могут дать некоторое, довольно блеклое представление о том, что испытывал
Ваня. Хотя нет - совсем не то, прыжок-падение, власть притяжения, но для
Вани не было притяжения, и он счастливо властвовал над воздухом.
городом Пушкин, Лермонтов... да сколько прекрасных сынов и дочерей отечества
дарили ей лучшие чувства, считали сердцем земли Русской "дочерью его" - Ваня
не испытывал таких чувств - напротив, испытывал обратные. Эта, некогда
святая, непорочная дочь представлялась ему грязной, измалеванной шлюхой,
бесстыдно обнажившей свои порядком истрепанные "прелести"; чудно что-то
ворчащей, грохочущей, стонущей, чадящей. Сердце было отравлено; текущий
внизу людской муравейник пребывал, казалось, в растерянности, и не ведал он,
многомиллионный, однообразный, куда и зачем так судорожно, в чаду движется;
все протекало там бессознательно... Нет - не все, конечно, было там мрачно -
были там, все-таки, некоторые светлые искры, сияли, манили Ваню, как,
например, Лена... Над городом он поднялся на ту предельную высоту, на
которую и смел, обычно, подниматься - на три сотни метров. Там было холодно,
дул ветер, и Ваню вновь стал сотрясать так уже измучивший за эти дни кашель,
но, все-таки, движение в этом холоде было для него много приятнее, нежели
движение по тем улицам - и он даже содрогнулся, представив, как было бы
жутко, если бы он по ним шел... И, все-таки, через несколько минут, после
того, как никем не замеченный, он опустился в парке, он стремительно шагал
по одной из этих улиц, и это нисколько не смущался е-о, он даже и не
понимал, что ступает теперь ногами так как все, что в нем было - это
предчувствие скорой встречи с Леной. Он даже до такой необычайной смелости
довел, до такого восторженного и презирающего весь мир состояния, что
намеривался тут же, как только увидит ее, бросится на колени, признаться в
любви да тут же и унести на небо.
Словно, конечно, не хорошее, грубое, совсем и не идущее к моему
повествованию, но как раз грубостью своею и передающее , как были
приземлены, разбиты небесные Ванины мечты. Ведь Дима говорил, что Лена будет
ни одна, так оно и выдалось. Она стояла с сокурсником, и он обнимал ее
сзади, и целовал в пышные его волосы. Ваня подбежал к ним, весь растрепанный
от поднебесного ветра, с пылающим, безумным взглядом пышные его волосы. Ваня
подбежал к ним, весь растрепанный от поднебесного ветра, с пылающим,
безумным взглядом, подбежал как-то дико, затравлено и иступлено взгляд на
Лену, которая так же взглянула на него с изумлением, потом вопросительно
посмотрела на Диму, который не предупредил ее об Ванином присутствии - хотел
сделать из этого какую-то шутку, розыгрыш. А Ваня все пристально, с болью
глядел на Лену, и в голове его бился раскаленный пульс - он никак не мог
смириться, вот струйка крови потекла из носа, и, одновременно, он
закашлялся, резко отвернул свой напряженный, иступленный лик. Лена
предложила Ване платок, тот судорожно его выхватил, пробормотал что-то
неразборчивое, вытер нос рукою, а платок, как сокровище, как дар, уложил в
карман. Так ничем эта сцена и не разрешилась, и Дима предложил, прежде чем
идти праздновать к нему домой, пойти погулять в том парке, в котором
незадолго до этого опустился Ваня. Никто ему не стал перечить, и вся
компания (а было человек десять), направилась под древесные сени. С Ваней
пытались завести разговор, но он был еще более угрюмым и замкнутым нежели
обычно, и даже совершенно не понимал, что это такое они у него спрашивают.
Теперь все гости с недоумением поглядывали на Диму: зачем он пригласил этого
затворника, который угрюмой замкнутостью своею только портил общее
беззаботное веселье (да еще, к тому же, никакого подарка не приготовил).
Дима и сам пытался развеселить Ваню, однако, тут только пробурчал что-то
невнятное, отступил на несколько шагов, и плелся, чувствуя свою чуждость и
неприкаянность, позади, время от времени, бросая короткие, напряженные
взгляды на Лену, которая шла с другом своим, и сияла веселой
непринужденностью любви (в потоке, каких-то своих, только двоим влюбленным
понятных слов) и вовсе позабыла про этого угрюмца...
отдыхающих, а кое-где - побросанных ими горами банок, бутылок и прочей
цивилизованной дряни. Такие парки представлялись Ване оторванными от природы
кусками, в которых, однако, каким-то образом еще сохранилась жизнь, но
которые отвратительно и целыми годами гнили, наполняясь подобной вот дрянью,
дурными воспоминаньями, да еще пронизанные городским шумом. Впрочем, теперь
ничего этого Ваня не замечал, но все свои тоскливые, мучительные чувствия не
мог оторвать от Лены, и никак не мог смирится с тем, что видел. Они
расположились на вытянутой, плотно окруженной деревьями поляне. Солнце уже
стояло в зените, травы блистали, но совсем не так, как блистали они на
открытой природе, здесь все и стеснялось, и боялось расцвести в полную силу,
все было как-то блекло, забито, слышался и гул машин... Однако, компания уже
привыкши не замечать угрюмого Ване, вовсе не замечало всех этих недостатков,
им было весело, они были дружны. И что, право, разе это не замечательная
пора, юность, когда вся жизнь впереди, когда открывается столько дорог, и
можешь ты стать и художником, и космонавтом, а рядом то любимая девушка,
которая, конечно, самая прекрасная во всем мироздании, которая и останется
таковой до скончания времен. Ах, юность, юность - счастливая, светлая,
чистая пора! Что ж делает с тобой людское сообщество; почему же так немногие
сохраняют этот свет до скончания дней своих? В чем же тут причина?..
