Чтение 4–й страницы книги ~Не стрелять~

Ему в ту пору было лет тринадцать, но он уже во многом понимал, что к чему. Да и матерью было сказано в прямых словах, чтоб раньше десяти не появлялся. И место было найдено хорошее, где он мог досидеть до нужного часа - проявлена материнская забота.

И вот он пришел сел к столу - не было еще и семи. Почти надеялся, что сейчас мать придерется к чему-нибудь и начнет орать.

Тогда и он заорет "Да, пожалуйста, могу уйти! Вообще могу не приходить!" Тогда она заплачет и он заплачет. И они останутся вдвоем и сядут смотреть телевизор касаясь друг друга плечами. И она скажет ему где-нибудь в не очень интересном месте кино.

- Степк, поставь чайку.

Но ничего подобного не случилось! Когда он сел мать отвела пустые глаза в сторону. А этот мужик взял кусок хлеба кусок хорошей красной рыбы, которой они в основном и закусывали до прихода Демина, сделал бутерброд, налил Демину в стакан воды "Буратино" и сказал.

- Ешь на здоровье!

Но таким голосом он сказал, в котором тринадцатилетний Демин легко сумел прочитать: "Ты мне нагадить пришел, а я тебе все равно добром - вот хоть ты задавись!"

И тут Демин как-то растерялся. Он не знал то ли ему назло съесть этот бутерброд, то ли назло не съесть. Вот тогда-то вдруг прямо в эту самую секунду мужик и сказал:

- Тебе профессию надо иметь!, чтоб жить без оглядки. - Он посмотрел на бутерброд, усмехнулся довольный своей победой. - Когда деньга, лучше себя чувствуешь, а когда неворованная - тем более!

Потом Демин узнал этот мужик - монтажник. Мотается по командировкам, получает и пятьсот, и за пятьсот. Так, что не врал!

Демин не был таким уж особенным Ломоносовым-Лавуазье, но он мог бы остаться в девятом классе. Захотел бы и остался. Да у него о том идеи не было. Восьмой класс он заканчивал легко и свободно.

А потом сразу без лишних напоминании, без "посоветоваться с родителями" подался в ПТУ. Стал учиться на строителя-монтажника. На верхолаза короче говоря - "не кочегары мы не плотники..." А чем плохая профессия?

А в конце августа прямо перед началом занятий мать пришла домой с Робертом. И через несколько дней к ним переехали Робертовы вещи и главное - ударная установка. Роберт был ударником в ресторане при гостинице, где мать была коридорная. У них очень удобно получилось!

В первый или во второй раз, когда Демину постелили в кухне, на полу, мать сказала.

- Ты зови его дядя Роберт.

- А тебя тетя мама?

Эти слова Роберт вроде бы пропустил мимо ушей, вроде бы вообще не слыхал. Но через несколько дней мать, как раз ушла куда-то, потом Демин подумал, что может, и нарочно, через несколько дней Демин ничего не ожидал, был то есть совершенно не готов, он просто смотрел телевизор, а Роберт смотрел на него. Но такие вещи на Демина не действовали.

- Я почему каратэ не занимаюсь, - вдруг сказал Роберт, - потому, что тянет.

- Чего тянет? - Демин не хотел, да спросил.

- Да кому-нибудь морда наподдавать! - Он когда волновался всегда говорил с акцентом. - Я нестойкий к этому вопросу.

Некоторое время они молчали уперевшись друг в друга упрямыми взглядами. Затем Роберт продолжил намеченную программу.

- Ты хочешь в девять уходи, хочешь в десять хочешь в двенадцать утром! Меня не касается. Но вечер - одиннадцать приходи!

Демин никак не мог уходить из дому в двенадцать дня у него учеба начиналась с восьми. Впрочем Роберт этого мог и не знать. Роберт мог ему от чистого сердца предлагать сидеть тут до двенадцати. Он очень мало Деминым интересовался.

- Ты меня извини! - Это он сказал таким тоном, каким извинения совсем не просят. - Ты мне здесь абсолютно не нужен!

Теперь Демин очень захотел ему ответить. Но не нашелся сразу. И тогда Роберт как бы перебил его:

- Мать знает!

