Пошатываясь, Валентин Горелов двинулся по тоннелю.
- Что ж ты не попросил, чтобы мы тебе руки развязали? Или тебе со
связанными руками удобней убегать от смерти?
- Развяжите руки, - именно попросил Валентин. Он говорил так, как
больной обращается к врачу, прося снять повязку.
- Вот это другое дело, наконец-то ты по-человечески заговорил.
Нож, сверкнув лезвием, выпорхнул из пластикового чехла. Пленник
испуганно отшатнулся.
- Подойди, - тихо сказал Вырезубов, - и повернись задом.
Валентин выполнил приказ уже чисто автоматически, не думая. Вырезубов
ударил ножом, рассекая тугой узел. Обрезки капронового шнура упали на
бетон. Валентин почувствовал, как кровь хлынула к затекшим, пережатым
пальцам, запульсировала в подушечках. Он поднял руки над головой, тряхнул
кистями. Ему почудилось, что мясо отделилось от костей. Он попытался сжать
пальцы, но кулаки до конца не сжимались.
- Иди, иди, родной.
- Мужики...
- Пошел, сука! - топнув ногой, крикнул Григорий.
И Валентин побежал. Он смотрел на лампы, расположенные метрах в пяти
друг от друга. Те мелькали над ним, как над поездом, несущимся в тоннеле.
Шаги, гулким эхом дробясь о стены, разносились по бетонному коридору.
Валентину казалось, что за ним бежит взвод солдат, обутых в тяжелые,
подкованные сапоги. У него перехватило дыхание, закололо в селезенке, но
тоннель все не кончался. А хохот сзади становился громче, настырнее, он
настигал, толкал вперед - он гнал, как удары кнута.
Горелов обернулся, увидел две маленькие фигурки в темном проеме. И в
этот момент ударился о шершавую бетонную стену, над которой горела не
забранная в абажур последняя лампа. Прямо над головой он заметил две
металлические ржавые скобы. Ухватился за нижнюю и, скользя подошвами по
шершавой мокрой стене, попытался подтянуться, чтобы ухватиться за вторую
скобу. Пальцы разжались. Горелов упал, но тут же вскочил и с разбегу
бросился на стену.
На этот раз он коснулся второй скобы, мокрой, грязной. На пальцах
осталась слизь и ржавчина. Он сходил с ума, понимая, что стоит подняться,
вскарабкаться повыше, и на какое-то время окажешься в безопасности. Черный
провал колодца над головой манил его, казался более желанным, чем свет,
потому что вместе со светом к нему несся хохот братьев, умноженный,
усиленный подземными лабиринтами.
В лицо Валентину пахнуло свежим воздухом. Он жадно втянул его, как
пловец, вынырнувший на поверхность с большой глубины, пошарил рукой слева,
перехватился за перекладину и пошарил справа. Он никак не мог найти опору,
и только когда, обессиленный, выпрямил руки, отстранившись от стены,
ощутил спиной шершавый липкий бетон - второй край провала. Площадка была
где-то рядом, тонула в темноте. Горелов чувствовал, у него не хватит сил
перебраться на нее, он повиснет над дном колодца.
До его ушей донеслись неторопливые шаги. Сердце бешено забилось в
груди, ударяясь о ребра.
- Как ты думаешь, - спокойно говорил Илья, - этот мудак уже залез на
второй ярус?
- Думаю, нет. Висит, как тот толстяк болтался, февральский, помнишь?
- Конечно помню. Печенка у него оказалась знатная, большая и не очень
жирная. Раз висит - дернем его за ноги и сковырнем.
Валентин заскрежетал зубами и сделал немыслимое: разжал пальцы и тут
же практически перекувырнулся в воздухе. Подобного сальто ему никогда
прежде в жизни делать не приходилось. Но жажда жизни придавала силы и
ловкости, он ухитрился зацепиться за край бетонной площадки, уперся в нее
подбородком. Горелов висел лишь на кончиках пальцев и чувствовал, как
опора ускользает из-под них - совсем понемногу, по миллиметрику.
Шаги приближались, и этот звук подстегнул его на отчаянное усилие.
Горелов со второй попытки забросил ногу на площадку и выкатился на нее.
Замер, отдышался. Братья стояли внизу, задрав головы.
- Я же говорил тебе, вскарабкается, мерзавец!
- Понимаешь, что происходит, от страха в крови всех этих уродов, да и
у остальных людей, адреналин распадается - получается сахар. А сахар - это
живая энергия, - Вырезубов говорил как по писаному, словно читал лекцию,
заученную назубок. - Вот поэтому уроды так кувыркаются, так быстро бегают,
прыгают, словно лягушки или блохи. В нормальном состоянии они задницу от
кресла не оторвут, а тут, видал, взлетел на второй ярус, словно тушканчик
бесхвостый! - Вырезубовы заржали, хищно, но не зло. - Эй, Тушкан, будем
так тебя называть для удобства, ты живой? Горелов сопел.
