вот уже тринадцать лет, как покоится в могиле, оплаканная не только всей
своей родней, но и чужими людьми... - упрямо продолжал Ордегаст и заключил
с угрозой: - Гнусная ты все же тварь, Сверчок.
потратил столько времени на разговоры со мной? - крикнул Арнульф в спину
удаляющемуся Ордегасту, но возмущенный асир не желал больше слушать.
смотрит на сына Сунильд долгим, испытующим взглядом. Арнульф усмехнулся:
как бы то ни было, а ростки подозрения, которые он, Сверчок, заронил в
душе Ордегаста, сразу же дали о себе знать. Сверчок был уверен в том, что
теперь Ордегаст места себе не найдет, все будет гадать: кто из братьев сын
Младшего Бога? На ком проклятье греха и божественности? Не превратится ли
Синфьотли, старый товарищ, в дикого вепря, не распорет ли кому-нибудь
живот, как это сделал его божественный отец с отцом брата-близнеца? Ох,
долго предстоит маяться Ордегасту, теряясь в догадках. А за ответом он все
равно придет к Арнульфу.
брату, и он метался в своем меховом плаще по настеленному поверх кострища
лапнику и в тяжелом полусне все звал и звал его по имени. Конан,
привязанный поблизости, все время просыпался, как от толчка, и сильно
вздрагивал. Будили его вовсе не приглушенные стоны Синфьотли. При других
обстоятельствах молодой киммериец спал бы сном невинности даже в камере
пыток, под крики истязуемых. Нет, нечто иное заставляло его встряхиваться
и пристально вглядываться в синевато-серебристые снежные равнины, залитые
лунным сиянием. Точно у дикого зверя, волосы на загривке варвара вставали
дыбом: он ощущал близость какой-то невидимой, сверхъестественной силы. И
он почти догадывался, что это такое - подслушанный разговор многое
объяснил ему. Если в рассказе Сверчка хотя бы половина правды, то лучше не
терять осмотрительности. Как все дикари, Конан испытывал инстинктивный,
почти непреодолимый ужас перед сверхъестественным.
далекой, окруженная дрожащим серебристым ореолом, Конан увидел тех, чье
присутствие уже давно не давало ему покоя.
девушка. Распущенные золотые волосы ниспадали почти до колен мягкой
блестящей волной. Широко раскрытые глаза казались темными на бледном лице
и тонули в тени ресниц, и только зрачки, узкие, кошачьи, поблескивали
странными красноватыми огоньками. Длинное белое платье намокло от снега и
липло к ногам, обрисовывая колени и бедра девушки, но это ее не заботило.
различал ее тонкие черты. Рыжеватые ресницы, пушистые и длинные, слегка
подрагивали, и только это выдавало в девушке, похожей на изваяние, живое
существо.
казалось, стекал по его впалым бокам. Крупные лапы животного оставляли в
рыхлом снегу четкие следы, но никаких звуков до чуткого слуха варвара не
доносилось. Волк жался к ногам девушки, точно в испуге.
шерсти на загривке, как будто желая успокоить. Волк повернул к ней морду,
сверкнув на мгновение такими же красными, горящими зрачками, а потом
вытянулся, поставил торчком острые уши и стал принюхиваться.
Синфьотли. Тот вновь заметался, застонал во сне. Тонкие белые руки девушки
простерлись над асиром, и он замер. До Конана донеслось его ровное
дыхание. Поразмыслив над этим мгновение, варвар тоже старательно засопел,
прикидываясь крепко спящим. Больше всего на свете ему бы хотелось не быть
сейчас связанным и беспомощным. Если ведьма заметит, что он бодрствует, то
неизвестно еще, чем все это закончится. Ведь Конан лишен возможности
защищаться. Не то чтобы он боялся смерти - скорее наоборот; но существуют
вещи и пострашнее. Превратиться в вампира, в зомби, в безмозглого раба
юной колдуньи, имеющей обыкновение разгуливать ночами по снегу, да еще в
почти голом виде - нет, такая судьба не для киммерийца!
