картонных кружках.
сорок, мужчине, возможно, и больше, выглядели они усталыми, грустными,
как люди, у каждого из которых есть своя жизнь и которые встречаются на
часок после работы. Рене Кабуру они показались некрасивыми, в них было
даже что-то отталкивающее: оба не первой молодости, подбородок у женщины
оплыл, а дома ее ждут муж и дети, вот так.
ту. Официант вытер стол мокрой тряпкой, оставлявшей после себя влажные
следы, которые тут же на глазах исчезали. Кабур заказал кружку пива, как
и у Орлеанских ворот, как и утром, когда, оставив дома чемодан, зашел в
бистро на углу.
ним кружку. Погруженный в чтение, он только почувствовал, что она уже на
столе, и, не поднимая головы, протянул к ней руку. Пока он пил, не отры-
вая глаз от заметки, на газету упали две капли пива.
сказала. Как и то, что провела четыре дня в Марселе. Ожерелье он тоже
помнил, потому что очень близко видел замок у нее на затылке, когда нак-
лонился к ней, прежде чем это сделать.
беспорядке. Эта картина неотступно стояла у него перед глазами, пока он
не дочитал заметку до конца. Тут была масса излишних подробностей: слег-
ка задранная юбка, и черные лодочки на высоких каблуках, и следы от ра-
зорвавшегося ожерелья на шее.
галь. Консьержку уже успели допросить.
уважала свою жиличку: Жоржетта всегда улыбалась, хотя ей не слишком вез-
ло в жизни. Развод в двадцать пять лет. Она из тех, кто честно работает.
А Богу известно, что таких не слишком много в их квартале: куда больше
тех, кто плывет по течению. Конечно, у нее бывали мужчины, но консьержка
считала это ее частной жизнью, в конце концов, она была свободной, бед-
няжка.
шторами, единственное светлое пятно среди окутавшей комнату темноты.
Реплики шепотом. Мужчина, вероятно, высокий, смазливый, с фатоватой, са-
модовольной улыбкой покорителя женских сердец. Где-то на границе света и
тени на пол спадает юбка, ослепительная белизна обнажившейся кожи, соб-
лазнительные изгибы бедра или плеча. Ее частная жизнь.
лодочки. Женщина со спокойной улыбкой, предложившая ему сигарету в кори-
доре. И еще этот недобрый взгляд маленького боксера в Спортзале. Все эти
мужчины раздевали ее, держали в объятиях, возбужденную, на смятых прос-
тынях, их грубые руки касались ее бедер, плеч. А он, с его нелепым пос-
тупком вечером в Марселе, и это нестерпимое желание овладеть ею, когда
он помогал ей снять с верхней полки чемодан, и весь этот странный день
после того, как он покинул Лионский вокзал, а вот теперь эта газета.
Полиция располагала списком всех пассажиров купе. Их приглашали явиться
в полицейскую префектуру или в комиссариат своего квартала. Надеялись
получить от них дополнительные сведения о том, что произошло в поезде до
убийства. Предполагалось, что убийство было совершено после прибытия по-
езда, во время вокзальной сутолоки.
сар Таркен и его помощники из уголовной полиции рассчитывают в скором
времени найти виновника. Вот и все.
стоявшие с чемоданами в коридоре, спокойно выходили один за другим.
Кое-кто передавал чемоданы через окно. На платформе по мере приближения
к контрольному пункту поток пассажиров увеличивался, обтекал вас со всех
сторон. Приехавшие вытягивали шею, становились на цыпочки, чтобы поверх
голов разглядеть тех, кто пришел их встречать.
рее покинуть купе, поезд, вокзал. Он первым вышел из купе, одним из пер-
вых - из вагона, с первой волной тех, кого никто не встречал, покинул
вокзал.
те, пытаясь определить, кто из пассажиров занимал ту или другую полку.
