Когда Нугзар Джанашвили объявил о своем желании «пойти во власть» сотрудничающим с ним лидерам бауманской группировки и кое-кому из воровских авторитетов, те отреагировали резко отрицательно. Вообще-то в воровской среде считалось, что дело, которое держит под собой Нуга, до сих пор прикрывается авторитетом и словом Амирана, — именно на таких условиях с Нугой контактировали солидные лидеры криминальных группировок. Джанашвили, делая вид, что подчиняется воровским законам, исправно «отстегивал» солидные суммы на общак, хотя сам давно уже ни в грош не ставил какие бы то ни было «понятия».
Нугзар считал, что «понятия» коронованных воров давно себя изжили и что сейчас жизнь требует от лидеров преступных группировок одного: отличного знания практики и реалий экономики и политики, а не каких-то там устаревших «понятий», которые соблюдать просто-напросто невыгодно, и поэтому смешно ими руководствоваться.
Когда один из авторитетов позвонил Нуге на мобильный и предложил вечером посетить один из ресторанчиков в центре города «для разговора без базара», Нугзар сразу понял, к чему тот клонит. Но на всякий случай поинтересовался:
— Слушай, у меня столько дел! Нельзя как-нибудь отложить этот ужин?
— У нас всех есть чем заняться, Нугзар. Но мы решили собраться и выслушать тебя. Ты сам должен быть заинтересован в том, чтобы наши авторитеты не имели на тебя зуб и были уверены в том, что ты по- прежнему на нашей стороне…
— Ну хорошо, я приеду… — нехотя согласился Джанашвили.
Встреча была назначена на Поварской улице, недалеко от Театра киноактера, в небольшом уютном ресторанчике «Каретный двор» с разнообразной грузинской кухней и многочисленными уютными помещениями. На входе Нугзар назвался менеджеру, и тот проводил его в особый небольшой зал, где был накрыт роскошный стол на десять человек. Когда Джанашвили вошел, его уже ждали.
Нугзар отметил, что из девяти человек, явившихся на встречу с ним, пришли довольно уважаемые люди. «Воров в законе» было двое: давно знакомый Витя Камский и Семен Кирсанов — Киса, один из самых старых авторитетных воров из «синих», наиболее рьяно следующих традиционным понятиям воровского мира. Последнее обстоятельство явно играло против Нугзара.
Неприятно засосало под ложечкой, когда Джанашвили увидел любимца женщин Андрея Ростовского: этого на мякине не проведешь — потребуются весомые аргументы, чтобы попытаться того уговорить поддержать его планы.
Чуть полегчало, когда Нугзар увидел трех молодых лидеров московских бригад — Мишу-Батона, Толика-Шрама и Ника-Барабана, получившего, свое прозвище за его постоянную присказку: «А мне по барабану…» Полегчало потому, что этих трех интересовала только «капуста», а значит, и договориться с ними было много проще. Узнал он и Никиту-Баллона, «смотрящего» за общаком. Его Нугзар знал давно, но не мог припомнить, чтобы слышал когда-нибудь его голос. Были еще двое, которых он никогда не видел.
Судя по выражению лиц собравшихся и тому, как они его встретили, разговор предстоял не из легких.
— Кажется, ты со всеми знаком, Нуга? — спросил его Витя Камский.
— Кроме двух, — кивнул он в сторону незнакомцев.
— Это наши консультанты! — ответил Камский, ничего больше не поясняя.
— По какому случаю вы решили встретиться со мной? — прямо спросил Нугзар.
— Дело в том, Нуга, что некоторые наши уважаемые жулики начинают сомневаться в тебе… Поговаривают даже, что ты вроде хочешь сквозануть от нашей дружбы! Вот мы и решили пригласить тебя, чтобы, как говорится, собственными ушами услышать твой базар, а потом уж и решать, что делать дальше. — В последней фразе слышалась явная угроза.
Понося про себя на чем свет стоит всех этих «Воров в законе», Джанашвили был вынужден оправдываться перед ними, как мальчишка. Авторитетам было до лампочки, сколько миллионов долларов имеется у него на счетах в европейских банках, сколько бойцов он может при случае выставить, сколько связей в правительственных структурах у него накопилось. Им было важно только одно: не собирается ли Лысый Джан ссучиться, сорваться с крючка, наплевав на их авторитет?