Эх! Он должен был ответить этому Роберту. И потом он сообразил, как мог бы ответить. Хотя бы молоток в руки взять.

Да и просто словами! Но Демин мать жалел. Себе он это называл "Неохота связываться" и "Она еще сама потом..." А по правде он ее просто жалел!

Он ее жалел и тогда когда от него утром дверь в комнату стали запирать, чтобы он якобы не играл на Робертовой ударной установке. И когда кровать его навсегда передвинули в узенький коридорчик перед входной дверью. И когда мать с настоящими слезами говорила соседке:

- Ну, что же Лариса! Если я родила, я теперь всю жизнь должна таскать эту тяжесть! Мне самой пожить хочется. Вон Робик - думаешь, очень доволен? Степка. Степка. Сколько я его должна воспитывать в конце то концов?1

Демин еще не понимал, что материнская любовь к нему прошла! Об этом ни в одном кино не было сказано, что такое бывает.

И он тогда ушел из дому - в наказание матери, чтоб она опомнилась и побежала его искать.

Но его никто не искал. Через неделю он явился. Его окинули не очень добрым взглядом.

- Хорош! - Как будто радовались, что теперь есть возможность ругать его на законных основаниях.

И, переночевав кое-как, измарав и без того не очень чистую наволочку, он ушел туда, откуда явился - в котельную.

Помещение было огромное, как бы двухэтажное, только конечно, под землей. Окна присажены у самого потолка. Но никто на них не обращал особого внимания потому, что здесь всегда горел свет.

Тут заправлял дядя Андрюха - хромой седой нечесаный. Орал какой-то своей начальнице:

- Я работу справляю? Все! А другое тебя не касается!

Еще приходил сюда однорукий дядя Серега и дядя Толяныч, который рассказывал, что будто бы когда то работал следователем.

Демин даже приладился оттуда ходить в ПТУ. Мужики про него говорили:

- Ну он же Алешки Демина внук который валенки валял. - Это они вспоминали деда материного отца.

Но потом все изменилось там Дядя Андрюха, который считал котельную вроде как своей собственностью, сдал ее каким-то подозрительным типам, которые играли в карты, а больше в "железку". Они заваливались часов с шести - и понеслось!

Это было похоже сразу и на рынок, и на пивную-шалман и на темную подворотню. Хотя никаких темных подворотен в сельской Скалбе быть не могло.

Дядя Андрюха стал теперь злой: деньги, взятые им вперед, давно испарились и он сам был не хозяин в своем доме. Дядя Серега и дядя Толяныч резко пропали - их эти играющие "наладили". А Демин остался ему-то пропадать было некуда! Он продолжал жить на своей лежанке за толстыми трубами. Место может, и темное, может, и излишне теплое, а зато уж свое.

Но однажды Демина оттуда выставили. Демин уже лежал раздетый - то ли готовился спать то ли готовился еще помечтать на сон грядущий. И тут над трубой возникла рыжая курчавая башка:

- Давай вали отсюда! - и потом было прибавлено еще несколько слов.

Почему то Демин сразу понял, что место это, бесплатно занимаемое им, теперь тоже продано дядей Андрюхой. За спиной у "башки" виднелась еще одна - женская. Вторая башка была выпивши улыбалась и ждала нисколько не сомневаясь чем кончится дело.

Демин ушел и собственно больше туда не возвращался. Только зашел однажды ботинки свои взять. Его никто и не заметил! И это было ему даже не то, чтобы обидно, а больше как-то странно.

Дуракам счастье он думал, дуракам счастье - ну пусть так. А почему же за это интересным и умным несчастье? Почему интересные и умные так часто мучают других приносят горе? Это он так думал про свою мать и про себя. И ни до чего додуматься не мог.

Месяц или два он скитался где попало, а потом вернулся домой. Пришел днем - ни матери, ни Роберта не было. В дверь был врезан новый замок. Демин плюнул на этот замок. Но постоял секунду вытер слюни. Солнышко светило в ноздреватый снежный пирог под окнами стучала капель.

Замочек врезали? Да и шут бы с вами Тепло! Он открыл сарайку стал вываливать оттуда дрова. На пыльных полках под потолком нашел две керосинки, еще бабкиных.

