Чтение 4–й страницы книги ~Арестант~

А если он кандидат в ЦК КПСС?

А если он кандидат в члены Политбюро ЦК? А если...

Никаких если!.. Да и как бороться с тем, чего нет в социалистическом обществе? Ведь даже слово "коррупция" во всех словарях эпохи развитого социализма трактовалась как "...подкуп, продажность общественных и политических деятелей, должностных лиц в КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМ обществе". Вот так! Нету у нас ворюг, хапуг и прочих. Есть только "...кое-кто у нас порой..." А за пристойной этой декорацией уже с конца шестидесятых стала формироваться самая настоящая мафия. Всеохватывающая, могущественная, почти всесильная. Ее лидеры не значились ни в каких картотеках, кроме картотек спецбольниц, спецраспределителей, спецсанаториев. Они не боялись власти, потому что они-то и были властью. Им не нужно было с кастетом в руках вымогать сотню-другую долларов с подпольного цеховика, как это делали представители криминального мира... Нет, они сами производили продукцию. Сами контролировали производство, завышая или, наоборот, укрывая объемы, сами проводили ревизии, рапортовали о достижениях или о форс-мажорных обстоятельствах, в результате которых погиб урожай, сгорел склад с готовой продукцией, затонул пароход... Они вызывали на ковер милицейских начальников и требовали от них усиления борьбы с несунами и нетрудовыми доходами. Они награждали друг друга орденами, вручали переходящие знамена, проводили сессии, заседания, съезды и воровали, воровали, воровали...

Николай Иванович Наумов был одним из них. Блестящий молодой экономист из номенклатурной семьи. В тридцать один год доктор наук, а в тридцать три - член бюро Ленинградского обкома. Умен, обаятелен, настойчив. В неформальный мафиозный круг власть имущих он вошел легко и естественно. Он не был жаден, материальные блага интересовали его постольку-поскольку. Но он очень любил власть. А рычагами власти в советском обществе, как и в любом другом, были деньги и связи. Возможно, именно "бескорыстие" Наумова позволило ему так легко врасти в теневой мир Северо-Запада. В отличие от тех жлобов, которые умели видеть только голую материальную выгоду, Николай Иванович запросто мог пожертвовать разовым финансовым успехом с тем, чтобы убрать конкурента или обрести союзника. Он так и не сделал партийной карьеры, хотя мог бы... Он едва не сгорел во время андроповской чистки в восемьдесят третьем, когда полетело много голов и партбилетов. Он выжил, он усилил свои позиции, он приобрел новые связи и еще больший вес. К началу горбачевской перестройки Николай Иванович Наумов стал, по существу, одним из самых влиятельных теневых лидеров Северо-запада. Он не высовывался на телеэкраны, не трещал на митингах, не давал интервью. Но серьезные люди знали, что решить вопрос в исполкоме Ленсовета или в Совете Министров РСФСР проще всего через товарища Наумова.

А в восемьдесят седьмом, когда многие партийные боссы уже задумались о будущем, именно Николай Иванович Наумов стал куратором "золота партии" на Северо-Западе.

Ax, пресловутое "золото партии"! Сколько копий было сломано вокруг него за все эти годы!.. Ах, тайные счета в швейцарских банках! Ах, кейсы с необработанными якутскими алмазами! Зачарованный обыватель ждал, когда же все это найдется... Президент обещал! А уж наш Президент слов на ветер не бросает... Искали-искали, искали-искали... ух, как искали!.. Не нашли, только зазря запыхалися.

- Так, может, вы это... плохо искали? А? - допустим, спросил бы обыватель.

- Не-а, мы хорошо... по всем закуткам прошлись. Нету, бля! - ответили бы ему.

- Ну ни хера себе! Может, его и не было?

- Видать, бля, не было... А на нет, братцы, и суда нет. Извиняйте.

Вот так: искали, а не нашли. Что ж, бывает... Особенно если копать не слишком глубоко, не проверять источники инвестиций известных, малоизвестных и вовсе никому не известных западных компаний, не интересоваться, на какие деньги скупались вагоны ваучеров здесь, в России, не задаваться вопросом: на какие деньги акционировались заводы, порты, гостиницы, нефтяные скважины, обогатительные комбинаты, типографии, телевизионные каналы... А на какие деньги проводились избирательные марафоны? А на какие деньги... Да ладно, хватит! Не было "золота партии"?... Видать, не было, раз уж не нашли.