Риволани, вероятно, был тот мужчина с редкими волосами, в кожаном пиджа-
ке и с фибровым чемоданчиком с потертыми углами; Даррес - та молодая де-
вушка, что села в Авиньоне, она еще улыбнулась ему в коридоре, когда он
болтал там с женщиной, на сумке у которой имелась монограмма "Ж". Нет,
это не она, раз у Тома, убитой, билет был на два номера больше, а нечет-
ные полки находятся слева, тогда как четные справа. Он уже ничего не по-
нимал. Он проверил номер своего места.
волани. Справа внизу - Даррес, блондинка лет сорока, накрашенная, манто
из леопарда или из того, что он принял за леопарда. Полку слева занимала
девушка, севшая в поезд в Авиньоне. Она тоже была белокурой, лет двадца-
ти или чуть больше, и на ней было светло-голубое пальто и скромное лег-
кое платье, с бантом спереди. Среднюю полку справа занимала Жоржетта То-
ма, и Рене Кабур снова увидел ее круглые колени и то, как она на мгнове-
ние приподняла юбку, когда хотела снять с полки свой чемодан. Слева, на
верхней полке, спал Гароди. Рене Кабур совсем не помнил его. Не обратил
внимания. Или, вернее, вспомнил: место еще не было занято, когда сам он
улегся около половины первого на верхней полке справа. Потом он слышал
чей-то голос.
день, и он хотел получить по счету.
тон. Он вспомнил, как дождливым вечером в тесной кабине, пахнувшей мок-
рыми опилками, в одном из бистро на Страсбурском бульваре, неподалеку
отсюда, он пытался недели две назад дозвониться до одного сослуживца,
сказавшего ему, что он любит бокс. Телефон не ответил.
о субботних вечерах, о зиме, покачал головой и с перекинутой через руку
салфеткой удалился усталым шагом человека, который весь день провел на
ногах.
ратно сложил газету и положил ее рядом с собой на диванчик.
лефонный жетон. Электрические часы над стойкой показывали семь часов или
около того. Парочка, сидевшая за его столом, давно ушла.
пил слишком яркий свет неоновых ламп.
чувствовал, что проведет воскресенье дома, борясь с гриппом, между смя-
той постелью, газовой плиткой, которую ему следовало починить сто тысяч
лет назад, чашкой, которую он не будет мыть, хотя она сделается липкой
после нескольких выпитых грогов. Ему не хотелось сейчас возвращаться к
себе, в этом все дело, наверняка в этом. Хотелось поговорить с кем-ни-
будь, кто выслушал бы его, для кого он в течение нескольких минут предс-
тавлял бы достаточно интереса, чтобы он его выслушал.
наполнившемся шумом, телефон.
ло поместиться несколько человек и стены которой были испещрены надпися-
ми и рисунками, он вдруг понял, что не знает, кому звонить. В газете го-
ворилось об уголовной полиции или комиссариате квартала.
ки. Нашел телефон префектуры. Он думал о коленях покойницы, об описании,
данном в газете: черные лодочки, следы от ожерелья на шее. Он пытался
думать лишь о том, что он должен будет сказать. Окажется ли он первым
пассажиром купе, позвонившим в полицию?
прочистить горло. Он сказал, что приехал в "Фокейце", что ехал в купе, о
котором говорится во, что фамилия его Кабур.
требовательным тоном, что на другом конце провода ответили: "Ну, и что?"
подождать. И потом, ему следовало звонить по другому телефону. Он отве-
тил, что не знал этого.
жалея уже, что позвонил.
этой поездке, точно определить, что он должен сказать. Он помнил лишь
улыбку девушки, которая села в поезд в Авиюне. Как ее звали? Он не знал.
Вроде никого. Хотя нет, был паренек, паренек лет пятнадцати. Белокурый,
грустный на вид, в мятом костюме из твида. Нет, он был не в купе, а сто-
ял у дверей. Вероятно, вышел из соседнего купе.
справа. Мужчина в кожаном пиджаке и белокурая дама появились как раз в
ту минуту, когда он спрыгивал на пол, он даже испугался, что ему сделают
замечание, потому что он встал ботинками на нижнюю полку.
Он стоял в коридоре. Ему пришлось посторониться, чтобы пропустить ее в
купе, так как в коридоре было полным-полно пассажиров, прощавшихся через