поклоняются нечестивцы этому самому Переплуту: брагу пьют из турьих рогов,
пляшут, - одним словом, беса празднуют). А больше сведений о нем нет
никаких. Что это за бог был такой, как выглядел, - ничего не известно.
Кто-то из корифеев, правда, предположил, что Переплут и Семаргл - одно и
то же, потому что вместе они нигде не упоминаются. Но это же просто
бездоказательная догадка... А Олег так безапелляционно это утверждал,
будто и сомнений тут никаких не может быть. Не похоже на него, совсем не
похоже. И горячится он без причины, и вспышка эта нелепая... Видно,
действительно очень устал. С чего бы? Уж не от нее ли?
голову лезли всякие неприятные и ненужные мысли, и, неожиданно для самой
себя, Ксюша вдруг заговорила совсем о другом:
сказках, легендах - если заброшенная церковь, так в ней обязательно
заводится нечистая сила. Почему?
заводится. Только что прикажешь считать нечистой силой? - Он отвернулся. -
Давай утром об этом поговорим, Ксеня. Плохая это тема для ночного
разговора, честное слово - плохая.
примащиваясь поудобнее, ткнулась носом Олегу в щеку (это вместо "спокойной
ночи") и вскоре заснула.
телом - совсем как свернувшийся в кубле из мохерового шарфа звереныш. А
кстати, как он там?
прозрачный сумрак. Ничего, спит звереныш, хотя шарф ему явно маловат:
передние лапы не помещаются. Странноватыми показались Олегу эти лапы,
слишком длинными для такого тельца. И вроде согнуты они как-то не так, и
толстые очень, и форма их какая-то не такая... хотя... Может быть, такие
лапы и должны быть у маленького волчонка?
сам не знал. Как не знал и того, на секунду ли сами собой прикрылись его
изнемогшие в тяжкой борьбе с сонливостью веки, или прошло несколько часов,
прежде чем удалось разлепить их вновь? Последнее, пожалуй, вернее. Потому
что в часовне снова все изменилось.
комары исчезли, прекратили свое выматывающее душу нытье. Воздух был
холоден, резок; светлее не стало, но окружающее непостижимым образом было
доступно зрению - все, до мельчайших подробностей. Может, уже утро? Нет...
вот тут... Какая? Олег понял это не сразу, а когда понял, сердце ледяным
комком оборвалось у него в груди.
Нету ее в часовне, нету, нету... Господи, да где же она?! Стоп. Давай-ка
без новых истерик. С чего ты, собственно, всполошился? Мало ли зачем
человек может выйти ночью... Ночью. Среди бесконечных болот. Встать
тайком, не разбудить близкого человека, которого уже давно перестала
стесняться, встать и уйти туда, наружу, где страшно. Это Ксюша-то? Черта с
два!
сорвался на крик:
поднимаясь. Да нет, какой там волчонок...
железным оскалом.
влагой штукатурку. Тело сотрясала омерзительная мелкая дрожь,
оглушительные удары сердца взламывали грудь и виски, между лопатками
потекло холодное, липкое. "Вот и довелось испытать настоящий ужас" -
промелькнувшая мысль поразила своей нелепостью и, как ни странно, немного
успокоила.
не подобрать!), постояло, подергивая тяжелой остроухой головой, неуклюже
шагнуло, опираясь на бесформенные, негнущиеся передние лапы... И вдруг
круто осело назад, выпростало их из-под себя, и развернулись они огромными
черными крыльями, взмахнули, погнали по часовне волны неожиданно горячего
и плотного ветра. С сиплым шипением чудище обернуло к Олегу щерящуюся
хищную пасть, полыхнуло в лицо мрачным багровым пламенем глаз, и вновь
невыносимый ужас ледяными тисками сдавил Олегово горло: он понял.
Семаргла! И ведь уже случалось видеть на старинных орнаментах, даже среди
барельефов на стенах древних православных храмов двулапое, двукрылое
собакоголовое существо.
было угадать, что пращуры видели в тебе не пса, что треугольнички, часто
изображаемые рядом, - это не символы нарождающихся ростков? Ведь острыми
бывают не только ростки...
безвозвратно разбитого в убогую мозаику, где зияющие пустоты заделаны
известным, но неуместно чужим. Чем так - лучше никак.
смрадные выдохи уже обжигают лицо... А где-то снаружи, в мире невесть
почему восстающих от тысячелетнего небытия мрачных и темных сил, - Ксюша.
Беспомощная, беззащитная, одна. Господи!
Испугалась? Имени Господа - испугалась? "Вот так и становятся верующими" -
снова до нелепости неуместная мысль... А пальцы уже рвут рубаху,
обшаривают грудь в поисках бабушкиного крестика. Маленький кусочек
почернелого серебра, помоги, помоги, спаси!
страха - от хриплого клокочущего рыка - хохота. Крест без искренней веры
не защита - кощунство. Хотел оборониться, - сделал хуже, чем было, вконец
озлил древнего. Нехристь, превративший освященный крест в бездельное
украшение... Кощунство. К вере отцов равнодушный и к прародительской вере
почтителен быть не может. Нельзя обороняться непонятым, нельзя!
чудище - не бог, а неведомый зверь из плоти и крови? Мало ли что может
водиться в этих дремучих болотах. Может, пращуры творили своего Переплута
с натуры? Зверь... А лик на стене? А грозившая с вечера кулачком крыса?
Нет, не зверь это, не бывает зверей с железом в алчущей пасти. Значит,
бессилен против него нож. А хоть бы и не так - все равно ведь нету его,
ножа, он остался на полу возле их с Ксюшей ложа, не достать его... Так
что, смерть?
что-нибудь, сейчас будет поздно!!! Ведь это же злой! Вчера - помнишь? -
старушка... заклятия против злых... Ну, ты же помнишь, давай!
жаркого оскала, от парализующих волю пламенеющих глаз, Олег забормотал
услышанное вчера. Губы его немели, отказывались повиноваться, голос
постыдно и жалко срывался на всхлипы, но он шептал, плакал, бредил:
под Олегову скороговорку, еще отчетливее забугрились его могучие мышцы...
Да что же это, почему?!
выдумавшего произнесенное тобой? На что ты посмел рассчитывать, снова
бессмысленно воспользовавшись плодами не своей мудрости? Дурак, дурак!
закончилась эта пытка ожиданием неминуемого... Ксюша, Ксенечка, бедная
моя... Да скорее же!
рядом, вот здесь, раскинуло крылья, не двигается... Стережет? Загнало в
угол и не выпускает, ждет. Чего, чего еще дожидается эта гадина, паскуда,
сволочь мерзостная?!
остервенелым криком, как животный ужас сменился звериным бешенством, и