Чтение 4–й страницы книги ~Квадраты шахматного городка~

Диаса - в первую очередь. Диас - министр внутренних дел. Естественно, он
менее известен, чем Вадос. Кроме того, за пределами Агуасуля Вадоса знают
еще и потому, что его именем названа столица. Но ведь общеизвестно, что
даже самый могущественный правитель зависит от того, насколько сильны его
сторонники.

Я не мог с ней не согласиться.

Сеньора Посадор - на руке у нее поблескивало обручальное кольцо -
взглянула на свои миниатюрные золотые часики.

- Благодарю вас, сеньор Хаклют. Беседа с вами доставила мне
удовольствие. Вы остановились в этом отеле?

Я утвердительно кивнул.

- Тогда мы еще встретимся здесь и, возможно, сыграем партию в шахматы.
А сейчас мне, к сожалению, уже пора. До свидания.

Я быстро поднялся. Она протянула мне руку и, обворожительно
улыбнувшись, покинула зал.

Я снова сел и заказал виски. Во всей этой истории меня серьезно
занимали два момента. Во-первых, обручальное кольцо на руке моей
собеседницы, во-вторых, то досадное обстоятельство, что хотя сеньора
Посадор явно знала, что произошло на площади, мне так и не удалось этого
выяснить.

На следующее утро я просмотрел газеты. Моего испанского на это почти
хватало, правда, о значении каждого пятого слова я мог только
догадываться.

В Вадосе были две ежедневные влиятельные газеты: правительственная
"Либертад" и независимая "Тьемпо". "Либертад" посвятила вчерашнему событию
строк двадцать. Сообщалось, что произведены аресты и некий Хуан Тесоль
должен предстать сегодня перед судом по обвинению в нарушении
общественного порядка. "Тьемпо" отвела тому же событию передовицу. Не без
труда я понял из нее, что Тесоль вовсе не злостный хулиган; речь в
основном шла о каком-то Марио Герреро, который подстрекал своих сообщников
не только стащить Тесоля с трибуны и свернуть ему шею, но и трибуну
разнести в щепы.

Резкий, нетерпимый тон статей обнаруживал скорее политическую, чем
религиозную, подоплеку, на которую сослалась сеньора Посадор. Комментаторы
в обоих случаях, очевидно, исходили из того, что читателям хорошо известна
закулисная сторона событий, а для постороннего человека эта информация
была полна недомолвок. Упоминались две партии - гражданская и народная, -
которых соответственно и представляли Герреро и Тесоль. И, если верить
"Тьемпо", первая состояла исключительно из монстров. Вот, пожалуй, и все,
что можно было почерпнуть из газетных сообщений.

До приезда сюда я считал, что Агуасуль в отличие от других
латиноамериканских стран избавлен от внутренних противоречий. Как видно, я
заблуждался. Но вопросы внутренней политики этой страны меня не волновали.
Я закончил завтрак и подумал, что пора приступать к работе.

3

Муниципалитет занимал несколько зданий рядом с правительственным
кварталом на северо-восток от Пласа-дель-Норте. Был теплый ясный день, и я
решил пройтись пешком - от отеля до муниципалитета было не больше мили. До
встречи у меня оставалось еще время, и я хотел прикоснуться к пульсу
городской жизни.

Вскоре я оказался в месте пересечения основных магистралей и
остановился на тротуаре, наблюдая за беспрерывным потоком автомашин.
Продуманная система подъездных путей и перекрестки на разных уровнях
обеспечивали безостановочное движение. Нигде ни единого светофора.
Полицейский, вознесенный в своей будке над бурлящим потоком, скучая,
подпиливал ногти. Никаких помех не вносили и пешеходы - все переходы были
выведены с проезжей части.

Нырнув в один из подземных переходов, все еще под впечатлением от столь
совершенно организованного движения, я не сразу заметил, что пропустил
указатель и иду не в том направлении. Посторонившись, чтобы уступить
дорогу грузной женщине с огромной корзиной на одной руке и маленькой
девочкой на другой, я едва не споткнулся о мальчугана, сидевшего прямо на
бетоне. Возле него стоял прекрасной формы глиняный горшок. Правая рука
мальчика нервно теребила бахрому красочного, но ветхого пончо, левой руки
у него не было. Сдвинутое на затылок сомбреро открывало взглядам прохожих
страшную язву на месте одного глаза.

Я встал как вкопанный, будто увидел непристойную надпись, нацарапанную
на стенах Парфенона. Подобное мне доводилось видеть только в Индии и ОАР,
да и то лет пятнадцать назад, когда я впервые попал за границу. Но даже
там нищих становилось все меньше. С тех пор я считал, что их уже нет почти
нигде. Пошарив в карманах, я собрал всю мелочь и бросил монеты в глиняный
горшок.

