слова Тани о том, что ковер не вечен, что через какое-то время он потеряет
свою волшебную силу.
дальнейший спуск продолжался уже в совершенном мраке. Михаил почувствовал
усталость, и заснул.
каменными плитами двор, с одной стороны открывалось широкое поле, окончания
которого не было видно, так как там поднималась холмовая гряда. Над этим
полем сияло яркое голубое небо, но все травы были пожухшими, осенними,
такими хрупкими, что, казалось подуй посильнее ветер, и они все рассыплются
в прах. С другой стороны поднималось несколько гладких желтых стен, с
маленькими окошечками; некоторые из которых были темными, а в некоторых
мерцали живые, трепетные свечи. Это были не высокие стены, но их прорезали
пустынные узкие улицы, которые уводили к высоким домам. Над теми же высокими
домами высились уже настоящие исполины, этажей в сто, а то и больше - однако
это не были небоскребы в привычном Михаилу дизайне двадцатого века. Это
исполинские сооружения напоминали скорее средневековые постройки, и было в
них что-то грозное, пугающее - казалось, стоило войти туда и можно было бы
блуждать хоть всю жизнь, и если над полем небо было ясное, то над городом
этим нависала пелена непроницаемо черных туч - от нее весь город казался
размытым, наполненный глубокими, загадочными тенями, которые таили нечто
гораздо большее, чем можно было приметить с первого взгляда.
не было уже никаких сил - почти все листья распались, а когда Михаил
поднялся, то налетевших ветер подхватил большую часть их, и, закручивая в
темном, тревожно шелестящем вихре понес по улице.
движение. Стало не по себе, захотелось поскорее покинуть этот чуждый город,
бросится на пожухшее осеннее поле, он уже сделал несколько шагов туда, на
простор, как услышал детский плач. Обернулся, увидел, что у желтой стены,
под темным окном сидит маленький мальчик, и горько плачет. Михаил подошел к
нему, присел на колени, стал вглядываться в лицо. Лицо было ничем не
примечательно, разве что через чур бледное - видно было что ребенок очень
напугал; судя по покрасневшим глазам, плакал уже давно.
Я знаю, почему ты плачешь...
слезы. - Вы же пришлый! Время от времени здесь появляются такие, и
приходится им все разъяснять. В поле нельзя - там ветер суховей, он высушит
нас насквозь.
- смерть там страшна и мучительна. Но я плачу потому, что вчера в наш город
прилетела ведьма Брохаура. Злая прилетела, потому что кто-то обманул и
покалечил ее пса Брунира. Она остановилась в одном из зданий, и теперь
требует, чтобы на каждый завтрак, обед и ужин ей готовили по тринадцать
мальчиков и тринадцать девочек. Наш правитель, Атук жестокий конечно
слушается ее. Говорят, что он и сам не прочь поучаствовать в этих трапезах.
на меня... Вот теперь вы знаете! И ничем мне все равно помочь не можете.
Понимаешь ли - мне до нее так или иначе надо добраться. Метлу ее похитить...
совсем ничего не знаю. Так вот - ты мне должен указать мне дорогу.
...Меня ведь и так и так поймают, к ней отведут. Я то думал, вы... Я то
думал, хоть немного погуляю напоследок, а вы меня и этого лишаете - сразу к
ней ведете!
я сам что-нибудь придумаю. Непременно что-нибудь придумаю. Должен что-нибудь
придумать.
ладошками. Некоторое время просидел так, затем же поднялся, и внимательно
взглянул на Виталия - молвил раздумчиво:
и его слуг не ходил по доброй воле к Брохауре - не родилось еще такого
богатыря или волшебника, который мог бы с нею совладать. Ну,
пойдемте-пойдемте...
пугающие громады средневековых небоскребов, шел он так быстро, что Михаилу
приходилось прикладывать весьма не малые усилия, чтобы не отставать от него.
И он испытывал некоторое облегчение, что вот с ним рядом идет этот мальчик -
он чувствовал, что если бы шел один, то ему было бы намного более страшно,
все было бы таинственное, зловещее - так же он мог спросить обо всем у
жителя этого престранного города.
порывами, начинал протяжно завывать по сторонам и над головою. В каждом
порыве ветра неслись потемневшие, иссохшие листья - иногда они рассыпались в
прах, и прах этот продолжал кружить; порою складывался в некие неясные
образы. Несколько раз Михаил вздрагивал, один раз едва сдержал крик ужаса -
он услышал что-то за спиною, обернулся и показалось ему, будто сам пес
Брунир несется за ним - вот распахнулась черная пасть, вот раздался яростный
вопль, и... на него налетел, на несколько мгновений ослепил особо сильный
вихрь; дыхнул иссушенным жарким дыханием, пронесся мириадами мертвых
крапинок - жалобно стеная, дальше по улице унесся. И еще некоторое время
Михаил не мог унять дрожь. Стоял на месте, глядел вслед унесшемуся. Потом
спросил:
а "Бруниром", но так и не решился; показалось ему, что если он так спросит,
так непременно жуткое это создание окажется рядом.
Повалился он где-то за полями, в лесах темных. Это нам поля никогда не
пройти, а ему ничего не стоит. В лесах темных он быстро оклемается - попьет
из тех источников, что бьют из под корней кровавых елей, да и заявится к
своей хозяйке. Она потому у нас и остановилась, чтобы подождать своего
любимчика. Ну, и нами детьми подкрепиться...
сейчас же прибежал - так бы, глядишь, ведьма и улетела бы, никого не съем...
тоскливым шелестом. Тогда Михаилу стало жутко - он осознавал, что очень уж
много боится в последнее время, что это очень плохо, постыдно, но ничего не
мог с собою поделать. Ужас его был так велик, что некоторое время он даже и
пошевелиться не мог, но все то смотрел на пустынную эту улицу, на видящийся
еще кусочек пожухшего поля, и все-то казалось ему, что сейчас вот покажется
там Брунир, в несколько многометровых, стремительных прыжков настигнет его и
поглотит. И вот он, жаждя удостовериться не слышно ли топота, припал ухом к
мостовой.
лишь прислушиваясь дальше понял, что это не топот, что это пульс, словно бы
под этими камнями билось сердце, словно бы в этой тверди, по которой он
ступал ногами вытягивались жилы - он даже почувствовал тепло от них
исходящее. Он медленно повернулся к мальчику, лицо которого стало еще более
бледным, прямо-таки уже восковым и который снова плакал. Михаил спросил у
него:
похож, потому что ни одного жителя, кроме тебя я еще не видел. Но я не про
то. Я хотел спросить - в этих мостовых, стенах есть сердце, вены, глаза, все
органы... чувства наконец.
может быть хоть один город без всего этого! Сказать так - это тоже самое что
сказать - вот воздух без воздуха, или вот солнце без солнца. Вы, быть может,
в пещере жили?..
множество таких пещер, в них тоже жили люди, но почти никто друг друга не
знал. Большая часть этих людей целый день делали что-то неинтересное для
них, а потом возвращались в эти пещеры, и смотрели всякие глупые истории
придуманные другими людьми.