Чтение 4–й страницы книги ~Дойти до горизонта~

Татьяна и Наташа тихо засмеялись Толпа на берегу рассосалась. К нам
привыкли. Мы стали фоном. Там - море, там - город, а здесь - эти, на плоту
вторую неделю крутятся.

Я лихорадочно соображал, как можно порвать этот порочный круг. Изображать
цирковую лошадь, ограниченную тринадцатью метрами арены, мне как-то не
улыбалось.

- Может, веслами погребем? - несмело предложил я.

- До какого побережья? - снова сострил Салифанов. - Это в контракте не
оговаривалось.

- Десятый кружок! Маленький, но приятный юбилей, - сообщила Войцева. Я
ожесточенно закрутил рулем во все стороны. Плот даже не шелохнулся. Он
продолжал ходить по кругу, как человек с завязанными глазами. Чертовщина
какая-то! Месяц назад, на ходовых испытаниях дома, он же управлялся! Что
изменилось? Плот тот же. Стоп! А руль-то другой, с меньшей площадью!

Во мне забрезжила надежда. Торопясь, я схватил лист толстой фанеры,
лежавший у борта, и сунул его в воду параллельно перу руля. Плот чуть
рыскнул влево. Этого даже никто не заметил, но стало очевидным, что дефект
устраним. Плот разворачивался все больше, вставая на заданный курс. Мои
товарищи, почувствовав какую-то перемену, закрутили головами.

- Никак проскочили? - удивился Валера. От увеличившейся скорости под
баллонами забурлила вода.

- Там какая-то штуковина поперек пути стоит, - высунула голову из-под
паруса Наташа.

- Буй, что ли? - переспросил я.

- Нет, здоровенная. Мы прямо на нее идем. Я привстал, но ничего не увидел.
Весь обзор по правому берегу мне перекрывал грот-парус.

- Уже близко, - добавила Монахова. Об этом я и сам догадался по жуткому
металлическому скрежету, доносящемуся спереди.

- Ильичев, ты давай отворачивай, а то как бы того... - забеспокоился
Валера.

Я лег на настил, прополз под парусом. Прямо по курсу стоял работающий
земснаряд. Гремя шестернями, он черпал донный грунт, углубляя фарватер.

- Сейчас он зажует нас вместе с песочком и не подавится, - успокоил нас
Сергей.

Я круто заложил руль вправо. Маневр удался, но положение не улучшалось, и
заметно усилился снос плота. Нас бочком, помаленечку оттаскивало к
земснаряду. Приближающиеся лязг и грохот не предвещали ничего хорошего.
Было бы крайне обидно оканчивать плавание и жизнь среди металлических
ковшей.

- Кеп, дай-ка веслецо! - протянул руку Валера.

- И мне, пожалуй, для разминочки, - поддержал идею Сергей, устраиваясь
поудобнее у борта. Он пропел на мотив известной песни:

- Если трамвай на твоем пути, кто-то должен уйти! Весла разошлись по рукам
мгновенно. Пять лопастей разом опустились в воду. Оттолкнулись, выиграли
метра полтора. Заметно прибавили в ходе. Земснаряд, бессильно скрежеща
металлическими зубами ковшей, проплыл метрах в шести-десяти сбоку.

- Еще сюрпризы запланированы? - перекрывая шум, заорал мне в ухо Валера.

Я неопределенно пожал плечами. Кабы знать, где придется еще падать...

Начали помаленьку обживаться. Фанеру намертво прикрутили к перу руля. Вещи
рассортировали, уложили на корме. Освободили площадку под спальные места,
расстелили поверх металлической сетки настила полиэтилен. Раскатали на нем
спальники. Сергей и Валера тут же упали на них сверху. Сергей поерзал
спиной.

- В общем, ничего. - Он остался доволен, закинул ногу на ногу, закурил,
наблюдая, как ветер припечатывает дым к полотнищу паруса.

- Будьте любезны, музычку какую-нибудь, - голосом капризного санаторного
отдыхающего попросил он.

Монахова включила "Альпинист".

"...Ураган пронесся над островом, произведя крупные разрушения. Волна,
обрушившаяся на прибрежные пляжи..." - начал пугать приемник приятным
дикторским баритоном.

Сергей приподнял голову, поморщился.

- Давайте не будем здесь про это! - запротестовал он.

Наташа крутнула ручку настройки. Я передал на минуту румпель Татьяне и
открыл первый ослепительно чистый лист "Судового журнала".

"17.30. Вахту принял Ильичев, - стараясь ровнее выводить буквы, написал я.
- Курс 175€. Ветер Сев.-Вост.". Плавание началось.

Глава 3

Удивительная это штука - ночные вахты. А уж первые - тем более. Все еще
внове, все удивляет, будоражит воображение...

На юге темнеет быстро, как будто кто выключателем щелкает. Солнце ложится в
песок, все кругом сереет, цвета исчезают. У нас на Урале закат - только
начало вечера, еще часа три светло, гуляй - не хочу. А здесь через полчаса
хоть глаз выколи, как в ящике. Темнота такая плотная, что, кажется, ее
можно рукой пощупать или, например, кусок ножом отхватить и бандеролью
домой отослать. Непривычно это, особенно поначалу.

