Чтение 4–й страницы книги ~Между собакой и волком~

этой долине при этой реке, и пруды, и скалы вдали, и небо надо всем
перечисленным. Это наш край, мы живем здесь, и если одни из нас живут в
городе, то другие -- в деревне, за изумрудной рекой. Мы легко различаем
плотину и мельницу, церковь и возы на улицах, библиотеку, и богадельню, и
баню. Видим острую крышу инвалидного дома, точильное заведение, приют глухих
и базар. А на льду прудов и реки -- масса катающихся. Звонки их голоса и
коньки, разгорячены лица. Там -- буроватые, напоминающие мех неведомых
зверей, купины оголенных кустарников и дерев; сям -- прачки, полощущие белье
в проруби. Есть еще вмерзшие в лед ладьи, и запруды, и птицы -- о, масса
птиц -- и на ветках, и просто в пространстве, пахнущем сельдереем, --
жароптицы, полинялые, выцветшие, или вовсе сменившие свой прихотливый наряд
на скромное оперенье сорок и ворон. Что за чудесная, неотмирная такая
страна, в восхищении застывает посетитель. Простота и неброскость ореховой
рамы лишь подчеркивает очаровательную прелесть пейзажа и колористический
блеск лессировки. Очерк наш, разумеется, не претендует на описание и оценку
всех остальных, выставленных на вернисаже, картин: мы остановимся лишь у
некоторых. *Автопортрет в мундире.* Полотно настолько своеобразное --
просто диву даешься. Рассказывают, что, завершив работу, автор был
прямо-таки потрясен глубиною своего самопроникновения; успех застает
художника в совершенный расплох. Нелюдимо замкнувшись в ателье,
располагавшемся тогда в оранжерее, он, сомнамбулически потерявшись меж мелко
цветущих фотиний и безразличных ко всему манекенов, и все повторяя -- не
верю, не верю, -- упорно отказывается верить, что это не он там, в углу,
прислонился к мольберту, а всего лишь изображение его, пусть и невероятно
сходное с оригиналом. А когда близкие, с помощью садовника и закройщика
высадив дверь, наконец, убедили его в его собственной оригинальности --
разрыдался. Цветная репродукция *Автопортрета в мундире* украсит
фронтиспис нашей монографии об этом выдающемся человеке, выход которой в
свет с нетерпением ожидается изо дня в день. А как знаменательно, что
появление на свет одного из тончайших, изощреннейших реалистов последнего
времени совпало с такой замечательной датой, как пятисотлетье булавки. Сам
артист полагал, что упомянутое совпадение отнюдь не случайно, и при всяком
удобном случае подчеркивал его факт, усматривая в нем то жест Провидения, то
перст Мнемозины. Скажем, в одном из стихотворений (будучи крупным поэтом, он
создавал и поэзию) живописец с присущим ему стоицизмом неожиданно
восклицает. Господа, в Лето от изобретения булавки пятьсот сорок первое, в
последнюю пятницу ноября, часу примерно в шестом, в значительном удалении от
каких бы то ни было столиц, посреди России, а вместе с тем -- на берегу
полноводной реки, некто нетрезво бьет в бубен. Сумерки уже растащили очи,
затушевали перспективы и упразднили згу. Силуэт музыканта вот-вот
растворится. Посему, кряхтя и путаясь в полах амзтараканского, отзывающегося
полнейшей ветошью халата, страдая от колода, источаемого замшелыми каменьями
погреба, содрогаясь от омерзения при виде многочисленных многоножек и
увещевая икоту перейти на безропотных страстотерпцев Федота и Якова, выкатим
на свет Божий бочку повествования -- и выбьем, наконец, затычку. Так,
уставясь в окошко в сравнительно поздний час одного из ничтожных и будних
дней еще одного промозглого года и пытаясь собраться с мыслями,
философствовал герой этой повести. Вита синэ либертатэ нихиль,
философствовал он, виверэтэ эст милитарэ. Он был несвеж и немолод.
-==3. ЗАПИСКИ ЗАПОЙНОГО ОХОТНИКА==-
-==ЗАПИСКА I==-

*Впечатление*

Оглянись! насекомых несметные

Кавалькады все тянет на мед;

Есть, однако, приметы заветные,

Предвестившие лета исход.

Не напрасно утрами янтарными,

Что прозрачней, чем кожа луны,

Мотылек шелкопряда непарного

Вылетает на поиск жены.

На базаре дешевка и сутолка.

Бергамотных? Пожалуйста, есть.

Ну, а если вы -- птица, то куколку

Колорадскую можете съесть.

Детство грусть сама есть. Вон, на пустоши

Внуки дедушкин ищут табак,

Шоколадницу ловят, капустницу

И старинный поют краковяк:

Вот умрет наша бедная бабушка,

Мы ее похороним в земле,

Чтобы стала она белой бабочкой

Через сто или тысячу лет.

Во саду обстоятельства прежние,

Только астры цветут, а не мак,

И стрекочет кузнечик небрежнее,

И никем не беремен гамак.

Впечатление есть, что кустарники

Козыряют всей мастью червей,

И кагор на дворе у бочарника

Пьет когорта младых кустарей.
-==ЗАПИСКА II==-

*Снаряженье патронов*
-==1==-

Вчера гулял в бору.

Песок его стезей,

Его осот и лист,

И даже стрелолист --

Все сухо было. Я

Бранил себя за то,

Что мокроступы я

Обул бездумно и

Напялил епанчу.

Я ныне, прозорлив,

Сбираясь по делам,

Отставку дал и ботам, и крылатке.

Дождем грибным в пути застигнут был --

Бежал и прятался;

Придя домой, дрожал весь.

Бобылка укоряла: поделом,

Предупреждала -- ноги тянет, ты же

Послушался собачьего хвоста --

Салоп отверг и чеботы отринул.

О неслух, говорила мне она, о дерзкий.
-==2==-

Есть ящик у тебя!

В нем ты хранишь все то,

Что требует ружейная охота.

Его без дальних слов

Открой и из него

Бери картонных гильз,

Ты капсюлей бери,

Придуманных покойником Жевело,

И в донца этих гильз

Жевела те вживи

И пороху напороши.

За дело!

Из войлочного резаных мешка,

Из катанка, из байковой пижамы

Вложи пыжи и дроби закати,

И все это опять заткни пыжами.

Сэр Френч сидит на стуле безголов.

Фельдмаршал мой, ты, видно, нездоров,

Стал джентельмен какой-то весь увядший.

Но кто посмел, неужто Жомини

Так шашкою махнул из-за Ла-Манша?

Сэр Френч на стуле медленно сидит,

А дроби номера -- шестой да пятый,

Но потому, что ствол-- калибр двадцатый,

Калибр патронов тоже двадцать два.

И дымен порох мой, как дедушкин табак,

Зарницыстарости чело мне изумили,

И ходики идут, соображая, что,

Соображая то, соображая что-то.

Бобылка спит, наевшись киселю.

Пусть снится ей, что я ее люблю.

А мне -- охота.
-==ЗАПИСКА III==-

*Между собакой*

Между собакой и волком --

Время для частных бесед:

Пусть незатейлив обед,

Все вы обсудите толком

Вместе с собакой и волком.

Как хорошо, что у пруда,

Сидя себе на дубу,

Дует Удод во дуду

И приговаривает:

Как хорошо мне у пруда.

Жалобно блеет дрезина

С тридцать четвертой версты,