мусорную урну, после чего закуривает новую сигарету и не спеша идет дальше,
с бессознательной легкостью лавируя в густом потоке прохожих. Это было
какое-то наваждение, и Лиза избавилась от него только после того, как на
цветочном базаре объявился наконец разносчик Игорек и налил ей пластиковый
стаканчик жидкого и чересчур сладкого, но зато очень горячего растворимого
кофе.
Глава 2
неконтролируемых функций организма, наподобие сердцебиения, загнал машину на
место только что выехавшего со стоянки ?ровера? и заглушил двигатель.
Заслуженно пользующийся дурной славой старый дом, который он решил навестить
сегодня, находился сейчас у него за спиной, и в зеркало заднего вида Глеб
мог разглядеть только часть парадного подъезда. Сегодня здесь было
оживленно: тяжелая, обитая по низу надраенной медью дверь то и дело
открывалась, впуская в здание людей. На многих была форма, но еще больше
было тех, кто предпочел явиться в штатском. Кое-кого Глеб знал в лицо, а кое
с кем, несомненно, должен был со временем познакомиться.
сюда было нельзя, но от этого ситуация не становилась ни более приятной, ни
менее опасной. Глеб не был новичком в конспирации и привык рисковать, но в
доме, который тяжело громоздился у него за спиной, в эту игру умели играть
все - кто лучше, кто хуже, но все без исключения. Это было странное место,
где в один чудовищно запутанный клубок сплелись высокий профессионализм и
паранойя, острый ум и непроходимая казенная глупость, мужество и подлость,
высокие цели и отвратительные до тошноты способы их достижения, могущество и
бессилие, добро и зло. Входить в эту дверь было опаснее, чем ковыряться
пальцем в осином гнезде или разбирать противотанковую мину с помощью молотка
и зубила, особенно вот так, в открытую, среди бела дня и при большом
стечении народа.
вынул из букета одну гвоздику и, повертев ее перед собой, бросил на заднее
сиденье, продолжая дымить зажатой в зубах сигаретой. Малахов настаивал на
том, чтобы он приехал, и не на кладбище, а именно сюда, на Лубянку, и именно
сегодня, именно в этот час... Зачем ему это понадобилось? Глеб чувствовал,
что все это неспроста, и курил так, словно намеревался запастись никотином
впрок: работа могла начаться буквально через несколько минут, а во время
работы сигареты для агента по кличке Слепой были табу.
Слепого едва заметно вздрогнуть. В зеркале мелькнули красно-синие сполохи.
Глеб обернулся и увидел отъезжавший от парадного подъезда старого здания
кортеж: два длинных черных лимузина в сопровождении нескольких милицейских
машин. Он слегка поморщился. Ситуация была двусмысленной: исполняющий
обязанности главы государства мог явиться сюда, движимый вполне понятными и
в высшей степени благородными чувствами, но в преддверии выборов такой жест
все равно сильно отдавал популизмом. Это было ясно всем, в том числе и
исполняющему обязанности, который, насколько знал Глеб, был очень неглупым
человеком, и Слепой лишний раз порадовался тому, что его самого миновала
чаша сия. Он улыбнулся, гася в пепельнице окурок: сложись его жизнь немного
по-другому, на месте человека, укатившего сейчас с Лубянки в одном из трех
сверкающих лимузинов, когда-нибудь мог бы оказаться он. Во всяком случае, в
самом начале пути предпосылок к этому у него было ничуть не меньше.
размышлений: как получается, что один становится президентом, другой -
бомжем, а третий - платным киллером, делающим для спецслужб грязную работу?
Чем руководствуется судьба, когда прокладывает для людей маршруты и
обозначает места конечных остановок? Или мы просто беспорядочно суетимся,
как одноклеточные в капле стоячей воды из придорожной канавы?
шагом здание, казалось, вырастало ввысь и вширь, нависая над ним своей
закопченной громадиной, сверля холодными оценивающими взглядами бесчисленных
окон и время от времени клацая беззубыми челюстями дверей, словно ему не
терпелось поскорее сглотнуть долгожданную добычу. Каждый, кто так или иначе
был связан с этим зданием, рисковал рано или поздно быть проглоченным.
Конечно, времена теперь были не те, что раньше, но есть вещи, которые
меняются очень медленно и неохотно, и здание, к подъезду которого
направлялся Глеб Сиверов, относилось к разряду именно таких вещей.
