Чтение 4–й страницы книги ~Вампир в Суссексе~

взгляд... Я не желаю его видеть. Уходите. Вы ничем не можете
мне помочь. Скажите ему только одно: я хочу, чтобы мне принесли
ребенка. Он мой, у меня есть на него права. Только это и
передайте мужу.

Она повернулась лицом к стене и больше не произнесла ни
слова.

Я спустился вниз. Фергюсон и Холмс молча сидели у огня.
Фергюсон угрюмо выслушал мой рассказ о визите к больной.

-- Ну, разве могу я доверить ей ребенка? -- сказал он. --
Разве можно поручиться, что ее вдруг не охватит опять то
ужасное, неудержимое желание... Разве могу я забыть, как она
тогда поднялась с колен и вокруг ее губ -- кровь?

Он вздрогнул, вспоминая страшную сцену.

-- Ребенок с миссис Мэйсон, там он в безопасности, там он
и останется.

Элегантная горничная, самое современное явление, какое мы
доселе наблюдали в этом доме, внесла чай. Пока она хлопотала у
стола, дверь распахнулась, и в комнату вошел подросток весьма
примечательной внешности -- бледнолицый, белокурый, со
светло-голубыми беспокойными глазами, которые так и вспыхнули
от волнения и радости, едва он увидел отца. Мальчик кинулся к
нему, с девичьей нежностью обвил его шею руками.

-- Папочка, дорогой! -- воскликнул он. -- Я и не знал, что
ты уже приехал! Я бы вышел тебя встретить. Как я рад, что ты
вернулся!

Фергюсон мягко высвободился из объятий сына; он был
несколько смущен.

-- Здравствуй, мой дружок, -- сказал он ласково, гладя
льняные волосы мальчика. -- Я приехал раньше потому, что мои
друзья, мистер Холмс и мистер Уотсон, согласились поехать со
мной и провести у нас вечер.

-- Мистер Холмс? Сыщик?

-- Да.

Мальчик поглядел на нас испытующе и, как мне показалось,
не очень дружелюбно.

-- А где второй ваш сын, мистер Фергюсон? -- спросил
Холмс. -- Нельзя ли нам познакомиться и с младшим?

-- Попроси миссис Мэйсон принести сюда малыша, --
обратился Фергюсон к сыну. Тот пошел к двери странной,
ковыляющей походкой, и мой взгляд хирурга тотчас определил
повреждение позвоночника. Вскоре мальчик вернулся, за ним
следом шла высокая, сухопарая женщина, неся на руках
очаровательного младенца, черноглазого, золотоволосого --
чудесное скрещение рас, саксонской и латинской. Фергюсон, как
видно, обожал и этого сынишку, он взял его на руки и нежно
приласкал.

-- Только представить себе, что у кого-то может хватить
злобы обидеть такое существо, -- пробормотал он, глядя на,
небольшой, ярко-красный бугорок на шейке этого амура.

И тут я случайно взглянул на моего друга и подивился
напряженному выражению его лица -- оно словно окаменело, словно
было вырезано из слоновой кости. Взгляд Холмса, на мгновение
задержавшись на отце с младенцем, был прикован к чему-то,
находящемуся в другом конце комнаты. Проследив за направлением
этого пристального взгляда, я увидел только, что он обращен на
окно, за которым стоял печальный, поникший под дождем сад.
Наружная ставня была наполовину прикрыта и почти заслоняла
собой вид, и тем не менее глаза Холмса неотрывно глядели именно
в сторону окна. И тут он улыбнулся и снова посмотрел на
младенца. Он молча наклонился над ним и внимательно исследовал
взглядом красный бугорок на мягкой детской шейке. Затем схватил
и потряс махавший перед его лицом пухлый, в ямочках кулачок.

-- До свидания, молодой человек. Вы начали свою жизнь
несколько бурно. Миссис Мэйсон, я хотел бы поговорить с вами с
глазу на глаз.

Они встали поодаль и несколько минут о чем-то серьезно
беседовали. До меня долетели только последние слова: "Надеюсь,
всем вашим тревогам скоро придет конец". Кормилица, особа, как
видно, не слишком приветливая и разговорчивая, ушла, унеся
ребенка.

-- Что представляет собой миссис Мэйсон? -- спросил Холмс.

-- Внешне она, как видите, не очень привлекательна, но
сердце золотое, и так привязана к ребенку.

-- А тебе, Джек, она нравится?

