дочери. - Никто из вас не протянет эти десять лет, никто, слышите?
религиозности, но суеверная труха так и сыпалась с ушей.
- Только чокнутый не выживет в этом раю!
вспышке молний вы не углядели, что на ваших лицах уже лежит печать рока?
Да-да, господа, вы все сойдете с ума, потому что на этой планете, которую
мы легкомысленно назвали Надеждой, водится болячка похлеще чумы или
проказы, она-то и изведет нас вчистую, как бы мы ни пыжились и не
напрягали скудные мозги.
пудрой наивности? - Валяйте! Но вы поступаете неосмотрительно. Дураком
жить и помирать легче, если он того не осознает - что дурак, и круглый
причем.
болячка таится за этим великолепием? - Ванда обвела рукой багровые тучи
над изумрудным лесом. - Я скажу: тишина. А ну-ка, припомните, как жадно
льнем мы к речке, журчащей на порогах, как задыхаемся от наслаждения при
раскатах грома, как пускаем пузыри, слыша свист ветра в кронах...
припомнили? Можно прожить без мяса и водки, но прожить без пения птиц, лая
собак, трели сверчка - дудки! Единственный шанс: наплодить детишек и
укрыться в их гвалте, словно в скорлупе. Тишина сожрет и высушит наши
мозги почище любой заразы, и нам опротивеют собственные голоса, помяните
мое слово, ребята!
соглашаясь против собственной воли. Никто, даже вечно уверенная в себе и
бесстыжая Мати, и жесткий, взрывчатый, как порох, Руг Прент, он тоже. А
Юдж Портер почесал в затылке и повеселил публику:
задницу выставлю, чтоб лакомился, соколик - вот как!
спокойней на душе. Что верно, то верно - здесь оглохнуть можно от
треклятой тишины.
достойно завершил беседу.
отражалось на мозгах, завтра начнем снаряжать старательские партии.
Разобьемся на пары - и на все четыре стороны. Распутица будет недолгой,
этот дьявольский шарик припекает будь здоров.
четырнадцать, и по всем законам я имею право голоса. Я тоже пойду.
даже у черта на куличках люди обязаны подчиняться ему, чтобы выжить и не
скурвиться.
уходили с легкой душой - ничего, кроме жары и зуда в определенном месте,
им не угрожало. Под башмаками еще чавкала жижица, когда партии разошлись
по сторонам нового света, уговорившись регулярно поддерживать связь и
вернуться не позже, чем через восемь недель по земному счету, к сезону
нестерпимой жары. Мати с надутыми губами раздала фляжки с самогоном.
Поначалу она капризничала и донимала Прента, что ее не берут в поиск,
однако неписанные правила старателей решительно отвергали участие женщин в
рудном сыске. В конце концов Мати нарвалась на оплеуху и с припухшей щекой
вышла провожать мужчин. Донья Эстебана надменно протянула каждому руку,
вероятно, рассчитывая на поцелуй, но лишь юный Олаф церемонно склонился
над смуглыми пальцами. Ванда равнодушно подставляла щеки, губы, груди и
ягодицы - круг первый близился к концу, и ей удалось убедить себя в том,
что она безмерно обязана этим грубоватым людям, выдернувшим ее и дочь из
прозябания, из обидного и позорного отторжения. Забвение!.. Оно придет, и
за него тоже придется уплатить свою цену. Настанет ее черед править бал, и
как знать, может и впрямь не дано различить упрямой и гордой женщине, где
Божья кара, а где милость? Она станет леди!.. Только в этом остается
черпать силы и веру. И забвение тоже. "Когда б вы знали, из какого сора
растут стихи, не ведая стыда..." А непоседливая юная крошка Ольга хватала
мужчин за жилетки и просила найти ей золотую куклу.
неторопливо, не оглядываясь. Лишь негромкая ругань Мати грела им спины.
корзинок. - Сроду не думала, что предстоит стать ботаником, копаться в
земле и лазить по деревьям, надкусывая плоды, пока не заурчит в брюхе. Ах,
дамы, дамы, охренеть ведь можно!..
