сумасбродных затеях, лучше занялся бы детьми, -- отвечала она.
-- Ты только погляди на них, ведь они брошены на произвол
судьбы, словно щенята какие.
посмотрел в окно и увидел в залитом солнцем поле двух босых
ребятишек, ему показалось, что они возникли из небытия в эту
самую минуту, вызванные заклятием Урсулы. Тогда что-то важное и
таинственное произошло внутри его, вырвало его с корнем из того
времени, в котором он жил, и увлекло в плавание по
неисследованными водам воспоминаний.
-- не покинет теперь до конца дней своих, Хосе Аркадио Буэндиа
продолжал удивленно разглядывать сыновей, наконец глаза его
увлажнились, он провел по ним тыльной стороной руки и издал
глубокий вздох отречения.
ящиков.
была квадратная голова, лохматая шевелюра и своевольный
характер отца. Но хотя он отличался такой же физической силой и
обещал вырасти таким же великаном, как его родитель, было уже
очевидно, что он лишен отцовского воображения. Он был зачат и
появился на свет во время трудного похода через горы, перед
основанием Макондо, и родители вознесли хвалу Господу,
убедившись, что у ребенка нет никаких признаков животного.
Аурелиано, первому человеческому существу, родившемуся в
Макондо, должно было в марте исполниться шесть лет. Мальчик был
молчалив и замкнут. В животе у матери он плакал и родился с
открытыми глазами. Пока перерезали пуповину, он вертел головой
из стороны в сторону, как бы изучая предметы в комнате, и
разглядывал лица окружающих с любопытством и безо всякого
страха. Потом, уже не проявляя интереса к тем, кто подходил
посмотреть на него, он сосредоточил свое внимание на крыше из
пальмовых листьев, которая каждую минуту грозила обрушиться под
потоками низвергавшегося на нее ливня. Урсула вспомнила этот
напряженный взгляд в тот день, когда трехлетний малыш Аурелиано
вошел в кухню и она при нем перенесла с плиты на стол горшок с
кипящим супом.
"Сейчас упадет". Горшок твердо стоял на самой середине стола,
но, как только мальчик произнес эти слова, начал неудержимо
сдвигаться к краю, будто подталкиваемый внутренней силой, затем
упал на пол и разбился вдребезги. Встревоженная Урсула сообщила
об этом происшествии своему мужу, однако тот не усмотрел в нем
ничего особенного. Так случалось всегда: Хосе Аркадио Буэндиа
не интересовался жизнью своих сыновей -- отчасти потому, что
считал детство периодом умственной незрелости, отчасти потому,
что был с головой погружен в свои вздорные увлечения.
ему распаковать приборы лаборатории, Хосе Аркадио Буэндиа стал
отдавать сыновьям свои лучшие часы. В уединенной каморке, стены
которой чем дальше, тем больше покрывались невероятными картами
и фантастическими чертежами, он учил детей чтению, письму,
счету и рассказывал им о чудесах мира, опираясь не только на те
познания, которыми располагал, но и широко используя
безграничные возможности своего воображения. Вот откуда дети
усвоили, что на южной оконечности Африки живут умные и
миролюбивые люди, они только и делают, что сидят и размышляют,
а Эгейское море можно пересечь пешком, прыгая с острова на
остров до самого порта Салоники. Эти вечерние беседы, полные
разных небылиц, так прочно отпечатались в памяти мальчиков, что
много лет спустя за секунду до того, как офицер
правительственных войск скомандует солдатам "пли!", полковник
Аурелиано Буэндиа, стоя у стены, снова переживет в своей душе
тот теплый мартовский вечер, когда его отец прервал урок по
физике, да так и замер с поднятой рукой и остановившимся
взглядом, заслышав вдали флейты, барабаны и тамбурины
цыганского табора, который снова прибыл в деревню, оповещая
всех о последнем потрясающем открытии мудрецов Мемфиса.
говорящие только на своем языке, -- великолепные представители
цыганского племени, с умащенной маслами кожей и ловкими руками;
они наполнили улицы шумным, беспорядочным весельем, музыкой и
танцами, принесли с собой разноцветных попугаев, распевающих
итальянские романсы, курицу, которая под звуки бубна несла
золотые яйца (не меньше сотни за раз), ученую обезьяну, которая
угадывала мысли, сложную машину, предназначенную как для
пришивания пуговиц, так и для понижения жара у больных,
средство для забвения неприятных воспоминаний, пластырь,
помогающий скоротать время, и еще тысячи других выдумок, таких
искусных и необычайных, что Хосе Аркадио Буэндиа с
удовольствием изобрел бы машину памяти, чтобы удержать их все в
голове. В одно мгновение облик деревни совершенно изменился.