— Да поймите же вы! — утирая обильный пот с блестящей лысины, увещевал собравшихся в ресторане авторитетных лидеров преступных группировок Москвы Джанашвили. — Я же для общего дела стараюсь! Да, я ухожу, но ухожу не от вас, а в сторону от своего мелкого бизнеса: хочу взять еще одну вершину в жизни, хочу стать политиком большого масштаба. А нашему общему делу это пойдет только на пользу. Наша с вами дружба остается, как и прежде: я отстегивал на общак и буду отстегивать, и от понятий не собираюсь отказываться. — Он начал все больше раздражаться. — Как вы не можете понять, что время сейчас диктует именно такие действия. Кому-то из нас обязательно надо действовать легально, и к этому вы сами придете рано или поздно, иначе государство съест нас с потрохами. Ну что вы прицепились со своими понятиями? Завели свою шарманку: «Нельзя работать на государство…» А кто вам сказал такую чушь, что я собираюсь пахать на это гребаное государство? Да вы можете меня считать своим разведчиком в правительстве или своим ставленником — как вам будет угодно, но так или иначе взятками чиновникам вы своих проблем не решите, нужно самим, как говорится, брать быка за рога, иначе сейчас нам просто не выжить. Еще раз повторяю: общаку только лучше от этого будет!
— Общак у нас и так полнее некуда… — хмуро произнес Семен Кирсанов, не заметив, как в него метнул быстрый взгляд Никита-Баллон. — Уж больно ты, Нуга, прыткий стал. При Амиране-Мартали ты бы себе такое не позволил.
— Нашел кого вспомнить! — презрительно отмахнулся Нугзар. — Сколько времени-то прошло — сосчитай! Амиран бы ни за что так не поднялся, как развернулся я. Он так до сих пор гостиницей с тремя рынками и командовал бы…
— Не трожь Амирана-Мартали, паскуда! — вступился за своего бывшего протеже Витя Камский. — Или ты, шкура, забыл, за кого он срок тянет?
— Я ничего не забываю, — успокаивающе произнес Джанашвили, но тут же зло добавил: — Но и вы еще вспомните мои слова, когда придут к вам собровцы по вашим головам молотить — кто тогда сможет вас отмазать, а? Да и захочет ли? А тут я: ваш друг и приятель, пробравшийся к самой власти…
Наступила гнетущая тишина. Неожиданно громко запиликал зуммер телефона. Нугзар вынул трубку мобильника из внутреннего кармана пиджака и отошел в угол комнаты, чтобы никто не услышал, какие распоряжения он отдает.
— Попомните мои слова, братва, — негромко сказал Киса, — эта лысая сука всех нас еще на кукан поставит, гадом буду!
Но реплика Семена не возымела своего действия. Нугзар всегда славился тем, что умел «разводить народ на базар», убеждать в своей правоте, и действительно, его речь многим пришлась по душе.
— Если позволите мне сказать… -начал Ростовский, и Витя Камский тут же заметил:
— Зачем спрашиваешь, Андрюха? Здесь каждый может сказать свое слово.
— Не знаю, как кому, но в словах лысого есть децела истины: если пробьется в Госдуму, то в самом деле принесет братве больше пользы, чем сейчас…
— И общак никогда не бывает переполненным… — словно про себя проговорил Никита-Баллон, чем вызвал улыбки у присутствующих.
— Что же касается возможности сквозануть от нас… — продолжил Ростовский. — Да я его из-под земли достану!
— А меня, братва, что-то не греют его планы! Наполеон, бля, нашелся! — цыкнул Киса сквозь зубы. —
Мягко, бля, стелет, как бы вставать жестко не пришлось…
В этот момент Джанашвили вернулся к общему столу и снова принялся убеждать воров в общей пользе своих будущих шагов.
В конце концов, после двухчасовых споров и объяснений, лидеры решили поставить точку в этом «базаре» и объявить, можно давать дальнейший ход действиям Нуги или нет. Во время голосования Джанашвили попросили выйти, а когда пригласили опять, он довольно заулыбался, услышав результат: из девятерых присутствующих авторитетов четверо высказались против его идеи,» и в итоге криминальная сходка решила: пусть Нуга делает как хочет, но с оговоркой: если что, он от разборки авторитетов не уйдет. Среди противников оказались Витя Камский, Семен Кирсанов, один из «консультантов» и Ник-Барабан, впервые добавивший в свою присказку три слова: «Мне, конечно, по барабану, но я против!»
Несмотря на оговорки, для Джанашвили это была победа. Конечно, символическая, но… это была победа нового криминала над старым. Разница между ними заключалась в том, что в отличие от недоучившихся старых «Воров в законе», которые по полжизни провели за колючей проволокой и, кроме воровских малин, ничего толком и не видели, новые зачастую имели высшее (чаще всего техническое) образование, были не чужды светской жизни, следили за модой и старались дружить со знаменитостями.
