адреса, как обычно.
ночи. Эти вот бумаги, -- продолжал он, когда старушка ушла к
себе, -- особо большой ценности не имеют; уж, конечно,
сведения, содержащиеся в них, давно переданы в Германию. Это
все оригиналы, которые не так-то легко вывезти за границу.
можем проверить, что известно и что неизвестно немецкой
разведке. Надо заметить, что многие из этих документов шли
через мои руки и, разумеется, решительно ничего не стоят. Мне
будет отрадно наблюдать на склоне лет, как немецкий крейсер
войдет в пролив Солент, руководствуясь схемой заминирования,
составленной мною. Ну-ка, Уотсон, дайте на себя взглянуть. --
Холмс отложил работу и взял друга за плечи. -- Я вас еще не
видел при свете. Ну, как обошлось с вами протекшее время?
По-моему, вы все такой же жизнерадостный юнец, каким были
всегда.
Вы не можете себе представить, до чего я обрадовался, когда
получил вашу телеграмму с предложением приехать за вами на
машине к Харидж. И вы, Холмс, изменились очень мало. Вот только
эта ужасная бородка...
себя за жидкий клок волос под подбородком. -- Завтра это станет
лишь тяжким воспоминанием. Остригу бороду, произведу еще
кое-какие перемены во внешности и завтра снова стану самим
собой у себя в "Кларидже", каким был до этого американского
номера; прошу прощения, Уотсон, я, кажется, совсем разучился
говорить по-английски. Я хочу сказать, каким был до того, как
мне пришлось выступать в роли американца.
слухи, что вы живете жизнью отшельника среди ваших пчел и книг
на маленькой ферме в Суссексе.
magnun opus6 этих последних лет. -- Он взял со стола книжку и
прочел вслух весь заголовок: "Практическое руководство по
разведению пчел, а также некоторые наблюдения над отделением
пчелиной матки". Я это совершил один7. Взирайте на плоды ночных
раздумий дней, наполненных трудами, когда я выслеживал
трудолюбивых пчелок точно так, как когда-то в Лондоне
выслеживал преступников.
бы еще выдержал, но когда сам премьер-министр соблаговолил
посетить мой смиренный кров... Дело в том, Уотсон, что этот
джентльмен, лежащий на диване, -- тот орешек, который оказался
не по зубам нашей контрразведке. В своем роде это первоклассный
специалист. У нас что-то все не ладилось, и никто не мог
понять, в чем дело. Кое-кого подозревали, вылавливали агентов,
но было ясно, что их тайно направляет какая-то сильная рука.
Было совершенно необходимо ее обнаружить. На меня оказали
сильное давление, настаивали, чтобы я занялся этим делом. Я
потратил на него два года, Уотсон, и не могу сказать, что они
не принесли мне приятного волнения. Сперва я отправился в
Чикаго, прошел школу в тайном ирландском обществе в Буффало,
причинил немало беспокойства констеблям в Скибберине8 и в конце
концов обратил на себя внимание одного из самых мелких агентов
фон Борка, и тот рекомендовал меня своему шефу как подходящего
человека. Как видите, работа проделана сложная. И вот я почтен
доверием фон Борка, несмотря на то, что большинство его планов
почему-то проваливалось и пятеро его лучших агентов угодили в
тюрьму. Я следил за ними и снимал их, как только они
дозревали... Ну, сэр, надеюсь, вы чувствуете себя не так уж
плохо?
который сперва долго ловил воздух ртом, задыхался и часто
мигал, но теперь лежал неподвижно и слушал то, что рассказывал
Холмс.
поток немецких ругательств. Пока пленник бранился, Холмс
продолжал быстро и деловито просматривать документы.
выразительный из всех языков, -- заметил Холмс, когда фон Борк
умолк, очевидно, выдохшись. -- Эге, кажется, еще одна птичка
попадает в клетку! -- воскликнул он, внимательно вглядевшись в
кальку какого-то чертежа. -- Я давно держу этого казначея на
примете, но все же не думал, что он до такой степени негодяй.
Мистер фон Борк, нам придется ответить за очень многое.
странной смесью изумления и ненависти.
медленно, отчеканивая слова. -- Пусть на это уйдет вся моя
жизнь, но я с вами сквитаюсь.
слышал я ее в былые годы! Любимый мотив блаженной памяти
профессора Мориарти. И полковник Себастьян Моран, как известно,
тоже любил ее напевать. А я вот жив по сей день и развожу пчел
в Суссексе.
делая усилия освободиться от ремней и испепеляя Холмса
ненавидящим взглядом.
Холмс. -- Как вам доказывает моя речь, мистер Олтемонт из
Чикаго -- это, по существу, миф. Я использовал его, и он исчез.
интересуетесь, мистер фон Борк, могу сказать, что я не впервые
встречаюсь с членами вашей семьи. В прошлом я распутал немало
дел в Германии, и мое имя, возможно, вам небезызвестно.
Ирэн Адлер и покойным королем Богемии, когда ваш кузен Генрих
был посланником. Это я спас графа фон Графенштейна, старшего
брата вашей матери, когда ему грозила смерть от руки нигилиста
Копмана. Это я...
-- Чего же она стоит? Что я наделал! Я уничтожен, моя карьера
погибла без возврата!
Холмс. -- Он требует проверки, но времени у вас на то мало. Ваш
адмирал обнаружит, что новые пушки крупнее, а крейсеры ходят,
пожалуй, несколько быстрей, чем он ожидал.
неточностей, -- продолжал Холмс. -- Но у вас есть одно
качество, редкое среди немцев: вы спортсмен. Вы не будете на
меня в претензии, когда поймете, что, одурачив столько народу,
вы оказались наконец одурачены сами. Вы старались на благо
своей страны, а я -- на благо своей. Что может быть
естественнее? И кроме того, -- добавил он отнюдь не злобно и
положив руку на плечо фон Борка, -- все же лучше погибнуть от
руки благородного врага. Бумаги все просмотрены, Уотсон. Если
вы поможете мне поднять пленника, я думаю, нам следует тотчас
же отправиться в Лондон.
Отчаяние удвоило его силы. Наконец, ухватив немца с обеих
сторон за локти, два друга медленно повели его по садовой
дорожке -- той самой, по которой он всего несколько часов назад
шагал с такой горделивой уверенностью, выслушивая комплименты
знаменитого дипломата. После непродолжительной борьбы фон
Борка, все еще связанного по рукам и ногам, усадили на
свободное сиденье маленького "форда". Его драгоценный чемодан
втиснули рядом с ним.
обстоятельства? -- сказал Холмс, когда все было готово. -- Вы
не сочтете за вольность, если я разожгу сигару и суну ее вам в
рот?
взбешенного немца.
что если ваше правительство одобрит ваши действия в отношении
меня, это означает войну?
спросил Холмс, похлопывая по чемодану.