Оглушенные ярмарочным столпотворением, жители Макондо рисковали
теперь заблудиться на своих собственных улицах.
минуту наталкиваясь то на шарлатана-лекаря с зубами, покрытыми
золотой броней, то на шестирукого фокусника, задыхаясь от
смешанного запаха навоза и сандала, исходящего от этого скопища
людей, Хосе Аркадио Буэндиа метался как безумный, разыскивая
повсюду Мелькиадеса, чтобы тот посвятил его в бесчисленные
тайны этого сказочного сновидения. Он спрашивал о Мелькиадесе у
цыган, но они не понимали его языка. Наконец он добрался до
того места, где Мелькиадес обычно раскидывал свой шатер, теперь
там сидел грустного вида армянский цыган и твердил по-цыгански
заклятие, делающее человека невидимым. Цыган только что выпил
залпом стакан неизвестного напитка янтарного цвета, когда Хосе
Аркадио Буэндиа протолкался через толпу зрителей, восхищенно
взирающих на происходящее, и смог задать свой вопрос. Цыган
обволок его удивленным взглядом и тут же превратился в
зловонную, дымящуюся лужицу смолы, над которой еще звучал его
ответ: "Мелькиадес умер". Ошеломленный этой новостью, Хосе
Аркадио Буэндиа застыл на месте и стоял, пытаясь совладать со
своим горем, пока привлеченные другими фокусами зрители не
разошлись, а лужица, оставшаяся от грустного армянского цыгана,
не улетучилась до последней капли. Потом уже кто-то из цыган
подтвердил, что Мелькиадес скончался от малярии в болотах
Сингапура и тело его было сброшено в море около Явы, на самой
большой глубине. Детей это известие не заинтересовало. Они
тянули отца поглядеть на новое изобретение мудрецов Мемфиса, о
котором гласила вывеска на одном из шатров, принадлежавшем
раньше, если верить написанному, царю Соломону. Мальчики так
приставали, что Хосе Аркадио Буэндиа заплатил тридцать реалов и
вошел с ними в шатер, где бритоголовый великан с обросшим
шерстью телом, медным кольцом в ноздре и тяжелой железной цепью
на щиколотке сторожил сундук, похожий на те, в которых пираты
хранят свои сокровища. Когда великан поднял крышку, из сундука
потянуло пронизывающим холодом. Внутри не было ничего, кроме
огромной прозрачной глыбы, набитой несметным числом белых
иголок; упав на них, вечерний свет разлетелся на тысячи
разноцветных звезд.
от него немедленного объяснения, он решился и пробормотал:
глыбе, однако великан отстранил его руку. "Еще пять реалов, и
тогда трогайте", -- сказал он. Хосе Аркадио Буэндиа заплатил
пять реалов, положил ладонь на лед и держал ее так несколько
минут; и сердце его, соприкоснувшееся с тайной, сжалось от
страха и восторга. Не зная, как объяснить это необыкновенное
чувство детям, он заплатил еще десять реалов, чтобы они сами
его испытали. Маленький Хосе Аркадио отказался трогать.
Аурелиано, напротив, смело нагнулся и положил руку на лед, но
сразу же отдернул ее. "Это кипит", -- испуганно воскликнул он.
Отец даже не обратил на него внимания. Опьяненный очевидностью
чуда, он забыл в ту минуту и о крушении своих бредовых затей, и
о брошенном на съедение кальмарам трупе Мелькиадеса. Заплатив
еще пять реалов, Хосе Аркадио Буэндиа торжественно возложил
руку на глыбу, как свидетель, дающий показания в суде, кладет
ее на Библию, и воскликнул:
прабабка Урсулы Игуаран была так напугана тревожным звоном
колоколов и громом пушечных выстрелов, что не совладала со
своими нервами и села на топившуюся плиту. При этом прабабка
получила столь сильные ожоги, что навсегда сделалась
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Пехов Алексей