песчаника, но с вделанными в них досками из мрамора, серого сиенита или
черного шведского гранита. Они уже недоступны для человека, жившего трудами
рук своих. В данном случае наша клиентура - мелкие торговцы, фабричные
мастера, ремесленники, владеющие собственной мастерской, и, разумеется,
вечный неудачник - мелкий чиновник, честный пролетарий в стоячем воротничке,
который всегда должен казаться более значительной особой, чем на самом деле,
причем совершенно неизвестно, каким образом в наши дни он еще ухитряется
существовать, ибо повышение его заработной платы каждый раз происходит
слишком поздно.
них следуют солидные, глыбообразные памятники из гранита и мрамора. Сначала
- те, у которых отполирован только фасад, а бока, задняя сторона и весь
цоколь не обработаны и бугристы. Эта категория предназначена для
состоятельных людей среднего достатка - для работодателей, дельцов, более
крупных коммерсантов и, разумеется, для тех же неудачников чиновников, но
повыше рангом, ибо они, так же как и мелкота, должны посмертно истратить
больше, чем зарабатывали при жизни, лишь бы сохранить декорум.
отполированный со всех сторон, и черный шведский гранит. Тут уже нет ни
бугристых поверхностей, ни необработанной задней стороны, все доведено до
полного блеска, все части одинаковы, видно их или не видно, даже цоколи,
причем бывает не один, а два, иногда и скошенный третий; но шедевры в
подлинном смысле слова венчает еще и статный крест из того же материала.
Разумеется, такая штука предназначена в наше время только для богатых
крестьян - владельцев крупных реальных ценностей, спекулянтов и ловких
дельцов, зарабатывающих на долгосрочных векселях и живущих за счет
государственного банка, который все оплачивает, выпуская новые и новые не
обеспеченные золотом денежные знаки.
который еще четверть часа назад считали собственностью фирмы. Вон он стоит,
черный и блестящий, как новенький лакированный автомобиль, его овевают
ароматы весны, к нему склоняются грозди цветущей сирени, он похож на важную,
холодную и бесстрастную даму, которая еще несколько часов будет непорочна, а
затем на девственном животе ее выгравируют латинским позолоченным шрифтом -
по восемьсот марок за букву - имя владельца хутора Генриха Фледерсена.
Прощай. Поэту вечно будет непонятно, что даже красота, отмеченная
совершенством, подвластна, как и все, законам рока и также смертна!
Счастливого пути! Отныне ты станешь бесстыдной рекламой для души скупердяя
Фледерсена, который отнимал у бедных городских вдов последние банкноты в
десять тысяч за непомерно дорогое фальсифицированное масло - вернее,
маргарин, не говоря уже о зверских ценах на шницеля, свиные отбивные и
жареную телятину! Счастливого пути!
"Валгаллу"! Или тебе непременно надо сначала приобрести галстук?
полудня не меняется. С двенадцати часов дня до утра понедельника валюта
остается стабильной. А, собственно, почему? Должно быть, тут кроется
какой-то огромный подвох. Почему марка в конце педели не падает? Господь Бог
ее удерживает, что ли?
картошкой, огурцами и салатом. Я видел меню, когда шел из банка.
прав! Кто пытается вникнуть глубже, тот пропал. Пойдем позлим Эдуарда
Кноблоха!
ее владелец, жирный великан в коричневом парике, облаченный в черный сюртук
с развевающимися при движении фалдами. Завидев нас, он делает такую гримасу,
словно, лакомясь седлом косули, попал зубом на дробинку.
нынче погодка! Вызывает бешеный аппетит!
для всего.
обеды исключительно полезны для здоровья.
новейшим научным данным, излишек мяса...
схватили за одно место.
что поделывает поэзия?
поэт; но так легко ему от меня не отделаться.
нет.
окончательно просияв. - Господа еще только кушают суп. Может быть, вам
сегодня больше повезет в "Альтштедтергоф" или в ресторане вокзальной
гостиницы? Говорят, там кормят довольно прилично.
Эдуард. Но мы будем бороться за гуляш, хотя бы нам пришлось ждать целый час.
Гуляш - эта "гвоздь" меню "Валгаллы".
тут же весь разбирают. А может, вы желаете немецкий бифштекс? Вы можете его
скушать, не отходя от стойки.
самого пришлось изрубить на кусочки.
столик.
рыжий, с элегантной дамой. Сейчас он встал и машет нам рукой. Это мой
друг Вилли. Присылай кельнера, мы сделаем заказ.
Мы устремляемся к Вилли.
у него можно было обедать по абонементу. Купишь книжечку с десятью талонами
- и каждый обед обходится немного дешевле. Эдуард ввел когда-то эти
книжечки, чтобы поднять популярность своего ресторана. Но за последние
недели лавина инфляции перечеркнула все его расчеты; и если стоимость
первого обеда по такой книжечке еще в какой-то мере соответствовала ценам,
установленным на данный момент, то, когда наступало время десятого, курс
успевал уже резко упасть. Поэтому Эдуарду пришлось отказаться от системы
абонементов: он слишком много при этом терял. Но тут мы поступили весьма
предусмотрительно. Прослышав заблаговременно о его планах, мы полтора месяца
тому назад всадили все деньги, полученные за один из памятников павшим
воинам, в покупку этих обеденных книжечек "Валгаллы" оптом. А чтобы наш
маневр не слишком бросился в глаза Эдуарду, использовали для покупки самых
разных людей - гробовщика Вильке, кладбищенского сторожа Либермана, нашего
скульптора Курта Баха, Вилли, нескольких фронтовых товарищей, знакомых,
связанных с нашей фирмой, и даже Лизу. Все они приобрели для нас в кассе
"Валгаллы" обеденные книжечки. Когда Эдуард затем отменил абонементы, он
рассчитывал, что все они будут использованы в течение десяти дней, ибо в
каждой было только по десять талонов, а он полагал, что ни один
здравомыслящий человек не будет покупать одновременно несколько
абонементов. Однако у каждого из нас оказалось свыше тридцати абонементных
книжечек. Когда прошло две недели после отмены абонементов и Эдуард увидел,
что мы все еще расплачиваемся талонами, он забеспокоился; через месяц у него
был небольшой приступ паники. В это время мы уже обедали за полцены; через
полтора месяца - за стоимость десятка папирос. Изо дня в день появлялись мы
в "Валгалле" и предъявляли наши талоны. Наконец Эдуард спросил, сколько же у
нас еще осталось. Мы ответили уклончиво. Он попытался наложить запрет на
абонементы, но мы привели с собой юриста, пригласив его на венский шницель.
За десертом юрист прочел Эдуарду целую лекцию о том, что такое контракты и
обязательства, и заплатил нашими талонами. В лирике Эдуарда зазвучали
мрачные нотки. Он попытался вступить с нами в соглашение - мы соглашение
отвергли. Он написал нравоучительные стихи "Коль нажил ты добро нечестно,
оно на пользу не пойдет" и послал в местную газету. Редактор показал нам эти
стихи; они были полны намеков на могильщиков народа, упоминалось в них и о
надгробиях, а также о лихоимце Кроле. Мы пригласили нашего юриста в
"Валгаллу" на свиную отбивную, он объяснил Эдуарду, что такое публичное
оскорбление и каковы его последствия, и снова расплатился нашими талонами. А
Эдуард, который был до этого чистым лириком и воспевал цветы, начал писать
стихи о ненависти. Но вот и все, что он мог сделать. Яростная борьба