Синфьотли. Наконец она нашла то, что искала: большой кинжал с красным,
грубо обработанным камнем на рукояти. Она высоко подняла его, точно вонзая
в черноту небесного свода.
золотых волос. Красный камень лучился светом, и алые искры блестели в
распущенных волосах девушки, словно сотни рубинов.
же узнал кинжал - это был именно тот клинок, который Синфьотли в порыве
гнева метнул в Сверчка Арнульфа и, промахнувшись вонзил вместо этого в
тело уже умершего брата.
сейчас девушка перережет горло Синфьотли. Однако этого не произошло.
Опустив руку с кинжалом, она медленно повернулась и пошла прочь. Волк
затрусил за ней следом.
все следы. В сплошной пелене снегопада исчезли и зверь, и девушка, а
вместе с ними отдалилось и ощущение опасности и близости магических сил,
которые так тревожили молодого киммерийца. И Конана наконец сморил сон.
дома. Высокая, статная, в длинном льняном платье, подчеркивающем ее гордую
осанку, она казалась олицетворением властности. Уже немолодое, но все еще
красивое лицо было гордым и открытым. В свете факелов поблескивали большие
золотые пряжки, скалывающие на плечах длинное платье Сунильд. Рядом с ней,
в таком же строгом белом одеянии, стояла молодая девушка - дочь Синфьотли.
Две толстых косы золотыми потоками ниспадали на ее плечи. Тонкий золотой
обруч, украшенный надо лбом тремя крошечными рубинами, расположенными
треугольником, охватывал юную головку, оттеняя белизну лба; у висков
покачивались крупные подвески в виде капель и сосулек. Большие ясные глаза
девушки смотрели так внимательно, точно пытались заглянуть на обратную
сторону вещей.
Синфьотли начал ритуал торжественного одаривания женщин. Он снимал со
спины лошади и складывал у ног пожилой женщины шелка, сыпал монеты,
цветные бусы, бережно выложил два прекрасных меча, несомненно зингарской
или кофийской работы.
бросала на бабку вопросительные взгляды - девочке очень хотелось поближе
рассмотреть все эти сокровища, однако явно просить о разрешении порыться в
отцовской добыче она не решалась.
что отец не припас для нее особенного подарка? Избегая встречаться глазами
со своей матерью. Синфьотли вынул из-за пазухи узорчатый платок.
видеть, как он разворачивает маленький сверток. Она совсем дитя, подумал
Синфьотли, и его, как это часто случалось в присутствии дочери, охватило
неудержимое желание защищать ее от всего света. Хрупкая и беззащитная, она
вызывала у него такую нежность, что порой это чувство становилось для
Синфьотли болезненным.
ползущих навстречу друг другу черепашек. Изумрудные глазки животных
поблескивали хитрым огоньком, как будто серебряные черепашки знали что-то
такое, о чем никому и никогда не расскажут. Соль прикусила губу и залилась
краской удовольствия, когда отец вручил ей подарок. Сжав в кулаке
застежки, она крепко обняла Синфьотли и на миг прижалась к нему, а потом,
словно испугавшись, отступила на два шага.
наконец тот вопрос, которого Синфьотли ждал и боялся:
погиб в самой последней битве с киммерийской ордой, мать.
ужасное, и еще крепче стиснула в кулачке отцовский подарок. Серебряные
лапки черепашек впились в ее ладонь. Взгляд глухой девушки заметался между
Сунильд и Синфьотли.
развернутый у ее ног зеленый шелк. - Ты не сумел найти тело моего сына
среди прочих убитых? Быть может, ты просто не искал его, Синфьотли?
как мы втоптали в снег этих киммерийских разбойников, я обошел поле брани
и отыскал среди павших своего брата. И он был мертв, клянусь тебе. Нет, я
не мог оставить его среди чужих, вдали от родной земли.
тяжелому для него воспоминанию.
могли увидеть его в последний раз и оплакать как полагается. Лучше бы мне
погибнуть вместе с ним, чем пережить позор. На последнем переходе я
увидел, что тело пропало.