Демин посидел над керосинками некоторое время в раздумье пока не установил принцип действия. Сходил в лавку за керосином. Ведь продавали же его зачем-то. Стало быть кто-то пользовался и этими штуками.

Сарайка был в сущности неплохой. Даже теплый. При деде покойном здесь вроде бы держали кроликов. А потом завалили хламьем...

В тот день ему повезло: мать пришла рано, а Роберт поздно. Демин уже успел поставить к себе в сарай раскладушку, более или менее заткнул щели зажег керосинки Мать ничего не говорила кроме одного:

- Не стыдно! Постыдился бы! Не стыдно? Перед людьми-то не совестно!

Но Демин думал, что матери самой наверное стыдно. Обида жгла и хотелось длить ее на глазах у матери.

Чтобы мать сказала ему, что-нибудь, он взял купленный еще бабкой транзистор, унес к себе в сарай. Нарочно попробовал играет или нет. Мать только покачала головой и заплакала.

В душе у Демина копошилась смутная тревога, что может быть он в чем-то тоже виноват и мать плачет не от стыда, а просто от горя и оттого, что не в силах справиться с выросшим Деминым.

Он припер дверь лопатой, включил транзистор стал ловить музыку. Под одеялом - правда во всей одежде - ему было не холодно.

Тут дверь толкнули, потом еще раз - сильнее. И Роберт сказал:

- А ну открывай! - Лопата оказалась не таким уж надежным запором.

- Войдешь - поленом шарахну! - И Демин заметил, что действительно выбирает полено удобное для ближнего боя.

- Сгоришь там! - И Роберт снова сильно толкнул дверь.

- Сгорю - вам же с матерью лучше!

Он не хотел этого делать - не хотел из них слезу выжимать. А сам выжимал! Но Роберт лишь, что-то буркнул - наверное, на армянском языке и ушел. А Демин остался.

Он и отсюда приспособился ходить в ПТУ. А стирать он уж давно приспособился - в бане. Да ко всему можно приспособиться. Только надо понять, что ты сам отвечаешь за себя. Понимаете? Не мама, не дядя, а ты сам за себя. И на бокс стал ходить. А, что ж ему теперь спортом не заниматься! Иной раз у ребят в общаге ночевал. Да ему бы и самому обшагу дали - просить неохота. Как начнешь объяснять...

В ПТУ, если честно не очень спрашивают по математике там по физике. А уж по литературе по биологии - тем более. И многие этим пользуются. Ну и Демин, конечно, тоже. Но однажды он прочитал кажется в "Комсомольской правде" (домой идти не хотелось он торчал на станции) прочитал, что в мире не учится сто сорок миллионов детей. Вдруг подумал и я один из них!

И стал учиться.

Ему конечно, повезло, что год получился теплый. Март - почти как апрель. А в самом апреле уже комары пошли. А там и на практику рванули. Потом приходит прораб.

- Ребята кто хочет остаться еще поработать? Но уже за полную сумму!

Демин сначала дернулся останусь. А куда спешить то! И деньги нужны, он решил снимать комнату или хотя бы койку. Но потом увидел остаются одни детдомовские! И сразу понял ни за, что не останусь! Сказал прорабу спокойным голосом "Не спасибо. Я домой"

А в Скалбе все равно конечно пришлось подрабатывать. Только платили хуже. Потому, что кто он без специальности-то! Пешка разнорабочий, простой подросток!

После он приходил к себе в сараюху усталый как собака" прятал деньги за дрова (с ним расплачивались каждый день, потому, что это была калымная работа) падал на скрипучую раскладушку и его начинала одолевать злость все-таки виноват кто-то! Или вообще никто! И все, что по телевизору говорят - это все врут! И жизнь насквозь такая!

Но Демин не хотел этого думать. Есть виноватые! Причем он Роберта, как раз, за главного врага не держал, ну Роберт не Роберт, другой бы какой-нибудь появился.

И вдруг Алена! Как луна среди ночи! Во-первых, красивая. Во-вторых, современная злая такая резкая! Она была не Демин. Она своих врагов всех наизусть знала.

И Демин стал думать, стал понимать, что это и его враги., что все из-за таких! А ненависти-то не растраченной навалом!