дебри к югу от форта и в ближайшей излучине реки наткнулись на россыпи
опалов. Чуть ниже по течению, у слияния с горными ручьями, они без труда
намыли несколько фунтов золотого песка и, наконец, свернув в горы,
обнаружили самородную медь и выходы оловянной руды.
опыта им недоставало, их улов оказался куда беднее, зато мозолей и синяков
они заработали втрое и вдобавок едва не отравились весьма аппетитными с
виду грибами. Зато принесли великолепные ониксы.
отроги и едва доперли рюкзаки с обломками кимберлита, кристаллами
изумрудов величиной с кулак и с тусклыми самородками червонного золота.
Нащупали они и перспективные выходы редкоземельных элементов. В общем, по
возвращению они клокотали от гордости и вожделения, и женщины трепетали в
их натруженных лапах, охали и потрескивали - а выпивка пеной вскипала в
горле. Сказочная планета! Им вовек не сосчитать миллионов, что скопятся на
межгалактических счетах через какую-нибудь дюжину лет. На этот раз им не
удастся промотать вчистую свои кровные денежки и очухаться однажды хмурым
утром на ступенях дешевого борделя. Лихо! Из голытьбы они все же выбились
в князи и нынче не екает сердечко, когда подумаешь о незавидной, убогой
старости.
горные долины. Им выпал восток и, наложив заклятия на тела и души, на
пути-дороги и шурфы, они методично изыскивали каньоны и размытые кручи. Их
карта оказалась подробней прочих, она была вся испещрена значками и
пометками. Но самая веская находка - это футовые выходы чистой платины в
долине, которую они так и назвали - Платиновая.
женщины. В общем-то она подходила для куклы, смущали разве что несколько
пышные формы бедер. Но Ольга пищала от восторга!
вместе. Дым, что называется, стоял коромыслом. На огромном костре калился
котел, в котором булькало пахучее варево. Из Прента и Кошеля вытрясли
сначала тройную порцию рома, а затем удвоили ее. У ног сверкали россыпи
драгоценных камней, загадочно поблескивало бездонной желтизной золотишко.
Полуобнаженные и захмелевшие женщины возлежали подле всесильных хозяев
планеты и скручивали сигары из высушенных листьев папоротника. Наверное,
это и есть триумф, когда сладость победы уже изведана, но предвкушение
более изысканных наслаждений и отзвук громкой славы заглушают все и вся,
включая голос разума и шепоток совести.
еще за то, чтобы парни в лохмотьях с восхищением глядели на нас и
расправляли плечи, и верили: мир прекрасен! Удача податлива - и охотно
отдается сильному и настойчивому. Мы пьем за удачу, за ум, за силу, за
веру!
всех храбрецов, из чьих карманов сыплются без счета денежки, Матфея, Мати
- все были одинаково пьяны и счастливы в этот вечер. И воспалены...
глазами свои первые шрамы и рассказывал, чуток привирая, как срывался в
расщелины и лихо мыл золото в хрустальных водах горных ручьев.
пятидесятиградусной жары бессильно терлось брюхом о белоснежный купол
форта. Кое-кто всплакнул, а потом затянули старинную, смутную песню
первых, разудалых переселенцев, чьи латаные колымаги отчалили полторы
сотни лет назад из портов Солнечной Системы, далекой родины.
дружной и грешной семьей, а проснулись... а просыпался каждый сам по себе,
выбираясь из руин иллюзий и снов.
Богородицы трудиться не станет и посвятит день молитвам. В ближних скалах
она давно уже облюбовала крохотную пещерку, приладила там распятие,
лампадку, вымела шероховатый базальтовый пол и занавесила узкий лаз
цветной шелковый шторой.
расчесала смоляные кудри и пообещала устроить постирушку. Обычно на ее
симпатичной мордашке с крупными и чувственными чертами витала тень
всеядного любопытства, однако сегодня скука и лень проступали в каждом
зевке. Ванда мигом сообразила, что постирушка - это чудесный повод, чтобы
провести день в купальне под зеленью сросшихся ив. Она мигом поддержала
Мати. И обе заговорщически перемигнулись. Ванда была на десять лет старше