Николай Иванович Наумов знал, что оно было. Что оно есть. Он знал, где и в каком виде это "золото" работает. И какие приносит дивиденды. А как же кейсы с алмазами? Были и кейсы.

Конечно, не они составляли основу. Алмазы, живые фунты-марки-доллары -мелочь. Заначка на оперативные расходы. По приблизительным оценкам самого Наумова суммы на этих счетах составляли не более одного процента от всех спрятанных капиталов.

...Николай Иванович слушал доклад Антибиотика с особым вниманием. Ему доводилось сотрудничать с покойным Гончаровым, и он отлично знал существовании резервного счета на шестьдесят миллионов долларов. Договор об открытии этого счета он, как и директор московского агентства "Консультант" полковник Семенов, помнил наизусть. Но, в отличие, от Семенова, Николай Иванович не знал о том, что нашелся владелец... Из довольно длинного и не очень достоверного рассказа Антибиотика Наумов вычленил главное для себя: в Стокгольме проживает вдова Гончарова, которая распоряжается очень солидными деньгами. Питерский криминальный журналист Серегин-Обнорский состоит с этой загадочной дамой в близких отношениях. Вся эта информация требовала проверки, могла оказаться ерундой... Ну а вдруг? А? А вдруг покойничек сумел передать весь капитал или часть его любимой супруге?

Через год с небольшим, в декабре, состоятся выборы в Государственную Думу, прикидывал про себя Наумов. Выборы - это, в первую очередь, деньги. Если у очаровательной Екатерины Дмитриевны есть ключик к швейцарскому счету... о, это слишком хорошо, чтобы быть правдой! Но проверить надо. Надо проверить...

- И что же дальше? - спросил Наумов, когда Палыч иссяк.

- Дальше Кудасов определил меня в "Кресты",- почти жалобно сказал Антибиотик. Наумов подумал, что старик все-таки постарел, сдает. На миг в нем проснулось нечто вроде сочувствия. Но тут же он подумал, что по приказу этого седенького, благообразного старичка сегодня утром спокойно расстреляли восемь человек. Нет, даже девять.

- Я вас, Палыч, не про это спрашиваю,- сказал Наумов.- В ваших делах разброд, поступления снизились. Контроль до известной степени утрачен... таковы итоги.

За словами Наумова снова слышалось: не справляешься. Заменим.

Палыч чувствовал, что допустил слабину в разговоре., А этого делать никак нельзя. Никогда. Ни перед кем. Тем более перед Паханом. Лагерный закон учит строго: слабого - нагни. Наумов ни дня не провел на зоне, но... Палыч его боялся. Он мгновенно собрался и решительно сказал:

- Замечания, Николай Иванович, справедливые. Ситуация уже исправлена, все финансовые вопросы решу до конца недели. А контроль... контроль будет восстановлен в кратчайшие сроки. Это я обещаю.

Наумов снова усмехнулся - слова старого зэка звучали как монолог на партсобрании: "Благодарю коллектив за оказанное доверие и обязуюсь..."

- Ну-ну,- произнес Николай Иванович иронично,- только ты со своими методами не перегни палку. Я сегодня с заместителем начальника ГУВД беседовал... там очень недовольны, Палыч. Смотри. Сядешь второй раз - вытаскивать не буду. Не обессудь.

- В белых перчатках, Николай Иванович, дерьма-то не разгребешь,- сказал Антибиотик, и Наумов отметил, что в его голосе появились жесткие нотки. Крепок еще старик.

- Согласен,- ответил он.- Но и край нужно видеть.

- Нельзя человека к краю толкать. Чтобы дело делалось, придется кого-то убрать с дороги. Иначе никак.

Да, крепок старик, подумал Наумов и спросил:

- Кого же убирать будешь, Палыч?

Антибиотик секунду помолчал, потом посмотрел на собеседника пристально и ответил негромко:

- Пока Никита-Директор и писарчук газетный со своей оторвой заграничной у меня за спиной стоят... Пока они живые по земле ходят...

- Э, нет, Палыч,- перебил Наумов.- Такой хоккей нам не нужен. Убитый журналист, как и убитый мент, сразу в герои попадает. Мы жертвою пали в борьбе роковой! Такой хоккей нам не нужен.

