сперва другим истощиться и израсходоваться. В каждой революции - и это он
знает, не по возрасту опытный,- победа достается не первому, не начинателю,
а всегда лишь последнему, заканчивающему и овладевающему ею как добычей.
властьимущим, но избегает всякой общественной, зримой власти. Вместо того
чтобы шуметь на трибуне или в газетах, он предпочитает, чтобы его выбирали в
комитеты и комиссии, где можно быть в курсе дел и влиять на события,
оставаясь в тени, избегая контроля и ненависти. И в самом деле, его упорная,
стремительная работоспособность привлекает к нему симпатии, а его
незаметность уберегает его от зависти. Из своего рабочего кабинета он может,
выжидая, спокойно наблюдать, как терзают друг друга тигры горы и барсы
жиронды, как великие и одержимые страстями выдающиеся люди вроде Верньо,
Кондорсе, Демулена, Дантона, Марата и Робеспьера наносят друг другу
смертельные раны. Он следит за ними и ждет, ибо он знает: только после того
как одержимые страстями уничтожат друг друга, настанет час для тех, кто умел
выжидать и кто был рассудительным. Фуше и впредь всегда будет принимать
окончательное решение только тогда, когда уже предрешится исход битвы.
открыто не стоять у власти и все же обладать ею, держать все нити в своих
руках и никогда не считаться ответственным. Постоянно стоять за спиной
властителя, прикрываться им, подгонять его и, когда он забирается слишком
далеко вперед, покидать его в решительную минуту - это его излюбленная роль.
И он играет ее, этот самый совершенный интриган политической арены, с
одинаковой виртуозностью в двадцати вариантах, в бесчисленных эпизодах,
среди республиканцев, королей и императоров.
основную, заглавную роль в мировой игре. Но он слишком умен, чтобы всерьез
стремиться к этому. Он помнит о своем безобразном, отталкивающем лице,
которое ни в малейшей степени не подходит для медалей и эмблем, для блеска и
популярности и которому не придаст ничего героического лавровый венок на
челе. Он помнит о своем пискливом, слабом голосе, который хорош для того,
чтобы нашептывать, натравливать, внушать подозрения, но никогда не сможет
пламенной речью зажечь массы. Он знает, что сильнее всего он в своем
кабинете у письменного стола, за запертой дверью, в тени. Оттуда он может
следить и изучать, наблюдать и убеждать, оплетать и расплетать нити интриг,
оставаясь непроницаемым и неуловимым.
власти, более того - к самой высшей власти, но, в противоположность
большинству, он удовлетворяется сознанием власти: ему не нужны ее внешние
отличия и регалии. Фуше в высшей степени честолюбив, но не тщеславен; он
стремится к власти, но не соблазняется видимостью. Как истинный и
законченный мастер политической интриги, он ценит только действительные
возможности власти, а не ее внешние отличия. Дикторский жезл, королевский
скипетр, императорскую корону он спокойно предоставляет другому; будь то
сильный человек или марионетка - это безразлично: он охотно уступает ему
блеск и сомнительное счастье быть любимцем народа. Он удовлетворяется тем,
что знает положение дел, влияет на людей, действительно руководит мнимым
повелителем мира и, не рискуя собой, ведет самую азартную из всех игр -
грандиозную политическую игру. В то время как другие связаны своими
убеждениями, своими публичными речами и действиями, он, избегающий света, в
своем тайнике сохраняет внутреннюю свободу и остается недвижимым полюсом в
беге событий. Жирондистов свергли - Фуше остается, якобинцев прогнали - Фуше
остается, директория, консульство, империя, королевство и снова империя
исчезают и гибнут - один лишь Фуше всегда остается благодаря своей
изумительной сдержанности, благодаря своему дерзкому мужеству, с которым он
сохраняет полную бесхарактерность и неизменное отсутствие убеждений.
один-единственный день, не терпящий колебаний, день, когда каждый должен
сказать да или нет, подать свой голос за или против, сыграть чет или
нечет,-это 16 января 1793 года. Часовая стрелка революции подошла к полудню,
пройдено полдороги, шаг за шагом урезается королевская власть. Но еще жив
Людовик XVI; он заключен в Тампль, но жив. Не удалось (как надеялись
умеренные) устроить его побег, не удалось (как втайне желали радикалы)
уничтожить его руками разгневанного народа при штурме дворца. Его унизили,
лишили свободы, имени и титула, но пока он дышит, он все еще король по
наследственному праву крови, он внук Людовика XIV, и хотя теперь его
презрительно называют не иначе как Луи Капет, он все еще опасен для молодой
республики. И вот Конвент, осудив его 15 января, ставит вопрос о каре,
вопрос о жизни или смерти. Тщетно надеялись нерешительные, трусливые,
осторожные люди и люди, подобные Жозефу Фуше, с помощью тайного голосования
избежать огласки, публичного выяснения своих позиций. Робеспьер безжалостно
настаивает, чтобы каждый представитель французской нации высказался перед
собранием за или против, за жизнь или смерть, чтобы народ и потомство знали,
куда причислить каждого: к правым или левым, к приливу или к отливу
революции.
