Чтение 4–й страницы книги ~Тени в раю~

- Замолчи, Курт. Не надо.

- Ладно. - Лахман поколебался секунду. Потом желание излить душу
победило. Он развернул светло-голубую папиросную бумагу. - Маленький кусочек
оливкового дерева из Гефсиманского сада. Подлинность заверена официально.
Неужели и это не подействует? - Лахман не отрываясь смотрел на меня
умоляющим взглядом.

- Конечно, подействует. А бутылки иорданской воды у тебя не найдется?

- Нет.

- Тогда налей.

- Что?

- Налей воды в бутылку. В вестибюле есть кран. Подмешай немного пыли,
чтобы выглядело естественно. Никто ведь ничего не заподозрит, у тебя уже
есть нотариально заверенные четки и оливковая ветвь. Не хватает только
иорданской водицы. [18]

- Не наливать же ее в водочную бутылку!

- Отчего нет! Соскребем наклейку! У бутылки достаточно восточный вид.
Твоя пуэрториканка наверняка не пьет водку. В лучшем случае ром.

- Она пьет виски. Странно, правда?

- Нет.

Лахман задумался.

- Бутылку надо запечатать - так будет правдоподобнее. У тебя есть сургуч?

- Еще чего захотел? Визу и паспорт? Откуда у меня сургуч?

- У человека бывают самые неожиданные вещи. Я, например, много лет таскал
с собой кроличью лапку, и когда...

- Может, у Меликова найдется?

- Верно! Он постоянно запечатывает посылки. Как я сам не додумался!

Лахман, хромая, отчалил.

Я откинулся на спинку кресла. Было почти темно. Тени и призраки умчались
на вечернюю улицу сквозь светлый дверной проем. В зеркале напротив
тускло-серое пятно тщетно пыталось приобрести серебристый блеск. Плюшевые
кресла стали лиловыми, и на мгновение мне показалось, что на них запеклась
кровь. Очень много крови. Где я видел столько крови?.. Кровь на трупах в
маленькой серой комнате, за окнами которой полыхал невиданный закат. И от
этого все предметы потеряли свою яркость и стали как бы грязными -
серо-черными и темно-бурыми, почти лиловыми. Все приобрело эти цвета, даже
человек у окна. Внезапно он повернул голову, и на него упали лучи заходящего
солнца: одна половина лица стала огненной, другая - оказалась в тени. И тут
раздался голос, неожиданно высокий, писклявый. "Продолжаем! Следующий", -
произнес он с легким саксонским акцентом.

Я повернулся и опять щелкнул выключателем. Прошло много лет, прежде чем я
научился спать без света. И стоило мне заснуть, как я тут же в испуге
вскакивал, [19] меня будили омерзительные сны. Даже теперь я с большой
неохотой выключал по ночам свет и не любил спать один.

Я поднялся и вышел из холла. Лахман стоял с Меликовым у маленькой
конторки возле входа.

- Все в порядке, - торжествующе сказал Лахман. - Взгляни! У Владимира
нашлась старая русская монетка, мы припечатаем ею пробку. Древнеславянская
вязь. Кто усомнится, что воду в эту бутылку не налили греческие монахи из
монастыря на реке Иордан?

Сургуч капал на пробку. При свече, которая стояла рядом, он казался
светло-красным.

Что со мной творится, думал я. Ведь все уже позади! Я спасен! Там на
улице бурлит жизнь! Спасен! Разве я спасен? Разве я действительно убежал от
них? И от теней тоже?

- Пойду прогуляюсь немного, - сказал я. - В голове у меня каша из
английских слов! Надо проветриться. Servus!(1)

Когда я вернулся, Меликов уже приступил к своим обязанностям. В этой
гостинице он совмещал множество различных должностей - работал дневным
портье, иногда ночным и одновременно выполнял всякие мелкие поручения. В эту
неделю он был ночным портье.

- Где Лахман? - спросил я.

- Наверху, у своего предмета.

- Ты веришь, что сегодня ему улыбнется счастье?

- Нет. Она поведет его и мексиканца ужинать. Платить будет Лахман. Всегда
он был такой?

- Да. Только более везучий. Утверждает, что стал интересоваться калеками
и увечными лишь после того, как начал хромать. Раньше у него был нормальный
вкус. Быть может, он так деликатен, что стыдится красивых женщин. Кто
знает...