Антибиотик молчал: Он понимал правоту Наумова, но не мог ее принять. Николай Иваныч продолжил:

- Мы их, конечно, уберем, Палыч. Но сделаем это цивилизованными методами, без лишнего шума.

- А блядь заморскую? Катьку-блудницу? - спросил Антибиотик. В его голосе откровенно звучала ненависть.

- А вот о Екатерине Дмитриевне мы поговорим отдельно,- с расстановкой произнес Наумов.

* * *

Рахиль Даллет сидела, подобрав под себя ноги, в большом кожаном кресле просторной гостиной своего стокгольмского дома. По огромному - от пола до потолка - окну стекали ручейки воды. В доме было тепло, но Катя зябла. Она укрылась пледом и бездумно смотрела в окно. Штормовой ветер с Балтики хлестал по стеклу... Ветер пришел с востока, оттуда, где за сотнями километров темной воды лежал город Санкт-Петербург. Оттуда, куда улетел сегодня странный и любимый человек.

Она вспоминала, как он уходил, прихрамывая на левую ногу. И как она надеялась, что он обернется... Шумный аэропорт "Арланда" жил своей жизнью. Андрей уходил. Он улетал в мертвый город на севере мертвой страны. Как ей хотелось, чтобы он обернулся. Она молила Бога, чтобы он не оборачивался! Почему-то казалось: если он обернется, то обязательно погибнет. ТАМ всех убивают. Катя зябко передернула плечами. Он улетел... ее уговоры не подействовали. Простились холодно, отчужденно. Ну почему? Хотелось закричать своему неясному отражению в стекле. Струйки воды размывали его, дробили, и Катя не могла понять: кто же там? Кого отражает стекло: ленинградскую студентку Катю Шмелеву? Или жену столичного чиновника Екатерину Гончарову? Или любовницу питерского бандита по кличке Адвокат?

Ее начала колотить дрожь. Адвокат?.. Какой Адвокат? Белый или Черный? Черный или Белый?

Застонал в каминной трубе ветер. Захлебнулся., Затих. Вздрогнуло оконное стекло, вздрогнуло размытое в нем отражение.

Чье? Питерской криминальной баронессы? Гражданки Израиля миллионерши Рахиль Даллет? Или сиделицы из "Крестов"?

Вдовы!..- прогудел в трубе ветер.- Вдовы трех мужей.

Это не я!..

Ты,- оскалилось отражение в стекле,- ты.

И засмеялось, захохотало, выплевывая на ковролин гостиной зубы, подмигивая пустыми глазницами.

Я не хочу!..

А кто же тебя спрашивает, вдова?

Я не вдова, у меня есть Андрей. Он улетел. Но он вернется...

Когда же он вернется, вдова?

Я... я не знаю. Он позвонит, он скоро позвонит...

И зазвонил телефон. Замурлыкал сыто, поскреб лапой по столику, выгнул спину.

Катя стремительно метнулась с дивана. Упала - мешал укутавший ноги плед. Выругалась по-русски, схватила трубку сработанного под старину "Эриксона":

- Алло, Андрей, алло!

- Guten Abend, Frau Dallet. Hier Ditter Fo:gelsang [Добрый вечер, госпожа Даллет. Это Дитер Фђгельзанг (нем.)].

- Что? - спросила она ошеломленно, непонимающе.

Ветер завывал.

Бывший советский спецназовец полз по мокрой траве, сжимая трофейный нож.

Освобожденный по изменению меры пресечения предприниматель Говоров говорил о достоинствах вина "Хванчкара".

Питерский журналист Серегин-Обнорский в одиночестве пил водку на кухне своей однокомнатной квартиры.

- У вас все в порядке, Рахиль? - спросила трубка по-русски после паузы. "Эриксон" в стиле ретро передал напряжение в голосе.

- Что? - спросила Катя. Она сидела на полу, потирала ушибленный лоб. Хотелось заплакать.

- Если у вас что-то не так, Рахиль, намекните. Назовите меня господин нотариус.

- О Господи, Дитер, что случилось? - спросила она.

- Ничего, дорогая Рахиль,- ответил немец,- Но у вас действительно все в порядке?

- Нет,- сказала Катя.- Я лбом ударилась, Больно.