И Холмс круто к нему повернулся.

Выразительное лицо подростка как будто потемнело. Он
затряс отрицательно головой.

-- У Джека очень сильны и симпатии и антипатии, -- сказал
Фергюсон, обнимая сына за плечи. -- По счастью, я отношусь к
первой категории.

Мальчик что-то нежно заворковал, прильнув головой к
отцовской груди. Фергюсон мягко его отстранил.

-- Ну, беги, Джекки, -- сказал он и проводил сына любящим
взглядом, пока тот не скрылся за дверью. -- Мистер Холмс, --
обратился он к моему другу, -- я, кажется, заставил вас
проехаться попусту. В самом деле, ну что вы можете тут
поделать, кроме как выразить сочувствие? Вы, конечно, считаете
всю ситуацию слишком сложной и деликатной.

-- Деликатной? Безусловно, -- ответил мой друг, чуть
улыбнувшись. -- Но не могу сказать, что поражен ее сложностью.
Я решил эту проблему методом дедукции. Когда первоначальные
результаты дедукции стали пункт за пунктом подтверждаться целым
рядом не связанных между собой фактов, тогда субъективное
ощущение стало объективной истиной. И теперь можно с
уверенностью заявить, что цель достигнута. По правде говоря, я
решил задачу еще до того, как мы покинули Бейкер-стрит, --
здесь, на месте, оставалось только наблюдать и получать
подтверждение.

Фергюсон провел рукой по нахмуренному лбу.

-- Ради Бога, Холмс, -- сказал он хрипло, -- если вы в
чем-то разобрались, не томите меня. Как обстоит дело? Как
следует поступить? Мне безразлично, каким путем вы добились
истины, мне важны сами результаты.

-- Конечно, мне надлежит дать вам объяснение, и вы его
получите. Но позвольте мне вести дело, согласно собственным
моим методам. Скажите, Уотсон, в состоянии ли миссис Фергюсон
выдержать наше посещение?

-- Она больна, но в полном сознании.

-- Прекрасно. Окончательно все выяснить мы сможем только в
ее присутствии. Поднимемся наверх.

-- Но ведь она не хочет меня видеть! -- воскликнул
Фергюсон.

-- Не беспокойтесь, захочет, -- сказал Холмс. Он начеркал
несколько слов на листке бумаги. -- Во всяком случае, у вас,
Уотсон, есть официальное право на визит к больной. Будьте так
любезны, передайте мадам эту записку.

Я вновь поднялся по лестнице и вручил записку Долорес,
осторожно открывшей дверь на мой голос. Через минуту я услышал
за дверью возгласы, одновременно радостные и удивленные.
Долорес выглянула из-за двери и сообщила:

-- Она хочет видеть. Она будет слушать.

По моему знаку Фергюсон и Холмс поднялись наверх. Все трое
мы вошли в спальню. Фергюсон шагнул было к жене, приподнявшейся
в постели, но она вытянула руку вперед, словно отталкивая его.
Он опустился в кресло. Холмс сел рядом с ним, предварительно
отвесив поклон женщине, глядевшей на него широко раскрытыми,
изумленными глазами.

-- Долорес, я думаю, мы можем отпустить... -- начал было
Холмс. -- О, сударыня, конечно, если желаете, она останется,
возражений нет. Ну-с, мистер Фергюсон, должен сказать, что
человек я занятой, а посему предпочитаю зря время не тратить.
Чем быстрее хирург делает разрез, тем меньше боли. Прежде всего
хочу вас успокоить. Ваша жена прекрасная, любящая вас женщина,
несправедливо обиженная.

С радостным криком Фергюсон вскочил с кресла.

-- Докажите мне это, мистер Холмс, докажите, и я ваш
должник по гроб жизни!

-- Докажу, но при этом буду вынужден причинить вам новые
страдания.

-- Все остальное безразлично, лишь бы была оправдана моя
жена. По сравнению с этим ничто не имеет значения.

-- В таком случае разрешите мне изложить вам ход моих
умозаключений еще там, на Бейкер-стрит. Мысль о вампирах я
почел абсурдной. В практике английской криминалистики подобные
случаи места не имели. И в то же время, Фергюсон, вы
действительно видели, как ваша жена отпрянула от кроватки сына,
видели кровь на ее губах.

-- Да, да.

-- А вам не пришло в голову, что из ранки высасывают кровь
не только для того, чтобы ее пить? Вам не вспоминается некая