Чтение 4–й страницы книги ~Как лист увядший падает на душу~

Он помотал головой:

- Сначала я было решил, что ты проходил мимо и внезапно захотел в
туалет. Но теперь вижу, что для подобных визитов еще рановато... - он с
силой растер ладонями лицо, глянул уже осмысленно, тревожно:

- Что-то случилось?

- Случилось, - я швырнул на стол брошку. - Узнаешь?

Да, он ее узнал. Он резко наклонился, вглядываясь, а когда поднял
глаза... Это уже не были глаза поднятого среди ночи с постели друга Пашки.
Эти глаза были жесткими, что-то чужое зрело в них, ледяное, недоброе...

Я изо всех сил старался, чтобы мой голос не задрожал, не сорвался на
истерический визг:

- Ну? Ты все понял?

- Да, - Пашка не говорил - каркал. - Кажется, все.

Я до боли в пальцах впился в жесткую рукоять, потянул ее из кармана:

- Вот так, Паша. Сейчас ты получишь то, что тебе причитается...

Он злобно ощерился:

- Это тебе не поможет. За все ответишь.

- Отвечу, Паша, - губы плохо слушались меня, их, будто судорога,
свела брезгливая гримаса. - Но сейчас твоя очередь отвечать. За себя я бы
пальцем тебя не тронул, поверь. Но за то, что ты с Машкой сделал...

- С Машей?! Что-то случилось с Машей?! - он вскинулся было, но я
швырнул его обратно на стул, заскрипел зубами:

- Поздно, Пашенька, затеял шкуру спасать. Не выйдет уже. А с Машей...
сейчас я тебе расскажу, что с ней случилось...

И я рассказал. Глядя в упор в его ширящиеся зрачки, пристукивая по
столу негнущимися, будто окостеневшими пальцами, я бешено выплевывал ему в
лицо все то, что недавно уяснил для себя. Он не перебивал, его бегающие
глаза то взглядывали на меня, то утыкались в полированную столешницу, в
солнечно отблескивающую на ней брошь.

И когда я закончил, когда рванулась уже из кармана моя вцепившаяся в
пистолетную рукоять ладонь, он произнес то единственное слово, которое
могло меня остановить. Он сказал:

- Дурак.

А потом добавил:

- Ты не спеши так, пришить меня всегда успеешь. Сначала скажи: эту,
вот именно эту брошь ты когда-нибудь у Маши видел? Я отрицательно помахал
головой, и он усмехнулся - мрачно этак, невесело:

- Тогда с чего ты взял, что это ее брошь?

Я так и сел. А в действительности, с чего это я взял? Мало что ли на
свете кленовых листиков?

А Пашка уже и не смотрел на меня. Сперва он брошь со всех сторон
изучал, потом его вдруг заинтересовала столешница - так заинтересовала,
что даже лупу достал. Закончив свои исследования, Паша сунул эту самую
лупу мне, поманил пальцем: смотри. И подсунул мне сначала навсегда
запечатлевшийся в металле отпечаток чьего-то пальца, а потом показал на
полированной столешнице след моего собственного, перемазанного оружейной
смазкой. Ну то-есть как две капли воды. Я ведь художник, я сразу такое
вижу...

- П-почему?.. - вот и все, что я смог выдавить из мгновенно осипшей
глотки.

Паша желчно осклабился.

