда я не подумал, что просьба начальника - это приказ. Мне показа-
лось естественным, что по вечерам к нам на дачу стал приходить усатый
старшина-сверхсрочник, который знал все о радио.

Впрочем, он сам, кажется, был доволен таким оборотом дела. Отец в
скором времени помог ему с жильем. У старшины была семья.

Я до сих пор не знаю, как относиться к взаимным услугам. Казалось бы,
это естественнейшая вещь. Люди, по-доброму относящиеся друг к другу, де-
лают то, что в их силах. В силах старшины было обучить сына начальника
техническим навыкам. В силах начальника было дать старшине жилплощадь.

Я уверен, что мой добрый старшина ни о чем не просил. Отец сделал
сам.

От старшины я узнал массу интересных и полезных вещей. Мы собирали
приемник прямого усиления. Списанные детали приносил старшина. Однако
почти все, включая шасси и силовой трансформатор, я сделал своими рука-