Новая криминальная формация была более цинична и жестока, не сентиментальничала и хорошо знала, чего она хочет, целеустремленно добиваясь заданных целей. И еще отличало многих новоиспеченных криминальных воротил от «старичков» то, что они как черт ладана боялись попасть на зону: нанимались самые известные адвокаты, платились бешеные залоговые суммы, применялись все меры устрашения к свидетелям и даже судьям, устраивались побеги за границу — лишь бы не оказаться за колючей проволокой. Почему? Потому что на зоне дутые воры в законе, то бишь «апельсины», быстро проверялись «на вшивость», что грозило многими неприятностями…
…С той встречи воровских авторитетов прошел ровно год, и в декабре 1996 года Нугзар Джанашвили приобрел статус неприкосновенности депутата Государственной Думы. С его деньгами и связями провернуть это было не так уж и трудно.
Весь предыдущий год нанятая им команда имиджмейкеров и рекламщиков делала из него «государственного человека». На его деньги они организовали множество интервью в самых солидных газетах, где Джанашвили делился с журналистами своими мыслями по поводу той или иной проблемы, стоящей перед Россией и перед теми, кто будет за него голосовать, — и для каждой проблемы у него находилось решение.
Множество листовок с его портретом и прилизанной биографией было распихано по почтовым ящикам или расклеено по району, где он баллотировался. В них Нугзар обещал своим избирателям золотые горы: настроить в районе школ и больниц, снизить цены на продукты, сделать рубль крепким и конвертируемым…
Язык у него был подвешен хорошо, и Нуга, несомненно, обладал незаурядным даром убеждения. Увы, таких, как он, велеречивых дельцов, пусть и без откровенно криминального прошлого, среди депутатов предыдущей Думы оказалось более чем достаточно.
Ничем не лучше для избирателей стал «независимый» депутат, говорливый и улыбчивый биржевик Яровой, рьяный поборник экономической свободы (для себя любимого). Пар его предвыборных речей благополучно ушел в свисток. А запомнится он своим наивным избирателям исключительно нежной дружбой с вечной пламенной контрреволюционеркой Ксенией Стародворской.
Обнищавшие из-за таких предпринимателей, как Нуга и Яровой, люди жаждали «экономического чуда» и рады были обманываться. Ни главный конкурент Джанашвили в его одномандатном округе — демократ из экономической элиты, ни еще один конкурент, представитель коммунистов, не смогли ничего противопоставить мощной избирательной кампании, в которую Нугзар вложил несколько сот тысяч долларов. В конечном счете -Джанашвили набрал около шестидесяти процентов голосов и достиг, чего добивался: стал депутатом.
Сразу же после избрания он вошел в одну из про-правительственных думских фракций, и она, учитывая большой вес Джанашвили в финансовой сфере, выдвинула его кандидатуру в заместители председателя комитета Госдумы по финансам.
О большем Нугзару и не мечталось. На новой должности перед ним открылись необозримые перспективы. Джанашвили быстро укрепил свои зарубежные связи и начал торговать Россией на полную катушку. Но через год, к досаде Нугзара, его международные махинации стали пробуксовывать: российская прокуратура наконец-то добралась и до него. Сначала у Джанашвили сорвалось выгодное соглашение с американцами о предоставлении кредитов для развития новых нефтяных месторождений. Кто-то настучал американцам о криминальном прошлом Нугзара и о том, что на самом деле все месторождения, упоминавшиеся в соглашении, — ноль, фикция, а деньги просто-напросто целиком должны были пойти в карман Джанашвили. Потом неожиданно на Лондонской фондовой бирже резко упали котировки ценных бумаг нескольких российских предприятий, которыми владел Нуга.
Потеряв миллионы долларов, Джанашвили взбесился. Он дал поручение начальнику созданной на базе своего основного «Эко-банка» охранной структуры найти человека, вставляющего ему палки в колеса. Через месяц на стол Нугзару лег доклад начальника службы безопасности: человек, от которого исходят все крупные неприятности, работает в Генпрокуратуре и занимает должность руководителя следственной группы в Управлении по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры Российской Федерации.
Зовут этого человека Сергей Петрович Малютин.
Джанашвили приказал узнать о нем как можно больше, поскольку без такой информации все его проекты оказывались под вопросом… Люди Нугзара из секьюрити «Эко-банка» установили за следователем тотальную слежку. Вскоре Нуга уже смог перелистывать собранное на Малютина пухлое досье.
