все только об этом и судачат, наговаривают на тебя бог знает что. Тикки,
ты не берешь взяток у сирийцев, ведь правда?
их стороны. Слышишь, Тикки, таких вещей спускать нельзя! Ты должен
подумать обо мне.
дотронулся до ее руки. Там, где руки соприкоснулись, сразу же выступили
капельки пота.
пропаду в другом месте, даже если мне и дадут там работу. Если человека
обошли, ты же знаешь, это не так уж лестно его рекомендует...
Касл уверяет, что я могу этим заняться всерьез. Столько навидавшись
всего... - сказала Луиза, глядя сквозь белый муслиновый шатер на свой
туалетный столик; оттуда, сквозь тот же белый муслин, ей ответило взглядом
другое лицо, и она отвернулась. - Ах, если бы мы могли переехать в Южную
Африку. Я просто не выношу здешних людей.
линии редко топят суда. Тебе надо отдохнуть.
как мы будем жить - все вместе.
объяснила она.
тоже люблю. А тебя нет, - машинально повторил он надоевшую шутку,
поглаживая ее руку, улыбаясь, утешая ее...
Тикки?
мне жениться. Настоящей веры, по-моему, у тебя нет.
потом возьми машину и поезжай на пляж, подыши свежим воздухом.
сквозь полог, - если бы ты пришел и сказал: "Знаешь, детка, а я назначен
начальником полиции".
человек помоложе: важный порт, рядом - вишисты; контрабанда алмазами из
Протектората... - Он сам не верил ни, одному своему слову.
война.
Али.
кустов, между хижинами креолов. С железной кровли, тяжело захлопав
крыльями, взлетел гриф и опустился на соседнем дворе. Скоби глубоко
вздохнул - он очень устал, но радовался, что одержал победу, вынудив у
Луизы согласие съесть кусочек мяса. Он всегда нес ответственность за
счастье тех, кого любил. Одной из них уже ничто не грозит - во веки веков,
а другая сейчас будет обедать.
такие уродливые, спекшиеся днем, нежно розовели, как лепестки цветов.
Наступал блаженный час. Люди, навсегда покинув здешние места, вспоминают в
мглистый лондонский вечер, как загорался этот берег, как он расцветал,
чтобы тут же померкнуть снова; в этот час им становится странно, что они
так ненавидели этот порт; их даже тянет обратно.
вверх по холму дороги и поглядел назад. Он чуть-чуть опоздал. Цветок над
городом увял; белые камни, обозначавшие край обрыва, светились в ранних
сумерках, как свечки.
пойдут дожди!
тому, что говорит жена. Он спокойно занимался своим делом под мерное
течение ее речи, но стоило прозвучать жалобной ноте - и он мгновенно
включал внимание. Как радист, зачитавшийся романом возле приемника, он
пропускал все сигналы, сразу же настораживаясь, когда слышались позывные
корабля или сигнал бедствия. Ему даже легче было работать, когда она
разговаривала, а не молчала: пока его слух воспринимал этот ровный поток
слов - клубные сплетни, недовольные замечания по поводу проповедей отца
Ранка, пересказ только что прочитанного романа, даже жалобы на погоду, -
он знал, что все идет хорошо. Мешало работе молчание; молчание означало,
что он может поднять голову и увидеть в глазах ее слезы, требующие
внимания.
рефрижераторные суда.
которое должно подойти к причалу утром, как только снимут боны. Суда
нейтральных стран приходили дважды в месяц, и молодые офицеры охотно
устраивали туда вылазку, - это сулило возможность отведать чужую стряпню,
выпить несколько рюмок настоящего вина и даже купить для своей девушки
какое-нибудь украшение в судовой лавке. За это они должны были помочь
береговой охране проверить паспорта и обыскать каюты подозрительных лиц, а
всю тяжелую и неприятную работу выполняли агенты береговой охраны сами: в
трюме они просеивали мешки риса в поисках алмазов, в раскаленной кухне
залезали рукой в банки с салом, потрошили фаршированных индеек. Попытка
найти несколько алмазов на пароходе водоизмещением в пятнадцать тысяч тонн
была бессмысленной; ни один злой волшебник из сказки не задавал бедной
гусятнице такой невыполнимой задачи, однако всякий раз, когда судно
входило в порт, ему сопутствовала шифрованная телеграмма: "Такой-то
пассажир первого класса заподозрен в перевозке алмазов... под подозрением
следующие члены судовой команды..." Никто ни разу ничего не нашел. Скоби
подумал: завтра очередь Гарриса, с ним можно послать Фрезера, - я слишком
стар для таких экскурсий. Пусть позабавится молодежь.
выключил фары и стал ждать, чтобы Луиза вышла из машины, но она продолжала
сидеть; лампочка на щитке освещала ее руку, сжатую в кулак.
посторонние принимали за признак глупости.
генералов у нас обошли с начала войны! Подумаешь, велика птица - помощник
начальника полиции!
переживания во время той, первой поездки, когда черные вспарывали шины и
писали обидные слова на кузове его грузовика.
он стал вяло перечислять; - Миссис Галифакс, миссис Касл... - Но потом
решил лучше не называть имен.
вошла... До чего мне не хочется сегодня вечером в клуб. Поедем лучше
домой.
попытку рассмеяться. - Мы попались, Луиза. - Он увидел, как кулак разжался
и сжался опять; влажная, никчемная пудра лежала, как слипшийся снег, в
складках кожи.