от мамы, от отца, деда, прадеда, от собственной, как говорит Крившин,
крови, а Настя уже ставила вопрос на голосование: ну что? будем считать
г'гажданина необ'гезанным ев'гейчиком? Конечно! завопили дамы, словно
снова в ворота влетела шайба. Раз он сам этого захотел! Раз ему ев'гей-
чиком больше н'гавится - пусть! пусть! Единогласно, резюмировала Настя и
начала излагать постыдную мою историю: как заказал я через знакомых вы-
зов, как стал проситься к вымышленному этому Шлоиму бен Цви, как
единственного сына, Митеньку, решил кинуть на произвол судьбы - и тут в
капитановых руках оказался кружевной платочек, и у дам по платочку - от-
куда они их повытаскивали? из влагалищ, что ли, или из прямых кишок? - а
только запахло духами, отдающими серою, и дамы завсхлипывали, засморка-
лись, запричитали: Митенька, Митенька, маленький Митенька, бедненький
Митенька, бледненький Митенька, Митя несчастненький, Митя уж-жас-
ненький!.. - словно кому-то из них и впрямь было дело до маленького мое-
го мальчика - не на р-равных! играют с волками! егеря! но не дрогнет ру-
ка! обложив нам! дорогу флажками! бьют уверенно! на-вер-р-р-р-ня-ка! Да,
товарищи, продолжила Настя, на произвол жестокой судьбы! Жестокой! заго-
лосили дамы. Ой как жестокой! Без папочки! Сироткою! В нищете! И нет,
чтобы оставить младенчику денюжку на яблочки, на молочко, этот ев'гей,
этот, с позволения сказать, отец-подлец выманил у бывшей своей жены - не
знаю уж, как: видно, пользуясь мягкостью женского нашего сердца, и капи-
тан Голубчик помяла ладошкою левую грудь, выманил у нее бумажку об отка-
зе от алиментов, и если б нам не просигнализировали, а мы, в свою оче-
редь, не проявили соответствующей случаю бдительности, бедный сиротка,
Митенька (тут снова пахнуло серными духами, снова возникли кружевные
платочки), бедненький Митенька мог бы оказаться в цветущей нашей стране
совсем без молочка и совсем без яблочков! и Настя буквально захлебнулась
в рыданиях. Ай-ай-ай, закачали головами дамы. Ох-хо-хо! запричитали,
ц-ц-ц! зацокали. Без молочка! без яблочков! И он хочет, пусть даже и
ев'гейчик, чтобы после этого мы его отпустили?! патетически воскликнула
унявшая рыдания капитан. Он на это надеется?!
руха, соратница Ильича, мать ее за ногу! вот если бы не-е было
Ми-и-итеньки - тогда другая картина, тогда катитесь, г'гажданин ев'гей-
чик на все четы'ге сто'гоны, 'гожайте там себе крохотных аб'гамчиков и
не мешайте ст'гоить светлое завт'га! Как же! завопила одна молоденькая.
Родит он там! У него ж вон смотрите: не стоит!.. Или уж алименты запла-
тите, все сполна, до совершеннолетия, четырнадцать тысяч согласно сред-
нему заработку и двадцать четыре копеечки! подкинула реплику ЗАГСовая
поздравляльщица - с лентой между грудями. Да где он их возьмет, четыр-
надцать-то тысяч?! понеслось со всех сторон. В подаче! Без работы! Поби-
рушка нищая! И в долг ему никто не поверит, изменнику родины! Ев'гейчику
необ'гезанному!..
взять мне было неоткуда: я, дурак, понадеялся на альбинино слово и зате-
ял отъездную галиматью, а Альбина, вишь, забрала отказ от алиментов об-
ратно! - и тут словно открытие совершая, словно эврику крича, выскочила
самая юная девочка, та, двенадцати или тринадцати лет, с едва наливающи-
мися грудками, с еле заметным рыжим пушком внизу живота - выскочила и
отбарабанила заранее заученный текст: так ведь он же, коль едет, сыноч-
ка-то все равно больше не увидит, разве на том свете. Сыночек-то для не-
го и так точно мертвенький! Конечно! уверенно подтвердила Настя. Точно
мертвенький. Дело техники, и, повысив голос, скомандовала в сторону две-
рей: давай, дядя Вася! клиент - готовый!
ли дамы, я заметил, как все они напряглись в этот момент, поджались,
задрожали внутренней дрожию, некоторые потянулись за бокалами - и тут
растворились двери, и дядя Вася в белом - заправский санитар - халате
вошел, копытом постукивая, в руках стерилизатор держа: небольшой такой,
знаете, в каких шприцы кипятят для уколов, возьми, произнес добродуш-
но-приказательно и открыл крышку. В стерилизаторе лежал медицинский
скальпель, ужасно похожий на тот, каким я собирался в крайнем случае за-
резать капитана Голубчик (труп - в клубничную грядку!), может, даже и
тот самый, извлеченный из бардачка логова, и я вдруг, припомнив давеш-
нюю, у гардероба, настину фразу про младенчика, уже, кажется, начал до-
гадываться, в чем дело, что за цели маскировали дамы бардаком своим ску-
ловыворачивающим - и действительно: в другом, рядом с камином, конце за-
ла оказались еще одни двери, и за ними открылась, белизною и бестеневым
светом сияя, операционная, и дамы, обступив, повлекли меня туда. На вы-
соком столе, под простынкою, сладко спал Митенька, и шейка его вымазана
была йодом, как для операции дифтерита, а дамы шептали в уши со всех
сторон: он под наркозом, он и не почувствует, он ведь для тебя все равно
как мертвенький! мертвенький! мертвенький! ты ж не торгуясь собирался
платить, не торгуясь! а дядя Вася мягко, но настойчиво совал и совал
скальпель мне в руку.