Оказалось, Сергей Петрович Малютин скромен в быту и всецело предан работе. Он имеет жену- домохозяйку и двух взрослых детей: парень учится в институте, а дочь оканчивает школу. Почти все свое свободное время Сергей Петрович проводит вместе с семьей в загородном доме, который построил пару лет назад в дачном поселке прокуратуры в Архангельском.
Вообще-то на следователя ничего существенного людям Нугзара накопать не удалось. Малютин работал, выбиваясь из сил, стараясь сдвинуть с мертвой точки громкие уголовные дела и заказные убийства, но ему постоянно приходилось сталкиваться с интересами могущественных чиновников из правительства и президентской администрации, и поэтому расследуемые дела тянулись многие месяцы, а то и годы.
Но вдруг Малютину улыбнулась удача. Швейцарская прокуратура, по каналам Интерпола, запросила у русских сведения о Лихачевском, по прозвищу Лихач, который спокойно жил себе в Женеве, одновременно руководя солнцевской группировкой в Москве (швейцарцам удалось подслушать телефонные переговоры, на основании чего они пришли к такому выводу). Генпрокурор поручил Малютину связаться со швейцарцами и предоставить им все материалы, имевшиеся на Лихача.
Лихачевский, наняв лучших швейцарских адвокатов, «отмазался», как он сам выражался, от «наветов желтой прессы на честного бизнесмена». Но швейцарцы, видя, что в их демократической стране с преступниками, подобными Лихачу, им не справиться, направили в Россию целый ряд накопленных ими материалов по связям русской мафии в Европе.
Это была настоящая бомба под российскую коррумпированную власть. В документах фигурировали фамилии самых высокопоставленных чиновников не только в правительстве, но и в самом Кремле.
Сергей Петрович почувствовал нервную дрожь в руках, когда впервые прочел несколько объемистых томов, предоставленных ему швейцарцами. В них были и тщательно документированные подробности о каналах по отмыванию денег российским криминалом, и номера счетов в швейцарских банках крупных государственных чиновников, и способы укрытия от налогов доходов от экспорта, и подпольная торговля оружием, наркотиками, нефтью, и — самое скандальное — подробное описание недвижимости, которой будто бы владела за границей семья Президента, и финансовых документов на многомиллионные счета…
Малютин понял, что, получив эти документы в свое распоряжение, он сам оказался сидящим на бомбе. Один неверный шаг, лишнее слово, утечка в прессу
— и ему несдобровать.
Как дальновидный и хитрый человек, он пришел к выводу, что документы-, полученные от швейцарцев по официальным каналам, долго держать в тайне не удастся, поэтому нужно подготовиться к упреждающему удару. Сергей Петрович был прекрасным профессионалом и в свое время, будучи еще начинающим следователем, раскрыл не одно громкое и весьма запутанное дело. Какой же он тогда был наивный! Какие светлые устремления, желания перевернуть весь мир, очистить его от грязи и мусора. В то время казалось, что ему все по плечу. Шли годы, и чем выше он карабкался по служебной лестнице, тем быстрее исчезала наивность, тем чаще он получал «по заслугам» за излишнее рвение в расследованиях.
Сергей Петрович воспрял вновь, когда началась горбачевская перестройка. Показалось, что стал виден «свет в конце тоннеля». Однако шло время, а ничего не менялось, более того, под прикрытием «гласности, свободы слова и демократии» уничтожалось даже то хорошее, что было создано ранее в прокурорско- судебной машине. Невозможно создать что-либо путное, развалив предыдущую систему до основания и бездумно отбросив ее многолетний опыт, хотя бы тот самый, практический.
Ничему не учит история нашу страну. «Разрушить до основания, а затем…»
— вот единственное, чему отлично научились наши правители и народ. Ведь ломать и крушить гораздо легче, чем строить и созидать.
В семнадцатом, вместо того чтобы использовать мощнейший опыт тогдашних экономистов, стали насаждать в руководство «кухарок». Для того чтобы подготовить настоящего специалиста, нужно затратить много средств, сил и времени. Если не хочешь тратить — поступи мудрее, как поступила и поступает до сих пор Америка: не тратя собственных средств и времени на образование своих специалистов, там переманивают к себе профессионалов со всего мира. Это тоже недешево, но в конечном счете себя оправдывает.