В дверь проскользнула чья-то тень. То была тонкая, высокая женщина с
маленькой головкой. На ее бледном лице выделялись серые глаза, волосы у нее
были русые и казались крашеными. Меликов встал.
-----------------------------------------(1) Привет! (лат.) [20]

- Наташа Петрова(1), - сказал он. - Давно вы вернулись?

- Две недели назад.

Я тоже встал. Женщина была почти одного роста со мной. В темном
облегающем костюме она выглядела очень худой. Говорила она как-то чересчур
торопливо, и голос у нее был, пожалуй, слишком громкий и словно прокуренный.

- Рюмку водки? - спросил Медиков. - Или виски?

- Водки. Один глоток. Мне пора идти фотографироваться.

- В такой поздний час?

- Да, на весь вечер. Фотограф свободен только по вечерам. Платья и шляпы.
Маленькие шляпки. Совсем крохотные.

Только сейчас я заметил, что Наташа Петрова была в шляпке без полей, до
крайности воздушной и надетой слегка набок.

Медиков ушел за водкой.

- Вы не американец? - спросила девушка.

- Нет, немец.

- Ненавижу немцев.

- Я тоже, - согласился я.

Она взглянула на меня с изумлением.

- Я не говорю о присутствующих.

- И я тоже.

- Я - француженка. Вы должны меня понять. Война...

- Понимаю, - сказал я равнодушно. Уже не в первый раз меня делали
ответственным за преступления фашистского режима в Германии. И постепенно
это перестало трогать. Я сидел в лагере для интернированных во Франции, но
не возненавидел французов. Объяснять это, впрочем, было бесполезно. Тот, кто
умеет только ненавидеть или только любить, - завидно примитивен.

Медиков принес бутылку и три очень маленькие рюмки, которые налил
доверху.

- Я не хочу, - сказал я.

- Обиделись? - спросила девушка.

- Нет. Просто мне сейчас не хочется пить.
-----------------------------------------(1) В оригинале: "Наташа Петровна".
[21]

Медиков ухмыльнулся.

- Ваше здоровье(1), - сказал он и поднял рюмку.

- Напиток богов! - Девушка залпом осушила свою рюмку.

Я почувствовал себя дураком: зря отказался от водки, но теперь уже было
поздно.

Медиков поднял бутылку.

- Еще по одной, Наталья Петровна?

- Mersi (2), Владимир Иванович, хватит! Пора уходить. Au revoir (3). -
Она крепко пожала мне руку. - Au revoir, monsieur.

- Au revoir, madame.

Медиков пошел ее проводить. Вернувшись, он спросил:

- Она тебя разозлила?

- Нет.

- Не обращай внимания. Она всех злит. Сама того не желая.

- Разве она не русская?

- Родилась во Франции. Почему ты спрашиваешь?

- Я довольно долго жил среди русских эмигрантов. И заметил, что их
женщины из чисто спортивного интереса задирают мужчин куда чаще, чем
рекомендуется.

Меликов осклабился.

- Не вижу здесь ничего худого. Иногда полезно вывести мужчину из
равновесия. Все лучше, чем по утрам с гордым видом начищать пуговицы на его
мундире и надраивать ему сапоги, которыми он будет потом топтать ручонки
еврейских детей.

- Сдаюсь! Сегодня немецкие эмигранты здесь не в чести. Налей-ка мне лучше
водки, от которой я только что отказался.

- Хорошо.

Меликов прислушался.

- Вот и они!

По лестнице спускались двое. Я услышал необыкновенно звучный женский
голос. Это были пуэрториканка и Лахман. Она шла немного впереди, не обращая
-----------------------------------------(1) В оригинале: "Здрасьте".

(2) Спасибо (франц).

(3) До свидания (франц.). [22] внимания на то, следует ли он за ней. И не
хромала. По ее походке не было заметно, что у нее протез.

- Сейчас поедут за мексиканцем, - прошептал Меликов.

- Бедняга Лахман, - сказал я.

- Бедняга? - удивился Меликов. - Нет, он просто хочет того, чего у него
нет.

- Единственное, что нельзя потерять. Правда? - Я засмеялся.

- Бедняга тот, кто больше ничего не хочет.

- Разве? - сказал я. - А я полагал, что тогда становишься мудрецом.

- У меня другое мнение. Что с тобой сегодня случилось? Нужна женщина?

- Обычно эмигранты норовят быть вместе. А тебе, по-моему, ни до кого нет