- Молчит, значит, уважает. Или боится, что одно и то же, -
констатировал Григорий.
Илья ударил металлическим прутом по бетону, высекая искры. Металл от
соприкосновения с бетоном зазвенел на низкой ноте.
- В руку железяка больно отдает. Следующий раз стану бить только по
мягкому. А всего-то мягкого в нашем лабиринте - Тушкан, главная задача не
промахнуться. Эй, урод, голос подай!
- Я здесь! - заплетающимся языком пролепетал пленник.
- Куда ж ты на хрен, сука, денешься! Отсюда выход один - наверх,
через люк возле ступенек. Только до него ты не доберешься, уж поверь. Это
мы тебе обещаем, во всяком случае, никто еще живым туда не добирался, хотя
все стремились.
- Кто - все?
- Ты что, думаешь, первый к нам в руки попался? - опять послышался
хохот.
Щелкнул выключатель, и над головой у Горелова загорелись редкие
лампочки. Верхний ярус был мало похож на нижний, коридор шел узкий, вдвоем
не разминешься - сантиметров семьдесят шириной и два метра высотой. В
основном коридоре виднелись ответвления, темнели провалы, тупики.
Боясь, что свет сейчас погаснет, Валентин на четвереньках
быстро-быстро пополз по узкому коридору, в кровь сбивая колени.
А в это время над площадкой второго яруса подземелья уже показалась
голова Ильи.
- Ползет, как жаба, зря мы его Тушканом назвали. Он даже бегать
ленится.
- Прижги ему задницу.
- Сейчас.
Из карманчика жилета он вытащил картонную трубку в дурацких блестках,
дешевый китайский фейерверк. С хлопком и шипением одна за другой из трубки
полетели сверкающие шары. Они ударялись об узкие бетонные стены,
рикошетили, догоняя Горелова. Тот не смог придумать ничего лучше, как
упасть на бетон и прикрыть голову руками. Красный шар перелетел Горелова,
исчезнув в одном из ответвлений. Синий не долетел, а зеленый упал рядом с
ногой, зашипел, прожигая ткань порванных брюк. Горелов пополз, извиваясь
как червь.
- Ползет, - пояснил брату Илья.
- Зайди ему наперед, а я пойду следом. Кстати, время уже кончается,
да и свет погасить не забудь, счетчик лишние деньги мотает.
- Понял.
На какое-то время Горелова оставили в покое. Он успел свернуть в одно
из ответвлений и осмотреться. Помещение было цилиндрической формы, в
бетонной стене там и сям виднелись ржавые ребра арматуры.
"Ни кирпича, ни камня, ничего, чтобы взять в руку и защитить свою
жизнь. Даже гвоздя и того не найдешь!"
Горелов сунул руки в карманы, надеясь найти что-нибудь подходящее
там. Но ничего, кроме связки ключей, коротких и легких, не обнаружил.
- Раз, два, три, - донесся до него игривый голос Григория, и свет
погас.
Валентин замер с разведенными в стороны руками, парализованный
страхом. Ему казалось, пройдет несколько минут, глаза привыкнут к темноте
и он станет различать контуры прохода. Но прошло десять секунд,
пятнадцать, минута, а зрение так и не возвратилось. Тьма тут царила
кромешная.
"Тьма египетская", - вспомнилась Горелову когда-то слышанная фраза.
Где, когда он ее услышал или вычитал, вспомнить не мог, и лишь когда
раздались тяжелые шаги, вспомнил - Библия. Это в ней говорилось о тьме
египетской и геенне огненной. Ему показалось, что исчезли стены, исчез
потолок, остался лишь пол.
Валентин присел на корточки и нащупал холодный бетон. Это было
единственное, что могло напомнить ему о реальности происходящего. Боясь
приподняться, он пополз, но вскоре уткнулся лбом о ледяной бетон.
Запаниковал, поняв, что потерял ориентацию, не может вспомнить, где выход.
Он заплакал. Слезы катились по щекам, падали на колени. Горелов
уткнулся лицом в колени и плакал навзрыд.
И тут показался свет, слабый, неуверенный, рассеянный. Он скользил по
стене коридора, на который выходил карман, где сидел Горелов. Валентин не
сразу понял, что фонарик зажгли специально для него, ведь у братьев
имелись приборы ночного видения, и свет им был ни к чему. Они прекрасно
знали, куда заполз их пленник, и помнили, оттуда есть только один выход -
в коридор. Братья могли бы прикончить Валентина на месте, но растягивали
удовольствие. Игра есть игра.
Луч фонарика зацепился за острый угол и замер. Валентин сидел, ожидая
нападения, но ожидание ничего не дало - луч оставался неподвижным, а
тишина сгустилась. Ни шагов, ни дыхания врагов он не слышал и на мгновение
даже заподозрил, что оглох. Но стоило ему пошевелиться, как до ушей тут же
Флинт Эрик
Прозоров Александр
Флинт Эрик
Бажанов Олег
Самойлова Елена
Круз Андрей