Трубка немножко помолчала, потом нотариус сказал:

- Вам следует обратиться к врачу.

- Да,- сказала она,- разумеется. Господи! Они здесь все чеканутые. Каждую царапину они мажут йодом. Из-за каждого прыщика бегут к врачу.

- Да, Дитер, разумеется. Я схожу к врачу.

- Я звоню вам, дорогая Рахиль, потому что необходимо ваше присутствие здесь, в Вене.

- Зачем? - спросила Катя.

- О, чистая формальность... необходимо подписать несколько документов.

- Но, господин Фђгельзанг, вы уполномочены вести все мои дела...

- Сожалею, дорогая госпожа, но для подписания этих бумаг требуется ваше присутствие. Законы Австрийской республики весьма щепетильны в некоторых моментах...

- Ладно,- сказала Катя устало.- Я прилечу. Когда подписание этих чертовых документов?

- Послезавтра. В крайнем случае - в пятницу.

- Хорошо. Я позвоню, сообщу о времени прибытия. Auf Wiedersehen, HerrFo:gelsang [До свидания, господин Фђгельзанг (нем.)].

- Auf Wiedersehen, Frau Dallet [До свидания, госпожа Даллет (нем.)]. Она положила трубку и стиснула зубы. Пошел ты к черту, старый фриц... пошел ты к черту.

- Пошел ты к черту! - закричала она и смахнула на пол телефон.- И ты, Обнорский, пошел к черту!

Катя схватила телефон и швырнула его об стену. Пластмассовая коробка дала трещину, но из трубки продолжали доноситься гудки. Ретро "Эриксон" был сработан на славу.

Всхлипывая, Катя быстро набрала питерский номер Андрея.

Гудки... Андрей, Андрюшенька, сними трубку... гудки... сними, пожалуйста, трубку, Андрюша. Я очень хочу тебя услышать.

...Чертов телефон звенел. Ему казалось, что он слышит женский голос. Обнорский поднял стакан ко рту и проглотил водку. А телефон звенел. Голос был похож на Катин. Бред какой-то! Обнорский начал пить, как только приехал домой. Такого с ним не случалось давно. В молодости, во время учебы, и позже, во время службы в Южном Йемене и Ливии, он попил изрядно. Да и мудрено было не пить ТАМ. А потом как отрезало. Выпивал он нечасто и в меру - не было ни времени, ни интереса.

А сегодня... чертов телефон звенел настойчиво. И непонятно откуда слышался женский шепот. Слов не разобрать, а голос похож на Катин...

...Сегодня он узнал, что все зря. Зря погибли люди, едва не погиб он сам. А Палыч-то снова на свободе!

Телефон наконец замолчал. Катя опустила трубку на аппарат и заплакала.

На свободе! И все зря. Ну и что, переводяга, мы имеем на данный момент? На данный момент мы имеем водку... Еще мы имеем гору трупов. В прошлом и в настоящем. А в будущем? Видимо, и в будущем тоже. Палыч на свободе и уже убивает. И будет убивать впредь.

Андрей поднес бутылку ко рту и выпил прямо из горлышка.

Водка... с нее все и начиналось!.. Продолжилось кровью... а закончилось? Так что - будем пить водку посыпать голову пеплом над телом павших иллюзий? Дирижер в черном нервно и зло взмахнет палочкой - и зазвучит реквием. Заплачут шуты, пьяные кирасиры уронят гроб, а премьер-министр высморкается в креповую повязку...

Или мы вытащим из дедушкиного сундука большой топор и изрубим в щепы криминальные тотемы? А потом спляшем тарантеллу?..

Андрей Обнорский не ответит сегодня на эти вопросы. Он допьет водку и уснет прямо за столом. В тяжелом алкогольном бреду ему будет видеться бесконечное заснеженное пространство и черный поезд на блестящих ниточках рельс... Куда мы едем? Эй, куда мы едем? Ответит мне хоть кто-нибудь?

- В Нижний Тагил, кореш. В Нижний Тагил.

* * *

- Би-и-лядь! - выкрикнул Мага и ударил Наташу ногой. "Стрелка" в "Кричи-не-кричи" закончилась совсем не так, как они предполагали. Даже безоружные, не готовые к схватке люди Колобка оказали сопротивление. В результате погибли двое земляков. Их убили русские. Эта девка тоже русская. Русская проститутка... Значит, и она виновата в смерти двух правоверных сынов Аллаха, настоящих табасаранцев.