- Ах, объяснения потребовались? Но ведь это же, кажется, ты собирался
все объяснить и даже приговор вынести... - он вздохнул. - Ладно, слушай.
Когда ты выложил на стол эту штуку, я ее действительно узнал. Точнее, не
ее, а... Понимаешь, кто-то в городе клепает золотые украшения, ставит на
них фальшивые пробы и сбывает с рук наивным ослам. Судя по всему, крупная
подпольная фирма. Мы охотимся за ней уже несколько месяцев, и за это время
я до тошноты насмотрелся образцов их продукции. Поэтому и брошь твою я
сразу узнал. Тот же почерк - слегка аляповато, не отшлифовано, высшая
проба и штамп пробы слегка дефектный. Эти сволочи для своих поделок
используют технический металл (ну, ты знаешь, он не соответствует ни одной
ювелирной пробе.) Золото явно откуда-то крадут, а мы даже не можем
установить, откуда. Помнишь, я просил тебя кулон сделать? Кулон мне был до
фени, я надеялся и, как выяснилось, зря, что ты меня сможешь навести на
какие-нибудь связи среди любителей. Правда, недавно у меня появилась одна
перспективная идейка... Ну да это к делу не относится. Знаешь, когда ты
швырнул эту штуку на стол и полез в карман за своей пушкой, я спросонок
вообразил... Ну, ты понял, что именно я вообразил. Но это глупо. Ты
слишком лопухастый для мафиози... А теперь подумай, подумай, как следует,
это очень, очень важно: когда и для кого ты сделал модельку этого листика?

Я медленно покачал головой:

- Нет, Паша. Я никогда и ни для кого не делал моделей. Хотя и
предлагали не раз, и деньги сулили немалые... Но видишь ли, моя работа -
это часть меня самого. А я собой не торгую. Я не проститутка, Паша. Один
раз только я сделал похожую вещь - да нет, не похожую, идея та же, но
исполнение...

И вот тут я понял. Все понял. И что из того листика, который я
Эллочке подарил, вполне можно было сделать модель для вот этого, который
на столе - просто взять надфиль и сточить, упростить, сделать
неузнаваемым. И что потом по латунной модельке можно отлить золотую брошь.
Так они и сделали - Эллочка, Витек и кто там с ними еще? - когда заметили
на подаренном мною Эллочке кулоне отпечаток пальца - моего пальца. В том,
что я эту штучку сразу продам, при чем не с рук, а через комиссионку, они,
конечно, не сомневались. Уж Эллочка-то меня как облупленного знает. А еще
я понял, зачем они все это затеяли, и кто краденное золото переливает в
ювелирные изделия с фальшивыми пробами, и зачем Витек все время модельки у
меня клянчил, - тоже понял. А еще я понял, что несчастный случай с Машей
моей никакого отношения ко всему этому не имеет, что это совпадение
просто. Страшное, жуткое, но - совпадение и ничего больше. И почему-то мне
легче от этого понимания стало, и злость на Эллочку и Витька как-то сама
собой улеглась... И поэтому Пашке я свои догадки сумел изложить спокойно и
связно.

Единственно, что осталось для меня неясным, так это зачем они мне
брошку подкинули. Отпечаток пальца на ней есть, так что им еще надо?
Спросил я об этом Пашку, и он этак снисходительно скривился:

- А что им дает один отпечаток? Отпечаток еще идентифицировать надо,
а ты ведь под следствием не был, и пальчиков твоих в картотеке нет. Так
что им надо было, чтобы ты сам этот листок в комиссионку приволок. Если
широко (хотя и скандально) известный любитель художественного литья
продает явную самоделку с поддельной пробой - тут уж наверняка его
отпечатки с этим, на брошке, сверят, потому что подозрение сразу на него
падает...

- Да, - пробормотал я, - падает... Как лист увядший падает на душу...

Паша этой фразы не понял, но объяснять я не стал. Уж очень мне тошно
было, и пусто как-то, и ничего уже не хотелось, кроме как чтобы Машка
сейчас дома оказалась, а я - вместо нее, в реанимации, с проломленным
затылком... Я просто сказал:

- Ладно, Паша, я извиняться за выходку свою и не попытаюсь даже -
знаю ведь, что бесполезно... Спокойной ночи.

И пошел было к двери, но он окликнул:

- А ну, подойди.

Я подошел. А он двумя пальчиками выволок у меня из кармана пистолет и
говорит:

- Завтра в восемь зайдешь ко мне на работу. Оформим акт добровольной
сдачи огнестрельного оружия, изъятого тобой у пьяного хулигана. Примет
хулигана ты, естественно, не помнишь, и задержать его не сумел. Понял?

- Понял, - говорю.

- Тогда выйди вон, - сказал Паша.