Чтение 4–й страницы книги ~Три Гарридеба~

закрытой, и мы с Холмсом отправились к себе на Бейкер-стрит.
Только после обеда Холмс вернулся к нашей теме.

-- Эта маленькая история движется к развязке, -- сказал
он. -- Вы, конечно, уже мысленно начертали себе ход ее
развития.

-- Не вижу в ней ни конца, ни начала.

-- Ну, начало ее уже достаточно хорошо обрисовано, а конец
увидим завтра. Вы не заметили ничего странного в этом газетном
объявлении?

-- Заметил. В слово "артезианский" вкралась
орфографическая ошибка.

-- Ага, значит, заметали? Поздравляю, Уотсон, вы делаете
успехи. Но это не типографская ошибка, слово напечатали так,
как оно было написано тем, кто давал объявление. И, кстати,
артезианские колодцы более характерны для Америки, чем для
Англии. И фургоны тоже. В общем, типичное американское
объявление, но якобы исходящее от английской фирмы. Ваше мнение
по этому поводу, Уотсон?

-- Мне кажется, американский адвокат составил и поместил
его сам. Но с какой целью, решительно не догадываюсь.

-- Возможны различные мотивы. Но ясно одно, ему надо было
спровадить в Бирмингем нашего симпатичного старичка. Это вне
сомнений. Я мог бы сказать бедняге, что его гонят искать ветра
в поле, но рассудил, что лучше очистить место действия. Пусть
едет. Завтра -- завтра, Уотсон, само за себя скажет.

Холмс встал рано и куда-то ушел. К завтраку он вернулся, и
я увидел, что лицо у него хмурое и сосредоточенное.

-- Дело серьезнее, чем я предполагал, -- сказал он. -- Я
должен предупредить вас об этом, Уотсон, хотя наперед знаю, это
только подстрекнет ваше стремление лезть туда, где есть шанс
сломать себе шею. Мне ли не знать моего друга Уотсона? Но
опасность действительно есть, предупреждаю.

-- Она будет не первой, которую мы с вами разделяем, и,
надеюсь, не последней. В чем же она заключается на сей раз?

-- Дело очень не простое, рискованное. Я установил
личность адвоката из Америки. Он не кто иной, как "Убийца
Эванс" -- опаснейший преступник.

-- Боюсь, я по-прежнему плохо понимаю, что к чему.

-- Ну да, людям вашей профессии не свойственно держать в
памяти "Ньюгетский календарь"4. Я заходил в Скотленд-Ярд к
нашему приятелю Лестрейду. У них там иной раз, быть может,
недостает воображения и интуиции, но что касается тщательности
и методичности -- им нет равных. Мне пришло в голову порыться в
их "Галерее мошенников" -- вдруг набреду на след нашего
американского молодчика? И что же, я и в самом деле наткнулся
на его пухлую, улыбающуюся физиономию. Под фотографией я
прочел: "Джеймс Уингер, он же Маркрофт, он же "Убийца Эванс".
-- Холмс вынул из кармана конверт: -- Я кое-что выписал из его
досье. "Возраст 46 лет, уроженец Чикаго. Известно, что совершил
три убийства в Соединенных Штатах. Бежал из тюрьмы с помощью
влиятельных лиц. В 1893 году появился в Лондоне. В январе 1895
года в игорном доме на Ватерлоо-роуд стрелял в своего партнера.
Тот скончался, но свидетели показали, что именно убитый был
зачинщиком ссоры. Труп был опознан, оказалось, что это Роджер
Прескотт, знаменитый чикагский фальшивомонетчик. В 1901 году
"Убийца Эванс" вышел из тюрьмы. Состоит под надзором полиции и,
насколько это известно, ведет честный образ жизни. Очень
опасный преступник, обычно имеет при себе оружие и, не
задумываясь, пускает его в ход". Вот какова наша птичка,
Уотсон, довольно бедовая, надо признать.

-- Но что он затевает?

-- План его постепенно становится ясен. Я заходил в
контору жилищного агентства. Там мне подтвердили, что наш
клиент живет в данной квартире пять лет. До него она год стояла
пустая. Предыдущий жилец был некий джентльмен по имени Уолдрон.
Внезапно он исчез, и больше о нем не было ни слуху, ни духу.
Внешность Уолдрона в конторе хорошо запомнили: высокий,
бородатый, смуглый мужчина. Так вот, Уотсон, согласно описаниям
Скотленд-Ярда, человек, застреленный "Убийцей Эвансом", был
высокий, смуглый и с бородой. В качестве рабочей гипотезы
предположим, что именно Прескотт, американский преступник,
проживал в той комнате, которую мистер Натан Гарридеб, невинная
душа, отвел под свой музей. Таким образом, мы, как видите,
первое звено уже имеем.

-- А следующее?