лейтенант с траурной красно-черной повязкой на рукаве внимательно изучил
предъявленное Глебом удостоверение капитана ФСБ Федора Суворова, едва
заметно поморщившись: видимо, темные очки мешали ему сличить фото на
удостоверении с оригиналом. Глеб снял очки, давая ему возможность оценить
свое сходство с фотографией, и рассеянно кивнул, когда старший лейтенант
отдал ему честь. Почему бы и нет? Сегодня работа этого парня заключалась в
том, чтобы проверять документы и отдавать честь. Очень может быть, что через
неделю он сменит свой мундирчик на полевую форму, а через две займет
почетное место на обтянутом красным плюшем постаменте, в окружении знамен,
венков и скорбящих родственников и сослуживцев. ?Да нет, - подумал Глеб,
разглядывая холеное лицо с уже наметившимся вторым подбородком и пухловатую
белую руку с короткими пальцами, которая протягивала ему его удостоверение,
- вряд ли. Этот - вряд ли. В его маршруте Чечня не значится."
огляделся. Малахова, который совсем недавно получил чин генерал-майора,
нигде не было видно. Глеб испытал острейшее желание развернуться на сто
восемьдесят градусов и уйти, пока не стало слишком поздно. Где-то в недрах
этого большого старого здания могло быть принято решение, что агент по
кличке Слепой слишком много знает, и не существовало лучшего места для того,
чтобы тихо и без помех взять человека, которому пришло время исчезнуть.
Доверительные, почти приятельские отношения с Малаховым в данном случае
стоили очень мало: новоиспеченный генерал был человеком долга, а простые и
ясные понятия долга и чести в этом странном месте жутковатым образом
искажались, порой до полной неузнаваемости.
километра. Пухлощекий старший лейтенант смотрел на него с любопытством,
словно спрашивая, чего он тут дожидается. Спохватившись, Глеб демонстративно
посмотрел на часы, недовольно хмыкнул, как будто кто-то, с кем он
договорился о встрече, беспардонно опаздывал, и двинулся вперед, больше не
глядя на дежурного.
из-за торчавших повсюду юпитеров на громыхающих штативах. Телевизионщики
ползали вокруг с камерами на плечах, волоча за собой кабели, с одинаково
постным выражением на лицах. Посмотрев на них, Глеб не шевельнул и бровью,
но немедленно принялся незаметно маневрировать таким образом, чтобы все
время держаться вне поля зрения камер. Это отвлекало от главного и вызывало
глухое раздражение, тем более что один из людей, лежавших сейчас на
постаменте в окружении Почетного караула, был ему хорошо знаком. В
незапамятные времена они вместе были курсантами и даже начинали служить в
одной части. Разумеется, доведись им встретиться теперь, этот человек не
узнал бы своего однокашника. . На какое-то время Глеб забыл и о том, что
балансирует на лезвии ножа, и о странных полунамеках Малахова, который
заманил его сюда. Те трое, что лежали здесь, заслуживали того, чтобы им
отдали последние почести. Глядя на гробы, Глеб не испытывал сильных чувств,
и виновата в этом была не привычка. Эти люди были офицерами, и смерть при
исполнении служебного долга являлась для них такой же обыденной, всегда
находящейся на расстоянии вытянутой руки вещью, как учебные стрельбы или
хождение в наряд. В какой-то мере такой конец карьеры был более почетным,
чем маршальские звезды на погонах или просто теплый кабинет где-нибудь в
управлении. Смерть была частью их работы, она всегда кралась за ними по
пятам, и, глядя на застывшие, бледные неживой восковой бледностью лица, Глеб
Сиверов не стискивал зубы и не давал напыщенных клятв. Его никто не посвящал
в подробности, и он понятия не имел, при каких обстоятельствах погибли эти
трое, но на заднем плане сознания снова, в который уже раз за сегодняшнее
утро, возникла мысль о том, что Малахов позвал его сюда неспроста. Он
положил свой букет к остальным цветам и отступил в тень колонн, безотчетно
шевеля пальцами, разминая суставы, словно его ждала работа. Ему подумалось,
что это может оказаться правдой: там, в диких горах, полных вооруженных
бородатых людей, было навалом работы для специалиста его профиля.
раз специалистом его профиля, почти коллегой: по телевидению объявили, что
он снайпер.
все тело мгновенно пришло в состояние полной боевой готовности, как
пистолет, у которого взвели курок.
профессионально корректным, как и подобает в подобных случаях, когда вокруг
слишком много не посвященной в подробности происходящего публики. Глеб
тысячу раз слышал подобный тон и быстро оглядел зал из-под очков. Отсюда
можно было попытаться убежать.
человек в черном траурном костюме. Стрижка у него была короткая, челюсть
квадратная, а глаза, без всякого выражения смотревшие на Глеба,
блекло-голубые, тоже наводящие на мысли о стали и холодной воде, в которой,
тихо позвякивая, плавают льдинки. Руки у молодого человека были большие,
белые, с гибкими и наверняка очень сильными пальцами. Он был один, а это
значило, что Глеба Сиверова здесь либо явно недооценивали, либо просто не
собирались арестовывать.