приземления волосатые поймали целый караван из четырех пирог и пару циклов
жгли суденышки, поджаривали путников и пировали. Но тут случилась другая
добыча, и нескольких тири оставили про запас, до более скудных времен, ибо
никто не знал, когда река принесет хак-капа и будет ли хак настолько
беспечен, чтоб сунуться в конце дневного цикла в пролив меж островом и
берегом. Карлики прожили довольно долго, и Дарт успел освоиться с их языком.
Он им сочувствовал, но был бессилен чем-либо помочь: лодки тири сгорели,
тягловые дельфины исчезли, а путешествовать вплавь до речного берега никто
из пленников не рискнул. Они боялись водяных червей - смерть в их пасти была
страшнее, чем копья и дубинки волосатых.
борется с течением. Не подходящее время для странствий!Очень
неподходящее!Цикл кончался, небо затягивали облака, предвестники скорых
обильных ливней, и тело становилось тяжелей, будто напоминая, что даже в
этом искусственном мире день сменяется ночью, а ночь - днем. Конечно, такие
понятия были здесь гипотетичными и подчинялись изменению тяжести: с утра она
убывала до минимума в условный полдень, к вечеру росла и в полночь, такую же
условную, как середина Дня, достигала максимума. Эти колебания были не
слишком велики - Дарт оценивал их в треть от гравитации Анхаба и других
землеподобных миров, но они регулировали влажность в атмосфере, создавая
подобие суточного цикла.
выработать концепцию времени. Похоже, волосатые не замечали происходящих
вокруг изменений, если только эти изменения не касались простых реакций -
сна, чувства голода, похоти, стремления завладеть добычей. Дарт, однако,
видел перемены, определяя их привычными терминами: день и ночь. Ясным и
теплым днем, при пониженном тяготении, воды интенсивно испарялись, и реки с
медленным величием текли из центрального океана в периферийный. Но
гравитация плавно возрастала, небо затягивали облака, скрывая свет голубого
солнца, течение рек становилось более бурным и стремительным; вскоре
температура падала, тучи проливались дождями, а реки уносили избыток вод в
периферийный океан.
голубого и алого, соединяются шлюзами, проходящими в толще Диска, через
которые воды перекачиваются на противоположную сторону. Возможно, не
перекачиваются, а стекают сами под действием тяжести, если гравитация на
выпуклой и вогнутой сторонах меняется в противофазе. Такой механизм был бы
вполне естественным и объясняющим все наблюдаемые эффекты. Если день
голубого круга, период пониженной тяжести совпадает с ночью алого, где
тяжесть сейчас велика, и если открыть в этот период шлюзы между полярными
океанами, то влага переместится с алой стороны на голубую, а затем - по
рекам - в периферийный океан. За это время тяготение в голубом круге
увеличится, в алом - уменьшится, шлюзы между центральными океанами будут
закрыты, а между периферийными - распахнуты, и излишек влаги стечет на
вогнутую сторону. Эта модель круговорота вод казалась Дарту вполне
приемлемой; в частности, она означала, что реки всегда текут вниз, с "горы",
которой в голубом круге являлась центральная область, а в алом -
периферийная.
заметно ускорилось, ветер стих, и парус на галере обвис серой тряпкой. Весла
еще мерно ходили взад-вперед, но, по-видимому, гребцы на судне выбивались из
последних сил. Они сидели под дощатой палубой, и Дарт не мог их разглядеть,
но было ясно, что гребцов не меньше тридцати, да еще десятка два созданий
толпились по левому и правому бортам. Издалека они напоминали людей:
двуногие, двурукие, довольно рослые, с вытянутыми голыми черепами. Тела их,
- кажется, облаченные в кольчуги, - влажно поблескивали, за спинами
раскачивались дротики или тонкие копья; вероятно, имелось и другое оружие,
не заметное за дальностью расстояния. В общем, на беззащитных ко или тири
они похожи не были; скорей - на боевой отряд в походе.
сторону галеры и поинтересовался:
затем принялся почесывать живот, бережно пропуская меж когтистых пальцев
бурую свалявшуюся шерсть. Прошел немалый период времени, пока ему удалось
подобрать необходимые слова:
к эфесу шпаги, покачивающейся у пояса Дарта.
прохрипел:
тепло, и он, как всегда, ограничился нижней частью комбинезона, завязав
рукава вокруг талии.
