коньяком, Сергей Ильич заставил себя подняться навстречу...
женщиной тихой, одинокой, услужливой, богомольной. Она исправно ходила в
церковь Петра и Павла всю свою жизнь, с тех пор, как ее туда в первый раз
привела покойная тетка, когда Теодозия перебралась из села в город. Она
блюла все религиозные праздники и посты, знала Ветхий и Новый Заветы, но
подолгу могла слушать комментарии к каждому из их сюжетов, которые
пространно разворачивал перед нею не без лукавства Богдан Григорьевич. И
тогда жизнь Иисуса Христа, всех святых, апостолов представала перед
Теодозией Петровной как жизнь обыкновенных людей, они обретали плоть,
рост, цвет волос и глаз, становились тучными или худыми, обладали
характерами, узнаваемыми ею по тем знакомым, с которыми Теодозию Петровну
сводила в разное время жизнь. "Господи, да ведь это наш начальник смены
Удовиченко!" - восклицала она, слушая очередной рассказ Богдана
Григорьевича о каком-нибудь муже из Святого Писания. У Теодозии Петровны
имелись небольшие сбережения и, выйдя на пенсию, она первым делом купила
хороший цветной телевизор, заплатила пятьдесят рублей, чтоб ей поставили
специальную антенну с усилителем для приема двух программ варшавского
телевидения. Телевизор она могла смотреть беспрерывно, он был для нее
окном в огромный, порой пугающий мир, захватывающий своим многообразием,
нередко казавшийся ей инфернальным, ибо вся ее примитивная жизнь накопила
несколько стереотипов, зиждилась на одномерной информации, а многолетнее
общение с невидимым Богом не вносило вариантов в миропознание, поскольку
еще две тысячи лет назад семь заповедей вобрали в себя навсегда незыблемые
законы бытия для всех и для каждого. Особо любила Теодозия Петровна
смотреть передачи из Варшавы, посвященные пасхальным и рождественским
праздникам. Она наливала себе чай, клала пухлые руки на кружевную дорожку,
прикрывавшую темный полированный стол, и млея от восторга, смотрела и
слушала так проникновенно, словно соучаствовала.
Она знала их множество, могла по два-три часа заниматься этим с таким
усердием, сосредоточенностью и терпением, будто берясь в очередной раз за
карты, была озабочена грядущей судьбой всего человечества.
что Богдан Григорьевич ушел на какую-то вечеринку, видимо, важную, он даже
надел свой парадный костюм, сшитый еще по моде конца пятидесятых годов,
который доставал из шкафа раз в пять лет, и что самое удивительное,
повязал галстук. Беспокойство Теодозии Петровны имело одну причину: как он
под хмельком доберется домой. И хотя это его состояние никогда не
превышало привычной и разумной черты, и уловить его мог только человек,
хорошо знавший Богдана Григорьевича, все же Теодозия Петровна волновалась:
праздник, выпившего народу на улицах будет немало, а время позднее...
окну и осторожно отодвинув тюлевую занавесь, всматривалась в темную улицу,
где фонарь горел только на трамвайной остановке, которая тут была уже
конечной, а дальше - лесопарк и по другую сторону его Туровское
кладбище... Чтобы успокоить себя, Теодозия Петровна достала из комодика
колоду карт и стала раскладывать пасьянс...
Олег Зданевич сидел в фотолаборатории. Работа была срочной: начальство,
удовлетворив просьбу польского консула, распорядилось снять фотокопии с
ряда документов, касавшихся демаркации приграничных земель в середине
сороковых годов. Поисками этих документов занимался сотрудник одного из
отделов Ярослав Романец.
схваченные пластмассовыми бельевыми прищепками, сушились уже проявленные
пленки. Олег Иванович, пошевеливая в ванночках пинцетом, проявлял,
фиксировал и промывал большие листы фотобумаги, на которых четко
проступали тексты, затем валиком накатывал мокрые фотоснимки на большое
стекло, чтоб не коробились.
документы для перефотографирования...
что щелкать?
успею.
буклетик на память.
облархиве занимали разное - Романец исполнял обязанности заведующего
отделом информации и публикаций.
доброжелательно. Сблизили их шахматы, оба неплохо играли, тянули на второй
разряд. И в обеденный перерыв, погасив красный свет, поднимали черную
штору на зарешеченном окне, варили на электроплите в старой алюминиевой
кастрюльке сосиски, кипятили воду для кофе, раскладывали, кто что принес
из дому и, жуя, расставляли на картонной шахматной доске фигурки, одну
черную утерянную ладью заменяла пустая кассета от фотопленки.
на черное поле.
Нет. Мне надо съездить к тетке. Лекарство отвезти. С трудом достал через
фарцовщиков, импортное какое-то... Да и с бензином туго.
хлеба с сыром, запил глотком кофе. - Врачи настроены пессимистически.
диабет...
Сергей Ильич Голенок привык, что ничего не значащих писем в их адрес не
поступает, из каждого, казавшегося даже пустым или безнадежным, нередко
выуживалась какая-то мелочь, намек, который потом становился отправным,
главным в розыске. Поэтому всякий такой вроде пустяк нуждался в тщательной
проверке. Случалось, конечно, что после нее все оказывалось не тем, что
искали или на что рассчитывали, было жаль зря потраченных дней, недель,
месяцев, а то и лет. Тут уж как повезет. Но брезговать ничем не
приходилось, никакой внешне ненадежной и нелогичной зацепочкой.
порядке. Так дошла очередь и до ответного письма на запрос, посланный
Сергеем Ильичом накануне праздников. И не было в нем для Голенка ничего
неожиданного - ни разочаровывающего, ни радостного.
проживают четыре лица по фамилии Бучинские. Кроме того, в населенных
пунктах области имеются двое лиц по фамилии Бучинские и гражданка Бабич
У.В., урожденная Бучинская. Справки с их адресами прилагаем.
забрасывать. По опыту знал, что от семи Бучинских пойдут такие круги,
которые всколыхнут и поднимут с илистого дна времени десятки живых и
покойников, возможно имеющих, а, возможно, и нет кровное отношение к
человеку, оставившему в США после себя 300.000 долларов. И из всех нужно
будет выловить одного или нескольких, кто в конце концов обретет законное
право на эти деньги.
Подгорска в разные адреса и три - в районы области. И все - одного
содержания. Он начал в том порядке, в каком они шли в справке адресного
бюро:
(Михаила) Бучинского. Просим сообщить, не является ли он Вашим
родственником. В положительном случае укажите дату и место его рождения и