И он готов был на любое воровство собаки на любую драку. При Алене он вообще был готов на все!

Но и он "знал край". Жизнь его научила опасаться слишком вольных поступков. И он понимал чем грозит пистоль. Хотя почти сам и затеял эту проверку, чтобы Славку взять на "слабо", чтоб Алена все увидела.

И сидя у себя в сарае он понимал еще одно. Если бы их как говорится "замели" для Алены со Славкой это были бы просто неприятности, хотя может и крупные, но все же лишь неприятности. Потому, что родители то се... В общем, отобьются.

Так и они думали в принципе-то. Хотя вроде бы ни на кого не надеялись и все было честно. Но в глубине, в самой этой в "печенке" знали тыл есть.

Поэтому Алена со Славкой даже и не представляли даже и не интересовались ни грамма "правовой стороной вопроса" то есть, по-русски говоря, что за это будет!

А Демин - нет! Он как мотоциклист если попал в аварию то не "жигулевским" железным боком будешь ударяться, а собственной мордой!

И теперь, когда за ними началась слежка он не знал, как ему поступить.

Но стыдно было их бросать когда так завязаны, а может завязли! И с Аленой не то, что не потанцуешь, не глянешь.

Была и еще одна причина - совсем уж, наверно странная! Которую он сам от себя держал под замком. Демин страшился потерять их уважение и снова стать человеком второго сорта парнем "из плохой семьи".

Отчетливо виделось ему как Алена презрительно прищурится: "Ну я же тебе сразу говорила. Когда культуры нет..."

Утром на четвертый день расследования к Любе в кабинет зашел Сережа Камушкин. Взял стул сел напротив прищурился улыбнулся.

У Сережи лицо было бледноватое такое, а глаза серо-синие тоже бледноватые, а рост выражаясь термином Николая Егоровича "приземистый". В общем почти квадратный такой человечек.

Но это был квадрат огромной силы и ловкости. И стрелял он очень достойно и быстро. И "блатную музыку" знал - не для красоты как некоторые, а для дела.

Как-то Николай Егорович сказал Любе:

- Кстати могу посватать.

- Была такая договоренность! - излишне спокойно осведомилась Люба.

- Ну. - Начальник развел руками. - Я мужских тайн не выдаю!

- Вас поняла. Отвечаю: сватать меня не надо, спасибо.

Разговор этот состоялся года полтора назад. И ничто не изменилось в Сереже Камушкине. Только вел он теперь какой-то подчеркнуто хороший образ жизни режимил не пропускал ни одной физкультуры вообще всегда был "заряжен". Как человек простой и именно милицейский он завоевывал Любино расположение самым надежным самым достойным и собственно единственно доступным для него способом - отличным исполнением своего долга.

Итак, вошел Камушкин улыбнулся прищурился.

- Есть Люб интересный факт по детям. От Зубова поступило устное распоряжение помогать Любе чем возможно. Так, что повод поговорить с ней у Сережи Камушкина был вполне законный!

- У нас в Скалбе, Люб имеется подпольный танц-клуб. - Он полез в свою книжечку, но заметила Люба адрес помнил наизусть - готовился к разговору, только показывать того не хотел. - Значит, улица Речная, дом стало быть восемь, Бочкин Святослав Александрович.

- А почему подпольный! Может просто танцы!

- По не совсем проверенным данным деньги берет с молодежи. Самому где-то за тридцать. Выпивку разрешает. Теперь это у них называется дискотека.

Что и говорить блокнот который дал ей Сережа был истинным чудом. Умел капитан Камушкин вести дознание - ясно точно с неумолимой твердостью. Люба никогда не видела того гражданина Бочкина С. А содержателя детской подпольной дискотеки, а он вставал из Сережиных быстрых записей как живой - во всей отвратительной красе.

Он видно был этот Святослав Александрович подлецом по призванию. Уяснив, что от него хотят, стремительно пошел в "сознанку" (только прошу это зафиксировать в протоколе товарищ капитан!) И потом щедрыми горстями стал сыпать перед Сережей сверкающие бесстыдным предательством факты. А это ведь тоже надо "уметь" - заметить в людях столько плохого.

