облегчением. Зубы у нее маленькие. Один внизу выбивался из ряда, словно
солдат, шедший не в ногу.
очень высокой, когда надевала каблуки. Возраст больше всего выдавала кожа.
Ей было сорок пять. Под ушами кожа слегка провисала. Я радовался, что
волосы у нее не седеют. Я всегда искал седые, но никогда не находил. Я ее
толкнул, защекотал, она засмеялась и упала в кресло. Я дошел до дивана,
растянулся и немного поспал.
еще что-то - вроде как мышцу в спине потянул, - и я знал, от чего у меня
эта боль:
показывали одиннадцать. Сестра сняла пальто и направилась к одежному
чулану. Я сказал, чтоб она держалась от него подальше, а то убьет. Она
надменно улыбнулась и понесла пальто в спальню. Я перевернулся и спустил
ноги на пол. Спросил, где она была, но она не ответила. Вот что всегда
меня доставало - она редко обращала на меня внимание. Я ее за это не
ненавидел, хотя иногда хотелось. Она была хорошенькой девчушкой,
шестнадцать лет. Немного выше меня, черные волосы, темные глаза.
каравай итальянского хлеба - круглые, то, что надо. Я, бывало, замечал,
как парни на ее корму оглядываются, и понимал, что она их зацепила. Сестра
же оставалась холодна, и походка ее была обманчива. Ей не нравилось, когда
парни на нее смотрят. Она считала это делом грешным; ну, говорила так, по
крайней мере. Она говорила, что это мерзко и позорно.
а иногда подглядывал в замочную скважину или прятался под кроватью. Она
стояла спиной к зеркалу и исследовала свою задницу, проводя по ней руками,
туго натягивая на ней платье. Она никогда не носила платьев, если они не
были приталены и не подчеркивали бедра, и всегда обмахивала сиденье стула
прежде, чем сесть на него.
сигарету, но она не хотела. Также я пытался давать ей советы о жизни и
сексе, но она считала меня ненормальным. Она была похожа на нашего отца -
чистенькая и очень прилежная, и в школе, и дома. Она помыкала матерью. Она
была умнее мамы, но не думаю, что ей удалось бы и близко сравниться с моим
умом по чистой блистательности. Помыкала она всеми, кроме меня. После
того, как умер отец, она попробовала было покомандовать мной. Но я и
слышать об этом не хотел - подумать только, моя собственная сестра! - и
она решила, видимо, что помыкания ее я все равно не достоин. Хотя время от
времени я давал ей собою командовать - но только чтобы продемонстрировать
свою гибкую личность. Она была чиста, как лед.
она подозревала существование женщин в одежном чулане. Иногда я дразнил
ее, похлопывая по заду. Она с ума сходила от злости. Однажды я так сделал,
а она схватила мясницкий нож и гонялась за мной, пока я не сбежал из
квартиры. После этого не разговаривала со мной две недели и сказала
матери, что никогда со мной больше не заговорит и есть со мною за одним
столом не будет. В конце концов, перебесилась, конечно, но никогда не
забуду, как она взбеленилась. Она б меня в тот раз зарезала - если б
поймала.
во мне. Я имею в виду чистоплотность. Когда я был пацаном, я раз увидел,
как гремучая змея сражается с тремя скотч-терьерами. Собаки схватили ее с
камня, где она грелась на солнышке, и разодрали на куски. Змея дралась
яростно, не теряя присутствия духа, она знала, что ей конец, и каждый из
псов уволок по по куску ее кровоточившего тела. Остался только хвост с
тремя погремушками - и он по-прежнему шевелился. Даже разорванная на
куски она была для меня чудом. Я подошел к камню, на котором еще виднелась
кровь. Обмакнул в нее палец и слизал.
бы к ней и близко не подошел. Что-то похожее было у меня с сестрой и отцом.
командовать, из нее выйдет роскошная жена. Она же была слишком холодна и
набожна. Когда бы к нам домой ни приходил мужчина позвать ее на свидание,
она ему отказывала. Стояла в дверях и даже не приглашала войти. Она хотела
стать монахиней - вот в чем беда.
что единственный мужчина, которого она любит, - Сын Человеческий, а
единственный жених - Христос. Похоже, нахваталась этого у монахинь. Мона
не могла такого придумать без посторонней помощи.
закончила начальную школу, отец не мог себе позволить отправить ее в
католический колледж, поэтому она отправилась в обычную школу в
Вилмингтоне. Как только там все закончилось, она снова стала ездить в
Сан-Педро к монахиням. Оставалась там на целый день, помогала проверять
тетради, проводить занятия в детском саду и всякое такое. По вечерам
валяла дурака в вилмингтонской церкви на другой стороне залива, украшала
алтарь всякими цветочками. Сегодня - тоже.
цветах: какие лучше для алтаря - белые или красные розы.
есть несколько вопросов.
Мону у ног своих, слюнявую идиотскую фиглярку. Ох, Иисус, как же она
свята. Милый строженька-боженька, да она просто непорочна.
Депрессии. Выбери Рузвельта. Удержи нас на золотом стандарте. Сотри с него
Францию, но Христа ради оставь нас!
у тебя где-нибудь монетки для семейства Бандини.
христианства!
стать, мы обязаны дьяволу и его контрабандным яблокам!
тыча мне в лицо соломенным веником на конце. Я оттолкнул метлу и спрыгнул
на пол. Затем прямо перед ней стянул с себя рубашку и встал голый по пояс.
Склонил к ней голову.
Распни меня на дыбе! Вырази свое христианство! Пускай же Воинствующая
Церковь проявит свою кровавую душу! Оставьте меня висеть на кресте в
назидание! Тычьте раскаленной кочергой мне в глаза. Сожгите меня на колу,
христианские псы!
воду. Мать выпила и чуть-чуть успокоилась. Потом поперхнулась и
раскашлялась прямо в стакан, готовая расплакаться.
и отошел к окну. Когда я повернулся к ним снова, она смотрела на меня
по-прежнему.
Американусы!
вашей семье не отмечен клеймом кретинизма.
Фрустрированная, закомплексованная, бредовая, слюнявая полумонахиня!
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Каргалов Вадим
Русанов Владислав
Самойлова Елена