Не успел я сделать несколько шагов, как кто-то тронул меня за плечо.
Оглянувшись, я встретился с дерзким взглядом молодого полицейского. Он
заговорил громко, недовольно. Я его почти не понимал.

- Я не говорю по-испански, - сказал я.

- А, вы из Штатов, - произнес он таким тоном, будто ему все сразу стало
ясно. - Сеньор не должен давать деньги таким людям.

- Вы имеете в виду этого нищего мальчика? - решил уточнить я, показав
рукой на мальчугана.

Он утвердительно кивнул.

- Да, да! Не подавайте им милостыню. Мы хотим покончить с попрошайками.
Они не нужны Сьюдад-да-Вадосу! - воскликнул полицейский.

- Что же получается, сидеть здесь и просить милостыню можно, а давать
милостыню запрещено?

Я чувствовал себя сбитым с толку.

- Нет, не то. Он сидит здесь - о'кэй; просит подаяние - нехорошо;
сеньор дал деньги - совсем плохо!

- Понятно, - произнес я, хотя вовсе не был уверен, что все понял
правильно.

Налицо была явная попытка отучить нищих от попрошайничества. Но вид
мальчика красноречиво свидетельствовал о крайней нужде. Однако моих
скудных знаний испанского вряд ли могло хватить для обсуждения с
полицейским вопросов благосостояния и социального обеспечения здешнего
населения.

Полицейский одарил меня медовой улыбкой и скрылся в толпе.

Дойдя до следующего перекрестка, я снова обнаружил, что иду не в том
направлении и мне следует повернуть назад. И так уж получилось, что на
обратном пути я опять увидел того же полицейского. Упершись в грудь нищего
мальчугана своей дубинкой, он копался в его глиняном горшке, выбирая
оттуда брошенные мною монеты. Мальчик плакал, жалобно причитая.
Убедившись, что выбрал все, полицейский поднялся. Потрясая дубинкой перед
лицом ребенка, он приказал мальчику замолчать. И тут, обернувшись, заметил
меня. Его лицо исказилось, дрожащие губы бормотали слова оправдания. Я
молча протянул руку, и он безропотно положил мне на ладонь свою добычу.

Не проронив ни слова, я продолжал стоять. Полицейский расплылся в
глупой виноватой улыбке и поспешно удалился. Отойдя немного, он обернулся
и как ни в чем не бывало махнул мне на прощание рукой, словно ничего не
случилось.

Я сунул мелочь в горшок нищего и посоветовал ему убрать деньги
куда-нибудь подальше. Мальчик улыбнулся, кивнул, сунул горшок под пончо и
тотчас же исчез.

Без дальнейших затруднений я выбрался из подземного перехода в нужном
месте и оказался на площади Пласа-дель-Норте. Там я не мог не задержаться,
чтобы рассмотреть два памятника: освободителю и первому президенту
республики Агуасуль Фернандо Армендарису и, конечно, самому Вадосу. Взгляд
Армендариса был обращен вправо, на здание парламента, построенное в
дворцовом стиле. Вадос смотрел влево, в сторону муниципалитета - низкого
здания с плоской крышей. Это вполне совпадало с моим представлением. Перед
зданием муниципалитета царило необычайное оживление, в то время как возле
парламента не было почти никого.

Едва я рассмотрел третье здание, узнав в нем Дворец правосудия, как
кто-то тронул меня за рукав. Обернувшись, я увидел небольшого роста
мужчину в очках, вооруженного блокнотом и несколькими шариковыми ручками.
Позади него стояли два молодых человека в одинаковых темных костюмах. Они
изучающе смотрели на меня и не понравились мне с первого взгляда.
"Телохранители", - первое, что пришло мне на ум.

Небольшого роста мужчина заговорил со мной по-испански. Я не сразу все
понял и сказал ему об этом. Он деланно рассмеялся.

- Простите меня, сеньор, - напыщенно объяснил он. - По поручению
правительства я провожу опрос общественного мнения и, к сожалению, принял
вас за соотечественника.

- Какой опрос?

- Сеньор, видимо, не знаком с некоторыми нашими нововведениями. - Он
дружески улыбнулся мне. - Все очень просто. Прежде чем принять решение по
какому-либо вопросу государственной важности, мы проводим выборочный опрос
общественного мнения.

- Да, да. Понимаю, - кивнул я и тут же вспомнил вчерашний рассказ
сеньоры Посадор об "уголке ораторов" на Пласа-дель-Сур.

Возможно, это была очередная идея министра внутренних дел Диаса.
Изучение общественного мнения - хорошая подстраховка для всякого
диктатора, так как позволяет выяснить, как проглотит народ предполагаемое
мероприятие.

- А что именно интересует вас в данном случае?