Однако, неспроста он обошел нашу избу. Однако, не спроста он испугался
нас. В тайге так не бывает. В тайге человек человеку тогор*. Видать, это
худой человек. И в голове у него что-то худое. Пойдем обратно домой.
Захватим припасов и пойдем по следу...
дому.
многочисленных и опасных приключений за несколько лет своей жизни в тайге.
Однажды на охоте, когда смертельно раненный медведь бросился на Быканырова
и уже готов был подмять его под себя, собака, защищая хозяина,
самоотверженно бросилась на зверя и с яростью вцепилась ему в горло.
Медведь дважды огромной когтистой лапой ударил собаку по голове, но та не
только устояла, но и выжила, сохранив на лбу глубокие рубцы. С тех пор за
ней прочно закрепилась кличка Таас Бас, что означает по-якутски Каменная
голова.
снегопад. В полном безветрии снег падал ровно, тихо, большими мягкими
хлопьями и ровным слоем ложился на уже белую, покрытую первым снегом
землю.
заметал его следы, а свои следы, как всякому злоумышленнику, ему хотелось
скрыть. Пугал потому, что снег сильно затруднял и замедлял движение. К
тому же, как ни экономил Шараборин, но еще вчера иссякли ничтожные остатки
провизии, и сейчас он испытывал знакомые ему муки голода. Оставалась в
запасе лишь начатая фляга спирта, но она ничего не значила без еды.
Правда, у Шараборина были деньги. Много денег. Последний и довольно
большой куш он недавно получил от Гарри. Часть денег Шараборин хранил в
своем таежном тайнике, куда, кроме него, не ступала ни одна человеческая
нога, а часть держал на всякий случай при себе. Но что такое деньги в
тайге для такого человека, как Шараборин? Ненужные бумажки, лишний груз,
лишнее беспокойство. В любом наслежном совете, в фактории Якутпушнины, в
приисковом поселке Шараборина спросят, кто он и куда держит путь. А если и
не спросят, то опознают в нем старого знакомого, и тогда... Нет, тайга -
плохое дело. Здесь нет ресторанов, буфетов, ларьков и магазинов с
заманчивыми вывесками, которых так много на железнодорожных станциях, где
можно купить все, что душе угодно, и где никто не спросит тебя, кто ты
такой, откуда, где взял деньги. Плохо в тайге. И хоть велика она, не
окинешь глазом, а каждый человек в ней на виду и на счету, да еще такой
человек, как он.
охотников, на людей. Он боялся показать себя и воздавал хвалу небу, что,
переборов себя, не заглянул в избу старого охотника - хозяина Таас Баса.
свободен и не будет чувствовать над собой хозяина? Деньги, хотя и нажитые
нечестным путем, ничем не отличаются от тех, что добыты горбом и мозолями.
Деньги остаются деньгами. А денег у Шараборина достаточно, чтобы, не
заглядывая в завтрашний день, прожить, ни в чем себе не отказывая, добрый
десяток лет. Да и как знать, возможно, что эти деньги принесут новые
деньги!..
измученный долгим путем и озлобленный, Шараборин к исходу дня достиг,
наконец, цели.
заходящее густо-красное негреющее солнце.
Шараборин хорошо знал это место: он его покинул полгода назад, когда
отправился на свидание к Гарри. А сейчас Шараборин не мог внутренне не
подивиться; как это успел так увеличиться этот маленький, затерявшийся в
тайге, глухой поселок? Что движет его рост? Что за люди живут в нем и
заставляют его разрастаться? Шараборин заметил две совершенно новые
улочки, аккуратные и крепкие, точно кедровые орешки, домики, рубленные из
свежей сосны, с весело улыбающимися окнами. И, конечно, в этих новых
домах, как и в старых, в тех, что он видел полгода назад, живут
беспокойные люди, потому что из труб домов вьются тоненькие и совсем
лиловые в лучах заходящего солнца дымки.
по безлюдью, глухомани, по таежным крепям уже отвыкло его ухо. И эти
голоса не радовали, а тревожили напряженные и измотанные нервы, озлобляли
и без того недоброе сердце Шараборина.
глаза и закусил толстую, мясистую губу. Он тяжело переводил дыхание и
слышал, как учащенно стучит его сердце.
работал. Он понимал, что сейчас, в данный момент, вход в рудничный поселок
ему закрыт. Закрыт до той поры, пока на тайгу окончательно не падет ночь,
пока сон не смежит глаза жителей поселка.
раздражающий запах. На него дохнуло чем-то сытным, вкусным, приятным.
Дохнуло так сильно, что запершило в горле, защекотало в ноздрях, засосало
внутри, свело скулы. Шараборин глотнул воздух, и болезненная гримаса
изуродовала его лицо.
теплый дом, хоть что-нибудь съесть и поскорее избавиться от этого нудного,
сверлящего чувства голода.
из домика с одним оконцем, стоявшего на отшибе, вышел высокий мужчина и
направился вглубь поселка. Около рудничной конторы он встретился с другим
мужчиной, поменьше его ростом, который, судя по его неторопливой походке,
скорее прогуливался, чем шел с какой-нибудь определенной целью.
пошли рядом, о чем-то разговаривая, и скоро скрылись с глаз Шараборина.
показалось, что прошла целая вечность. Но вот к однооконному домику,
стоявшему на отшибе, быстрыми шагами стал приближаться высокий мужчина.
Несмотря на темноту, Шараборин видел, как этот высокий человек, подойдя к
дому, остановился, помедлил, пошарил в карманах и достал, видимо, ключ,
так как после этого послышался звук, похожий на тот, который приизводит
ключ, вставленный в замочную скважину.
неуверенный свет. С этой минуты Шараборин не сводил глаз с домика, где его
ожидало спасительное тепло, и Шараборину казалось, что он больше ощущал,
чем видел однооконный рубленый домик, сливающийся с темнотой. Но Шараборин
ожидал. Время идти еще не настало. Полузамерзший, он продолжал стоять
около сосны, прислушиваясь и вглядываясь вперед.
все время озираясь, подполз к домику, рванул дверь на себя и, переступив
порог, вошел внутрь.
спиной к двери, резко обернулся и встал. Он был значительно выше
Шараборина и головой едва не задевал горевшую в полнакала, под самым
потолком засиженную мухами и запыленную лампочку. На нем была застиранная
байковая рубаха, стеганые ватные брюки, торбаза из камуса, достигавшие
бедер и поддерживаемые тоненькими ремешками, закрепленными за поясной
ремень, на котором висел длинный якутский охотничий нож.
вошедшего, окутанного клубами холодного воздуха, и не сразу узнал его. И
лишь когда холодный воздух растворился, и Шараборин, как медведь,
встряхнулся всем корпусом, хозяин дома, скорее угрюмо, чем приветливо,
проговорил низким, неприятно отрывистым голосом:
скинув доху, опустился на койку.