А в нашей стране? Каждый раз получается, что «хотели, как лучше, а получилось, как всегда»! Причем во всем! Хотели создать новую экономическую систему, уничтожив старую, — новую не создали, а старую развалили настолько стремительно и бездумно, что положение страны и ее народа находится на грани социальной катастрофы. Разогнали ненавистный КГБ, походя поувольняли высококвалифицированных специалистов, поменяли страшную аббревиатуру — и что? Создали нечто получше? Ничего подобного! Эти реформы аукаются и будут аукаться еще долгие годы событиями, которые происходят почти десяток лет: гремят по всей стране взрывы, унося за собой сотни и сотни жертв; до кошмарных размеров выросла преступность и разного рода диверсии, причем настолько, что органы правопорядка совершенно не владеют ситуацией и открыто признаются в этом, обращаясь за помощью к собственным гражданам, которых они же и призваны защищать. А Чечня? Сергей Петрович с грустью вздохнул.
Еще бравый и славный генерал Ермолов докладывал царю-батюшке, что с чеченцами невозможно договориться, их нельзя ни купить, ни запугать: они уважают только силу.
Нет, Малютин ничего не имел против чеченского народа, но разве кто-нибудь спросил этот народ, чего он сам хочет? Ни Дудаев, ни Басаев, ни Радуев, ни тем более этот иорданский кровожадный придурок Хаттаб и не думали о народе: главными для всех этих доморощенных «наполеончиков» были власть и деньги. И, прикрываясь собственным пониманием ислама, они задуривают мозги молодым и используют их как пушечное мясо. Ладно, Аллах, а может быть, и Бог рано или поздно покарает этих кровожадных пауков. Сейчас нужно внимательно и четко продумать ему, следователю по особо важным делам, свои действия, чтобы не подставить самого себя.
Как он воспрянул духом в августе девяносто первого! Казалось, вот наконец-то грядет настоящая демократия! Но… не прошло и года, как в стране все стало настолько хуже и пришла такая депрессия, что делать никому ничего не хотелось.
Малютин, как и многие другие люди, совершенно не мог понять, что происходит. Не было великим секретом, что доходы бюджета СССР складывались из выручки за экспортируемые энергоносители, а также от продажи водки.
Но кому и зачем понадобилось «приватизировать» именно эти отрасли? Элементарная государственная логика диктовала необходимость сохранения этих монополий, в чем, при всем желании, вряд ли можно было углядеть посягательство на демократию. Но теперь водку разливали все кому не лень, а деньги от вывоза нефти и мазута текли в карманы тех, кто умел дружить с чиновниками.
Откуда же государство могло добыть деньги на достойное содержание армии, здравоохранение и своевременную выплату зарплат и пенсий?
Конечно, в нем самом сохранились ростки того профессионализма, когда еще можно сказать, что пока он не потерян для страны. И Малютин решил приложить все силы, чтобы эти документы когда-нибудь «заработали». А для того чтобы не подставить себя, надумал использовать старый как мир метод воздействия на общественность: говорить об этих документах намеками. Мол, имеются такие документы, но время для их обнародования пока не наступило. Народ будет надеяться, что когда-нибудь правда восторжествует, а его враги будут бояться страшных разоблачений. Когда же придет время, он сумеет правильно воспользоваться этими действительно гибельными для многих разоблачительными документами и выполнит тем самым свою миссию.
А чтобы все прониклись серьезностью его намерений, Малютин распорядился открыть несколько уголовных дел по уклонению от налогов; за ними по цепочке потянулись расследования о даче взяток госчиновникам, отмывании нелегальных доходов… Сергей Петрович был не так глуп, чтобы не понимать, что, пока в России у власти те, у кого самого рыльце в пушку, эти дела до суда не дойдут. Но его изворотливый ум нашел некие способы противостояния, в частности сотрудничество с европейскими правоохранительными структурами. Малютин хитро допустил утечку многих имеющихся в прокуратуре материалов — ив Европу по каналам и файлам Интернета потекла почти достоверная информация…
Именно после этой акции Генпрокуратуры России у Нугзара Джанашвили начались проблемы с бизнесом.
Нугзар дернулся было переориентировать свои финансовые потоки на другие каналы, но это потребовало времени, которого не оказалось, и за несколько недель у Джанашвили стало на пару десятков миллионов долларов меньше. Он и за десять процентов от такой суммы перегрыз бы глотку любому, а тут…
Необходимо было выйти напрямую на мешавшего ему следователя и попытаться воздействовать на него внаглую.
Однажды утром в кабинете Малютина раздался телефонный звонок. Сергей Петрович снял трубку.
— Ну что, следователь, поговорим? — услышал он незнакомый голос с легким, но узнаваемым кавказским акцентом.
— Кто говорит? — спросил Малютин, внутренне напрягшись и сразу поняв, что разговор, начавшийся в таком тоне, будет весьма неприятным.
Акунин Борис
Маккарти Кормак
Никитин Юрий
Акунин Борис
Лукин Евгений
Конан-Дойль Артур