Люба уже несколько раз пролистала блокнот. Материал имелся - это факт. Но вот какой - неизвестно! Так биологи вынув из пучин морских глубоководную сеть рассматривают див и страшилищ а кто они и зачем! Только одна фамилия мелькнула Свинцов - тот парнишка у которого был тир в виде человеческих фигур и самодельный "пападельныи" пистолет. Теперь он будто бы стал верховодить в целой компании ребят. Ну и, что!

Сюда же примыкал и такой факт Некто Демин (по имени его никто никогда не звал) отлупил одного из приятелей Свинцова. История эта кончилась ничем. Почему! То ли Свинцов затаился (и тогда можно, что-то предполагать). То ли Демин, как считает Бочкин, действительно угрюмый неприятный парень.

Но ведь оценки гражданина Бочкина никак не следует принимать за объективные. Вообще за те которым стоит верить.

И все-таки Люба уверена была, вот среди этих сорока - пятидесяти ребят, что толклись около Бочкина и был тот самый.

Домой она вернулась поздно Еще и потому, что шла не торопясь, выбрав дальнюю окольную дорогу по высоковольтной трассе. Ей хотелось проветрить мозги от раздумий своих детективных. Вот тебе небо и вот дорога. И все!

Верно ее работа требовала решительных и стремительных действии. Но требовала она и полной неторопливости Люба думала, что лучше уж медлить, чем делать приблизительное, так называемое "почти правильное". Очень дорого оно потом обходится!

Дома переодевшись в простой и свободный сарафанчик, она вышла на улицу. Еще не дойдя до сарая, она услышала, что мать доит. Причем заканчивает, потому, что струйки били не о ведро, а попадали в густую и пышную молочную пену. И от этого получался такой прекрасный звук, который никакими словами не передать, а только вот надо остановиться у раскрытой в хлев двери и слушать.

Почувствовав Любин взгляд, мать обернулась к ней - такая в меру усталая, но больше умиротворенная, какой и следует быть хозяйке по вечерам.

- Снеси там под колодец...

Люба понесла ведро по мягкой узенькой дорожке между гряд, поставила его в жестяную детскую ванну с холодной водой. Накрыла ведро крышкой и сверху положила камень - чтоб уж, как говорится, ни кот, ни кошка...

Иногда ей казалось, что она хочет выполнять только вот эту простую крестьянскую работу И больше ничего, и больше никогда ничего в жизни. И так прожить до самой старости И иметь мужа, спокойного, работящего, которого можно побранить, что слишком задержался у товарищей под субботу с воскресеньем.

И потом сидеть на крыльце совсем старой бабушкой и смотреть, как жизнь уходит куда-то вдаль.

Она вздохнула от этих мыслей, как ото сна, и пошла опять к матери.

На веранде они разлили молоко из второго ведра по банкам - для тех дачников, которые приходили вечером за парным. И тут же сели ужинать сами - молоком да хлебом со свежим вареньем.

Мать пододвинула кружку, чтобы Люба налила еще.

- Говорила тут Пономарева Татьяна. Помнишь ее?

- Тетя Таня! Конечно!

- Так у нее сосед Знаешь, старик такой Ковалев, что ли Ну, рыжий этот? Так вот Татьяна говорит, к нему забирались будто... В заднем окошке стекло выставлено И потом он, как из Москвы приехал, все охал, охал. Ты ничего не слыхала?

- А когда это было-то?

- Говорит, с неделю.

Странно забрались, а он не заявил. А с другой стороны - мало! Не хотел и не заявил. Хм! А ведь я была недавно у тети Тани Пономаревой. И видела дом соседний. Правильно - старый такой, словно деревенский. Окна потому, что маленькие, так раньше в деревне делали, чтобы тепло не выпускать.

Она пошла в свою комнату, разобрала постель, но не легла, а села к столу. За дощатой стенкой играл телевизор и тихо похрапывал отец. А только выключи - сейчас же проснется. Начнет шуметь! мол, что я этих копеек не заработал?! Не трогайте, я слушаю! От этого Люба никак не могла сосредоточиться, а ведь, что-то крутилось в голове.