присоединится к ним, слушать какие-то слова, ловить недоумевающие его
присутствием взгляды - и зачем, зачем, право, когда все это для него ничего
не значило, когда единственное, что он действительно нес в своем сердце,
было подхватить Лену, да и унести прочь, через ветры холодные к раю. И когда
они только выходили на поляну эту, он незаметно от них отстал, да и
спрятался за стволом одного из деревьев. Некоторое время он простоял там,
без всякого движенья, напряженно вслушиваясь в их многоглоточный,
перемешивающийся говор - старался уловить среди всех этих невыразительных,
незначимых звуков ее, Ленин голос. Она действительно ворковала что-то со
своим любимым, но вот отдельных слов было не разобрать и Ваня, все в прежних
мучениях пребывая, сделал несколько гребков руками, почувствовал привычную
легкость во всем теле, и вот уж оказался парящим в нескольких метрах над
землею, возле одной из древесных ветвей - из-за этой ветви он и выглянул
осторожно, увидел полянку под собою, головы всех их. И тогда же он осознал,
что, ежели он сейчас улетит и не станет уже возвращаться, то его, быть
может, покличут немного, но с надеждой, что он не откликнется, а потом,
решив, что он предался очередной странности - убежал, уединился как всегда.
И тогда ему до слез стало жалко себя, и страстно захотелось так и сделать:
удалиться, пострадать, полюбоваться еще своим мученичеством, но тут же
взыграло в нем его обычно никак не выражающееся самолюбие: "Ну, уж нет -
чтобы я отказывался от своей любви, от счастья своего?!.. Да, ведь, Лена
даже и не знает, что я за человек такой, не знает о моем даре; не знает,
что, ежели только захочу, то вон до того облака могу с нею подняться..." - и
он метнул взгляд на широкое, клубистое облако, которое в нижней части
отливало темно-синим светом, ну а верхними, вздымающимися на многие-многие
версты вверх отрогами, сияло ослепительно ярко, словно бы за теми величавыми
склонами, на непреступно даже и для птиц высоте, жил, сладостным светом
наполнялся райский город. И он зашептал тихо-тихо, но при этом веруя, что
Лена его слышит: "Пожалуйста, будь со мною - мы будем парить через это
бесконечное небо - всегда, всегда..." - и действительно, Лена каким-то
образом услышало его, и резким движением вскинула голову, сразу же, среди
ветвей увидела его лик.
Нет - вы только поглядите, куда уже наш Ваня забрался...
обернулись, однако Вани не увидели, так как он уже успел отпрянуть назад,
вновь сокрыться за столом , и застыть там. Но на этот раз он не стал
оставаться на месте, сделал еще несколько стремительных движений вверх,
пребольно ударился плечом об одну из мелких веток, а крона продолжала
качаться, выдавая его присутствие .
голосом выкрикнул. - Эй, Ванек, хватит уж дурить то - упадешь, кто за тебя
отвечать будет?!
небольшой проем между листьями видел их маленькие, да почти, пожалуй, совсем
не различимые лица. Все-таки, он узнал, и не малых сил стоило ему сдержать
порыв, чтобы сразу не бросится к ней, не подхватить, не унести к тому,
огромному облаку, что плыло по небу. Все-таки, он сдержался, и все лежал без
движенья; наконец ребята стали сомневаться, что он взобрался так высоко, а
расспросив Лену, они решили, что Ваня спрыгнул с той ветви на которой она
его видела, и убежал куда-то, ну а крону потревожила некая птица.
закуски и напитки, которые принесли с собою. Сначала, из-за этой выходки,
разговор у них не клеился, но потом все перешло на обычный, веселый,
непринужденный лад; и среди прочего Ване удалось услышать и нелестный отзыв
о себе...
своим загородило Солнце, и только на несколько минут на поляне потемнело;
стало как-то тревожно, неуютно, и даже молодые люди почувствовали это. И
тогда Ваня отчетливо услышал Ленин звонкий голосок:
идет буря. Такая сильная, что и сторожила не помнят. Вот видите эти дерева -
пока они еще стоят такие могучие, спокойный, но пройдет немного времени, и
многие из них будут сломаны силой урагана, а кого-то испепелит молния....
засмеялись; он рассказал еще что-то, и теперь уж разразился такой дружный и
задорный юношеский смех, что и Солнце не посмело больше прятаться, и вот уже
вся поляна вновь засияла...
Шилова Юлия
Василенко Иван
Никитин Юрий
Конюшевский Владислав
Каргалов Вадим
Беляев Александр