Дома даже в полночь окружающий мир воспринимаешь, а здесь такое
впечатление, что сейчас в стенку лбом упрешься. В море так совсем
теряешься. Плот чуть покачивает, внизу булькает, по всему выходит - идем,
но движения-то самого никак не воспринимаешь. Ориентиров нет, поверхность
воды не видишь. Впереди то ли берег, то ли море, то ли стена глухая -
непонятно. Днем мы приспособились. Извините за натурализм, в море плюнешь и
наблюдаешь, как слюна по воде, расплываясь, удаляется за корму. Способ,
конечно, архаичный и погрешность дает побольше, чем винтовые лаги, но зато
всегда можно понять, плывешь или крутишься на месте. И никаких
дополнительных приспособлений и механизмов не требуется. Привстал, плюнул -
и снимай показания! Но это днем. А ночью?

Вначале пробовали бумажки пускать. Две тетради изорвали - без толку. Пока
на воду опустил, видишь. Чуть отвлекся или глаза отвел, например, курс
сверить, сгинула бумажка, словно и не было ее вовсе, и понять не успеваешь,
куда ушла - назад или вбок. Первое время немного подсвечивали керосиновые
лампы, висящие на мачте, но потом закоптились так, что даже язычок пламени
рассмотреть стало невозможно.

Единственный ночной ориентир находился сзади - огни Аральска. Но уже на
вторую ночь они заметно потускнели и постепенно растворились в ночной
черноте. Пришлось переключиться на Полярную звезду и малюсенький наручный
компас, от одного вида которого профессиональные моряки пришли бы в ужас.

Сижу на настиле плота, поджав под себя ноги. Рукой навалился на румпель.
Чувствую, как он мелко подрагивает, сопротивляясь напору набегающей воды.
Маленькая фосфоресцирующая стрелка мечется по циферблату возле светящейся
точки, обозначающей север. Вправо-влево. Мои глаза бегают за стрелкой.

- Интересно, - размышляю я, - если сейчас пойти в указанном ею направлении,
то в принципе можно добраться до Северного магнитного полюса?!

Я представляю, как маленький человечек, удивительно похожий на меня,
бодренькой походочкой, с рюкзаком за плечами, шагает на север Он пылит
башмаками по степям Казахстана, пробирается по тайге, шлепает по льдам
Ледовитого океана. Наконец останавливается. Дальше идти некуда. В этом
месте по идее стрелка компаса должна указывать строго вниз.

Человечек осматривается. Вокруг - белые ледяные поля, нагромождения
торосов, снег и жуткая холодина. Изо рта идет пар, на бороде начинает расти
большая сосулька. И тогда маленький человечек, удивительно похожий на меня,
весь скукоживается от мороза, хлюпает носом и быстрой-быстрой трусцой,
местами переходящей в галоп, несется в обратном направлении. Он
перепрыгивает Урал, пролетает Казахстан, взбирается на плот и, трясясь
противной мелкой дрожью, лезет под спальник и одеяла.

"А если, например, пойти по направлению южного конца стрелки? Тогда,
наверное, можно достичь Южного полюса", - продолжаю я размышлять.

Но мой человечек мертвой хваткой вцепляется в край одеяла, натягивает его
до самых глаз и ни в какую не хочет вылезать. Наверное, он знает, что в это
время морозы в Антарктиде доходят до семидесяти градусов. Он мотает головой
и мычит что-то насчет хронического бронхита. Ну и бог с ним. Пусть
оттаивает. Хотя, конечно, без его компании, одному, сидеть на вахте не так
интересно.

"Если станет совсем скучно, я вытащу его наружу или придумаю себе еще
десять или сто других человечков", - успокаиваю я себя.

От нечего делать смотрю на часы. Однако незаметно прошел уже порядочный
кусок вахты! Осматриваюсь по горизонту, хотя смысла в этом большого нет.
Если бы не компас и чахлый огонь "летучих мышей", я бы начал подозревать,
что мне завязали глаза черной тряпкой.

Дотягиваюсь до приемника. Любовно обтираю его переднюю панель. Мы
убедились, что здесь, в море, даже перед самым плохоньким приемником
испытываешь прямо-таки благоговейный трепет. Достаточно повернуть ручку
настройки - и тоненькая ниточка, протянувшаяся в эфире, свяжет тебя с
Большой землей.

Мы слушаем все подряд: детские передачи и сводки новостей, концерты и
рекомендации молодым хозяйкам. Более благодарных слушателей, чем мы, вряд
ли возможно отыскать.

На "Маяке" - новости. Сегодня я слышал их раз пятнадцать. Кручу настройку.
"Мальборо! Мальборо!" Эта станция за несколько суток пребывания возле
Аральского моря успела нам изрядно надоесть. Каждый вечер, забивая другие
передачи, реклама настырно лезет в эфир. "Мальборо!" Да ладно уж, купим мы
эти ваши треклятые сигареты! Хоть целый ящик купим! Убедили! Вот только до
берега доберемся и сразу же всю наличность ухлопаем на сигареты.
"Мальборо!" - прямо-таки захлебывается приятным баритоном диктор. Мне
кажется, что сейчас из диффузора динамика высунется его нахальная голова.

- Знаешь что, ты стал слишком навязчив, - вслух говорю я и переключаю
приемник на длинные волны. - В конце концов, можно и без "Мальборо"
прожить. Вон наш фанатичный куряка Салифанов крутит козьи ножки, и ничего,
не жалуется.

Пробегаю всю шкалу настройки - ничего интересного. Выключаю приемник,