Неизвестно почему ей припомнилась давняя поездка в Петухи - деревню. Был декабрь Они приехали с отцом на санях - погода стояла нехолодная. Вошли в избу к дяде Леше тоже леснику отцову вроде подчиненному. Было надымлено и как то пахло нехорошо. На столе стояли пустая водочная бутылка миска недохлебанных щей. Сам дядя Леша лежал на кровати. И отец - такой энергичный тогда - сразу распахнул дверь "Угарно тут! Окно раствори!" Люба попробовала открыть окно.

А! Вот оно! Окно не открывалось! Люба вынула внутреннюю раму. А во второй нет ни шпингалетов ни форточки. И сама она была прибита прямо к стенам и подоконнику.

Прибита! Так и у этого Ковалева может быть. Маленькие деревенские окошки.

Она прошлась по комнате. Почувствовала ложность и "киношность" этого движения. Действительно неужели мы себя извести уже не умеем иначе чем телевизионные герои?!

И вдруг забыла додумать эту мысль. Вспомнила совсем другое. Если так можно выразиться она вспомнила мальчишку который мог бы залезть к этому Ковалеву.

Она видела его недавно. Тоже может быть дней десять назад. На станции. Он пьяный был! И Люба конечно сразу его заметила такой щупловатый, проныристый какой-то. А по глазам все же лет двенадцать не меньше.

Люба к нему на лавочку подсела - она в штатском была и парнишка этот глядел на нее почти свысока. Достал пачку Столичных закурил. Это бывает у некоторых подростков с комплексами - курить на глазах у взрослых. И он стало быть курил. Еще неумело. Но пачки две три уже на тренировку испортил. Из полиэтиленовой сумки торчала головка коньячной бутылки и просвечивали шоколадные конфеты.

- Угостить? - спросил мальчишка когда заметил, что Люба смотрит ему в сумку. - Могу угостить. Только не знаю чем.

- Ты откуда это все взял?

- Тебе какое дело? Украл!

- Я из милиции так, что давай-ка не болтать. Он сразу бросил сигарету и хотел встать. Но Люба удержала его взявшись за сумку. Мальчишка не вырывался он сразу сел завороженно глядя на Любу. Может метод оценки не абсолютно точен, а все же совсем невинный так смотреть не будет. Правда это уж теперь Любе в голову пришло. А тогда не приходило! Тогда она слушала историю про мопед который он "толкнул" за сорок рублей.

- А коньяк зачем?

- Отцу.

В принципе может быть. Конечно той бы продавщице голову снять! Да разве всем продавщицам которые ребятам спиртное отпускают голову снимешь!

- Смотри парень! Ты у нас уже фигурировал в делах. Хочешь поближе познакомиться? Я могу устроить!

Это был всего лишь прием Люба его конечно не знала этого парнишку. Ответил он неожиданно.

- А я и хочу познакомиться. Только не так.

- Правильно, что не так. А как же?

- Думаю может еще пойду по милицейской линии. - Помолчал немного и добавил - в смысле следствия проводить!

Люба взяла Сережин блокнот., что-то здесь имелось из этой области. А вот:

Бочкин его назвал "проныра". Дальше он сказал. Кошка которая ходит сама по себе. Зовут Солдат-Юдин. Подслушивает, подсматривает. Торговец тайнами.

Подсматривать и следствие вести - у ребят это часто сливается. Проныра. Мог и в окошко "пронырнуть". А деньги за мопед - это же очень легко проверить. Если конечно на станции и у Бочкина это один и тот же мальчишка.

Вот так голубка. Не надо было пижонить, а надо было нормально узнать фамилию. Хотя он вполне свободно мог бы и наврать.

Есть люди которые знают чего хотят. А есть которые об этом представления не имеют так называемые "чехлы..."

Алена Леонова вроде бы знала чего она хочет. Но когда внимательней приглядывалась к себе то замечала, что просто плывет куда-то. Из седьмого класса в восьмой из восьмого - подсуетилась! - в девятый. А на кой это все? Теперь и девятый отучилась. Но опять же каковы ваши основные движущие цели? Куда и зачем вы двигаетесь!?

А то вдруг находило на нее несусветное веселье, мол пошли они куда подальше эти пудовые размышления. Школу окончу замуж выскочу. И опять ей нравилось жить, как живется. И нравилась та, что серьезным и чуть надменным взглядом смотрела на нее из зеркальных глубин.