стремления его чрезвычайно умеренных избирателей обязывают его требовать
помилования короля. Он расспрашивает друзей, прежде всего Кондорсе, и видит,
что они единодушно склоняются к тому, чтобы избежать этого непоправимого
решения - смертной казни. И так как большинство принципиально против
смертного приговора, Фуше, разумеется, становится на их сторону: еще
накануне вечером, 15 января, он читает одному из своих друзей текст речи с
обоснованием просьбы о помиловании, которую он собирается произнести в
Конвенте. Раз уж сидишь на скамье умеренных, то это обязывает к умеренности,
и так как большинство восстает против всяческого радикализма, то его
отвергает и Жозеф Фуше, не обремененный никакими убеждениями.
тревожная. Радикалы не бездействовали, они привели в движение могучий
механизм народного возмущения, которым они так превосходно умели управлять.
В предместьях раздается грохот сигнальной пушки, секции барабанным боем
собирают народ - нестройные батальоны мятежников, всегда вызываемые
остающимися в тени террористами, чтобы понудить принять то или иное
политическое решение; пивовар Сантер одним нажимом пальца за несколько часов
приводит их в движение. Эти батальоны агитаторов предместий, рыбных торговок
и авантюристов известны еще со времени славного взятия Бастилии, их знают со
времени страшных дней сентябрьских убийств. Всякий раз, когда нужно прорвать
плотину законов, насильно вздымают эту громадную народную волну, и всегда
она неодолимо увлекает с собой все - и последними тех, кого она вынесла на
поверхность из собственной глубины.
с обнаженной грудью и грозными пиками в руках, издевающиеся, кричащие
женщины в огненно-алых карманьолах, солдаты национальной гвардии и просто
люди улицы. Из их среды появляются зачинщики мятежей - Фурнье американец,
Гусман испанец, Теруань де Мерикур - истерическая пародия на Жанну д'Арк.
Когда проходят депутаты, которых подозревают в готовности голосовать за
помилование, их обливают словно из помойных ушатов потоком ругательств;
народным представителям грозят кулаками, угрожая расправой: все средства
террора и грубого насилия пускаются в ход, чтобы запугать депутатов, чтобы
заставить их отправить на плаху короля.
свечей собираются испуганные жирондисты в эти серые зимние сумерки. Еще
вчера они были готовы голосовать против казни короля, чтобы избежать
истребительной войны со всей Европой, а теперь, под страшным давлением
народного восстания, они охвачены тревогой и разногласиями. Наконец, поздно
вечером начинается поименное голосование, и по иронии судьбы первым должен
сказать свое слово вождь жирондистов Верньо, чей всегда такой пылкий голос -
ведь оратор южанин - как молот потрясал стены. Но в этот миг он, вождь
республики, боится, что покажется недостаточно последовательным
республиканцем, если оставит жизнь королю. И он, обычно такой порывистый и
бурный, пристыженно опустив большую голову, медленно, тяжелыми шагами
подымается на трибуну и тихо произносит: "La mort" - смерть.
жирондистов отступил. Большинство остальных верны себе; триста голосов из
семисот поданы за помилование, хотя все сознают, что теперь политическая
умеренность требует гораздо большей смелости, чем мнимая решительность.
Долго колеблются чаши весов: несколько голосов могут все решить. Наконец,
вызывают Жозефа Фуше, депутата из Нанта, того самого, который еще накануне
уверял друзей, что будет в зажигательной речи защищать жизнь короля, который
еще десять часов тому назад играл роль самого решительного среди
решительных. Но тем временем бывший учитель математики, хороший калькулятор,
Фуше подсчитал голоса и увидел, что он рискует очутиться в невыгодной
партии, в единственной партии, к которой он никогда не примкнет: в партии
меньшинства. Бесшумными шагами поспешно поднимается он на трибуну, и с его
бледных уст тихо слетает слово: "La mort" - смерть.
чтобы признать, что одно это слово, сделавшее Жозефа Фуше regicide -
цареубийцей, было ошибкой. Но слово сказано публично н запечатлено в
"Moniteur"5; его не вычеркнуть из истории, оно останется навеки
памятным и в личной истории его жизни. Ибо это первое публичное падение
Жозефа Фуше. Он коварно напал сзади на своих друзей, Кондорсе и Дону,
одурачил их и обманул. Но перед лицом истории им не придется краснеть за
это, ведь и другие, более сильные, Робеспьер и Карно, Лафайет, Баррас и
Наполеон, самые могучие люди своей эпохи, разделят их участь: в минуту
неудачи он предаст их.
Фуше еще одна, ярко выраженная и существенная черта: его бесстыдство.
Предательски покидая свою партию, он никогда не бывает осторожным и
медлительным, он не крадется смущенно, тайком выбираясь из ее рядов. Нет,
среди бела дня, с холодной усмешкой, с поразительной, сокрушающей
самоуверенностью он прямым путем переходит к вчерашнему противнику и
Каменистый Артем
Афанасьев Роман
Ковальчук Вера
Контровский Владимир
Беляев Александр