-- Отправимся на его поиски.

Холмс вытащил из ящика стола револьвер и протянул его мне.

-- Берите. Мой всегдашний спутник при мне. Если наш
приятель с Дикого Запада попытается оправдать свою кличку, нам
надо быть наготове. Сосните часок, Уотсон, а затем, я думаю,
пора нам будет отправиться на Райдер-стрит, -- посмотрим, что
нас там ждет.

Было ровно четыре часа, когда мы снова очутились в
любопытной квартире Натана Гарридеба. Миссис Сандерс, поденная
уборщица, собиралась уже уходить, но впустила нас, не
колеблясь: замок в двери защелкивался автоматически, и Холмс
обещал, что перед уходом проверит дверь и все будет в порядке.
Вскоре затем мы услышали, как хлопнула входная дверь, за окном
проплыла шляпка миссис Сандерс, -- теперь на первом этаже
никого, кроме нас, не оставалось. Холмс быстро осмотрел
помещение. В темном углу, несколько отступя от стены, стоял
шкаф -- за ним мы и спрятались. Холмс шепотом изложил мне план
действий.

-- Совершенно ясно, что ему было необходимо выпроводить
нашего уважаемого клиента, но так как старик никогда не выходит
из дому, "американскому адвокату" пришлось сочинить повод. Вся
эта сказка про трех Гарридебов, очевидно, только эту цель и
преследует. Должен сказать, Уотсон, в ней чувствуется
прямо-таки дьявольская изобретательность, пусть даже необычная
фамилия жильца дала ему в руки неожиданный козырь. План свой он
разработал чрезвычайно хитроумно.

-- Но зачем все это ему нужно?

-- Для того мы и сидим здесь, чтобы это узнать. Насколько
я разобрался в ситуации, к нашему клиенту это не имеет никакого
отношения. Тут что-то связано с человеком, которого Эванс
застрелил -- возможно, они были сообщниками. Эта комната хранит
какую-то преступную тайну. Сперва я заподозрил, что у нашего
почтенного друга имеется в коллекции что-нибудь очень
значительное, чему он сам не знает цены, -- нечто достойное
внимания мошенника. Но тот факт, что недоброй памяти Роджер
Прескотт занимал когда-то это самое помещение, указывает на
иные, более глубокие причины. А сейчас, Уотсон, наберемся
терпения, подождем, пока пробьет решительный час.

Ждать пришлось недолго. Мы замерли, услышав, как открылась
и тут же захлопнулась входная дверь. Щелкнул ключ в двери,
ведущей в комнату, и появился наш американец. Тихо притворив за
собой дверь, он острым взглядом окинул все вокруг и,
убедившись, что опасности нет, сбросил пальто и пошел прямо к
столу, стоявшему посреди комнаты, -- шел он уверенно, как
человек, точно знающий, что и как ему надо делать. Отодвинув
стол и сдернув лежавший под ним ковер, он вытащил из кармана
ломик, опустился на колени и стал энергично действовать этим
ломиком на полу. Вскоре мы услышали, как стукнули доски, и тут
же в полу образовалась квадратная дыра. "Убийца Эванс" чиркнул
спичкой, зажег огарок свечи и скрылся из виду.

Теперь пришло время действовать нам. Холмс подал знак,
слегка коснувшись моей руки, и мы подкрались к открытому
подполу. Как ни осторожно мы двигались, старые доски, очевидно,
все же издали скрип у нас под ногами -- из черной дыры
неожиданно показалась голова американца. Он повернулся в нашу
сторону -- и лицо его исказилось бессильной яростью. Но
постепенно оно смягчилось, на нем даже появилось подобие
сконфуженной улыбки, когда он увидел два револьверных дула,
нацеленных ему в голову.

-- Ну ладно-ладно, -- сказал он с полным хладнокровием и
стал вылезать наверх. -- Видно, с вами, мистер Холмс, мне не
тягаться. Сразу разгадали всю мою махинацию и оставили меня в
дураках. Ну, признаю, сэр, ваша взяла, а раз так...

В мгновение ока он выхватил из-за пазухи револьвер и
дважды выстрелил. Я почувствовал, как мне обожгло бедро, словно
к нему приложили раскаленный утюг. Послышался глухой удар --
это Холмс обрушил свой револьвер на череп бандита. Я смутно
видел, что Эванс лежит, распростершись на полу, и с лица у него
стекает кровь, а Холмс ощупывает его в поисках оружия. Затем я
почувствовал, как крепкие, словно стальные, руки моего друга
подхватили меня -- он оттащил меня к стулу.

-- Вы не ранены, Уотсон? Скажите, ради Бога, вы не ранены?
Да, стоило получить рану, и даже не одну, чтобы узнать глубину
заботливости и любви, скрывавшейся за холодной маской моего