кого-то брали живьем, старался поговорить и выведать что-то полезное. Дюжину
циклов назад на реке показалась целая флотилия - четыре огромных плота с
высокими башнями-надстройками и множество юрких подвижных катамаранов. Плыли
они посередине реки, в двух или трех лье от острова, но одно суденышко
задержалось в лагуне - то ли для ремонта, то ли по другой надобности. В его
экипаж входили коренастые, хвостатые, покрытые гладкой шерстью существа,
которых Bay назвал даннитами. Бились они отчаянно, пуская в ход короткие
копья, зубы и когти, но пали под ударами дубин -. все, кроме одной особы
поменьше ростом и с более изящной фигуркой. Дарт. решил, что это женщина.
Полной уверенности в этом не было, но она не принимала участия в схватке,
выглядела миниатюрной, хрупкой и носила украшения из раковин. Ош проломил ей
ребра и притащил к пещере, где обитали криби, но Дарт отнял добычу - от нее
исходила такая аура горя и безнадежности, что сердце его дрогнуло. Он отнес
ее в прибрежный грот, к ямам в песке, куда волосатые сваливали имущество
странников, и попытался вылечить. Но даннитка все же умерла - видимо, Ош
причинил ей какие-то внутренние смертельные повреждения. Во всяком случае,
походный целитель, извлеченный из скафандра Дарта, был бессилен.
идея милосердия была им недоступна. Что же касается Дарта, то он искренне
сожалел о ее гибели; возможно, если б ее удалось исцелить, в этом мире у
него появился бы друг, близкое существо, способное к сочувствию и владеющее
связной речью. Она хорошо говорила на торговом жаргоне, их долгие беседы
позволили Дарту усовершенствоваться в фунги, но из ее рассказов он понял
немногое. Кажется, все погибшие данниты были мужьями маленькой самочки и
плыли к полярному океану с некой целью, обозначаемой словом "балата", но
смысл этого термина Дарт не уловил.
мачту, Дарт смог разглядеть, что к ее основанию кто-то привязан. Руки этого
существа были подняты и обмотаны веревкой так же, как все остальное тело,
голова, покрытая длинной золотистой шерстью, свешивалась на грудь; вероятно,
этот пленник, так не похожий на экипаж галеры, был без сознания. На миг
что-то всколыхнулось в памяти Дарта - что-то смутное, полузабытое; будто бы
он когда-то и где-то видел такие же фигуры, безжалостно примотанные к
столбам, поникшие в молчаливом бессилии. Это воспоминание мелькнуло и
исчезло.
прекрасен: слева, за протокой, отделявшей остров от берега, простирались
джунгли, переливающиеся всеми оттенками нефрита, хризопраза и смарагда;
справа струилась река, подобная клинку булатной стали, а за ней, в десяти
или двенадцати лье, темнел лес, но совсем иной, чем на близком берегу, не
зеленый, а синеватый, почти индиговый. Свет голубого солнца еще пробивался
сквозь облака, озаряя скалы за индиговой чащей - цвета кармина и киновари, с
коричнево-алым узором, делавшим их подобными драгоценной яшме. В сотый раз
Дарт подивился, сколь далеко он может видеть в этом плоском мире - казалось,
на такое же расстояние, как с воздушного замка Джаннаха, парившего в
анхабских небесах. Но пейзаж не походил на анхабский; там не было рек такой
чудовищной "ширины, таких свежих и чистых красок, не было и голубого
светила, напоминающего яростный дьявольский глаз.
затуманенным взором Дарта, розовые губы шевельнулись - то ли в улыбке, то ли
в кратком благословении, нежный аромат вытеснил мерзкий запах, которым
тянуло от криби. Дарт покачал головой и грустно усмехнулся.
почесал волосатое брюхо.
не удалось добраться до оконечности островка.
ловушку. Узкий, вытянутый на пару с лишним лье вдоль поросшего джунглями
берега, он отделялся от него проливом - где в пятьсот, где в тысячу шагов.
Его дальняя оконечность была высокой, обрывистой и скалистой, но утесы
постепенно понижались, превращались в огромные валуны, затем в камни
поменьше, напоминавшие округлые слоновьи спины, и, наконец, за рощицей
приземистых толстоствольных деревьев улеглось стадо песчаных дюн. В этом
месте остров переходил в длинную изогнутую косу с нешироким золотистым
пляжем, плавно стекавшим к гостеприимной лагуне. Вода в ней была прозрачнее
хрусталя, а ближние скалы и заросли обещали укрытие от ливней, топливо для
костров и крупные, величиной с кулак, съедобные плоды.
не позволяет плыть под парусом и веслами. Не в силах избежать соблазна,
путники останавливались здесь по вечерам, а тех, кто пытался преодолеть