прикрыл глаза, и глупая моя, бессмысленная, непроизводительная и бес-
перспективная жизнь промелькнула в памяти, а воображение подкидывало за-
манчивые американские картинки: всякие там конвейеры, заполненные новей-
шими моделями автомобилей, крохотные фабрички и лаборатории с полной
свободою творчества, эксперимента - и уже ощутила сжимающаяся моя ладонь
теплый после кипячения металл рукоятки зловещего инструмента, как вдруг
на одном из воображенных конвейеров почудились вместо автомобилей метлы,
такие точно, как стояли в соседней комнате, у камина, и я вспомнил слова
Крившина, что техническая мощь человека - дело пустое, суетное,
дьявольское, что все это гордыня, морок, обман - я никогда с ними не
соглашался прежде, спорил до посинения, а тут, метлы эти поганые увидев,
поверить не поверил, а все-таки скальпель отбросил с ужасом, схватил Ми-
теньку на руки и побежал из операционной, из кинозала, из домика на Са-
довом, и, помню, страшно мне было, что вот, не откроются двери, что дамы
припрут меня к стенке, что лезвие, опрометчиво выпущенное из рук, ока-
жется в следующую секунду между моих лопаток - тот, которому я! предназ-
начен! улыбнулся! и поднял! р-ружье! - впрочем, что уж - пусть и окажет-
ся - все равно тупик, полный, безвыходнейший, проклятый тупик - однако,
похоже, насильно никто нас здесь держать не собирался: двери открылись и
одна, и другая, и третья тоже, и я, сам не заметив как, оказался на ули-
це с пустой простынкою. Митенька растаял по дороге: естественно, ничего
другого не следовало и ожидать: настоящий, разумеется, спит преспокойно
в своей кроватке, а этот - символ, наваждение, морок. Гип-ноз!
я и забыл об этом, а сейчас, на морозе, вспомнилось поневоле: голый, как
и они! но пути назад не существовало, дверь захлопнулась, кода я не знал
и - без ключей - вынужденно высадил кулаком стекло-триплекс логова -
кровь прямо-таки брызнула из руки - открыл изнутри дверцу, вырвал из-под
панели провода, зубами (скальпеля в бардачке не оказалось!) ободрал изо-
ляцию, скрутил медь - только искры посыпались - и погнал машину по ноч-
ному пустынному Садовому: мимо американского посольства, мимо МИДа, мимо
Парка Культуры имени Отдыха! Мерзлый дерматин сиденья впивался в тело,
крупа хлестала сквозь выбитое стекло, кровь лилась, пульсировала, липла
на бедрах, но, главное: разворачиваясь, я заметил, как из трубы, одна за
другою, высыпали на метлах мои дамы, не все, но штук пятнадцать или даже
двадцать! - и полетели за мной, надо мною, вслед, вдоль, над Садовым,
через Москву-реку - и я понял, что, добровольно явившись в маленький до-
мик, уже никогда не отделаюсь от ведьминого эскорта, и будет он сопрово-
ждать меня до самых последних дней.
привычно-абстрактно, как некое сочетание звуков, на которое следует от-
зываться или произносить при знакомстве - до самых последних дней эмоци-
ональный смысл имени, его значение все еще довлели! И тут я ловлю себя
на том, что рассказываю о Водовозове как о покойнике, только что не при-
бавляю: царствие ему небесное. А оно ведь и на деле едва ли не так: уез-
жают-то безвозвратно, и мир по ту сторону государственной границы стано-
вится миром натурально потусторонним, откуда вестей к нам, простым невы-
ездным смертным, доходит не больше, чем при столоверчении и прочих спи-
ритических штуках, и встретиться с его обитателями можно надеяться,
только переселившись со временем туда, а для тех, кто ехать не собирает-
ся, так даже уже не туда, а Туда с большой буквы, во всамделишные, так
сказать, эмпиреи, если они есть - другой надежды нынешние порядки, пожа-
луй, и не оставляют. И должен ли я теперь казниться, что всеми силами,
всеми средствами, казавшимися мне действенными, хоть, может, и не Бог
весть как нравственными, препятствовал волкову переселению: ведь мы
всегда стараемся спасти самоубийцу, хоть спасение это, вроде, и идет
против его воли? Не знаю, нет! право же - я не знаю, не знаю ровным сче-
том ничего!
мало смешные формы: например, стопятидесятисильный самодельный свой ав-
томобиль (который вот уже четвертый год - с отъезда хозяина - мертво
ржавеет под моими окнами) упорно звал логовом и даже не поленился сло-
вечко выфрезеровать из легированной стали и укрепить на капоте - но,
сколько бы подобным номерам я ни улыбался, в неизменной преданности Во-
довозова имени мне всегда слышался и некий трагический серьез. Надрываю-
щийся голос барда, кровь на снегу и пятна красные флажков - все это было
безусловно и неподдельно водовозовским. Прямой связи тут, конечно, не
отыскать
могли позволить себе где-нибудь в России, в степях, в Воронежской, к
примеру, или Тамбовской области, где зверь редок, а в Ново-Троицком от
волков скорее оборонялись (однажды ночью Водовозов возвращался с отцом в