- Кинжал! - крикнул Мага, и кто-то услужливо протянул ему нож.

Обнаженная, избитая девушка на полу ванной сжалась в комок.

А теперь мы поступим некорректно... мы частично процитируем заключение судебно-медицинской экспертизы:

"При исследовании трупа Смирновой обнаружены следующие телесные повреждения:

Множественные колото-резаные и резаные повреждения лица, живота и половых органов: девять колото-резаных проникающих слепых ран живота с повреждением тонкого и толстого отделов кишечника... полное отсечение части кишечника с грубыми разрывами брыжеек тонкого и толстого кишечника... Одна колото-резаная рана правой глазницы, две колото-резаные раны правой ушной раковины. Множественные телесные повреждения, причиненные тупыми предметами... Поперечно-циркулярные замкнутые странгуляционные полосовидные кровоподтеки в области обоих лучезапястных суставов, которые образовались в результате связывания рук или сковывания их наручниками либо подобными средствами. Кровоподтеки на обеих щеках, в области нижней челюсти справа, кровоподтек ни нижней губе слева и соответственно ему перелом третьего зуба нижней челюсти могли образоваться при давлении на эту область тупого предмета (рук человека) при насильственном закрытии рта потерпевшей..."

Конец цитаты, читатель. Извини.

Извини, но мы были обязаны привести здесь эту цитату.

* * *

В иллюминаторах заблестела широкая лента Дуная. Голос стюардессы предложил пристегнуть ремни. "Боинг" заходил на посадку в венском аэропорту Швехат. Вслед за объявлением посадки зазвучала простенькая мелодия Августина "Oh, du lieber Augustin, Augustin, Augustin..."

Валентин Кравцов, заместитель директора агентства "Консультант", хмыкнул: раз Августин - значит Австрия. Австрия - это Моцарт, Шуберт, Гайдн... это Шуман, Кальман, Легар. Это "король вальса" великий Штраус... А вот любят венцы незатейливую мелодию Августина.

Садилось солнце, на земле уже были сумерки, а самолет еще купался в солнечном свете. Его серебристый корпус плыл в закатных лучах и медленно опускался на бетонную ладонь аэропорта. Клавесин напоминал о судьбе трактирного певца и пьяницы Августина. Валентин Кравцов смотрел в иллюминатор и вспоминал свой последний вояж в Вену.

Это было в августе девяносто первого. Все было точно так же... "Oh, du lieber Augustin, Augustin, Augustin..." - наигрывал клавесин. Капитан спецслужбы ЦК КПСС с документами гражданина Израиля Натана Когля прилетел в Вену из Москвы, где он был по коммерческим делам. В его чемодане лежали детали новой модели бытового фильтра для воды.

До отеля "Хилтон" Натан Когль добрался на автобусе. Это стоило всего семьдесят шиллингов, то есть раза в четыре, а то и в пять дешевле, чем на такси. Менеджер фирмы, торгующей фильтрами, человек небогатый. Шиковать ему ни к чему. В городе Натан прогулялся по Мариахильфер мимо бесконечной стены витрин. Магазины были уже закрыты, манекены улыбались странными улыбками. Казалось, они знали, зачем бедный еврей прилетел в Вену. Натан спустился в метро на станции Западный вокзал и по линии U6 доехал до станции Ваdenbergerstrasse линии U2. Это обошлось ему всего в семнадцать шиллингов. Натан Когль вышел из метро и направился к гостинице. Отель "Ратхаус", скромный, но добротный и элегантный, со старинной шарманкой под стеклянным колпаком в холле, принял бедного еврея.

В номере капитан Кравцов позвонил по телефону. Он сказал только одну фразу. Его собеседник тоже произнес всего несколько слов. Они разговаривали по-немецки. После того как Натан Когль положил трубку, он шепотом загнул длинную матерную фразу на русском.

Потом бедный еврей выкурил сигарету у распахнутого окна и раскрыл свой чемодан. Черные пластмассовые детали фильтра для воды лежали в полиэтиленовом пакете. Натан Когль быстро и умело стал собирать детали в уродливую конструкцию. Отдаленно эта хреновина напоминала пистолет. Натан положил конструкцию во внутренний карман пиджака, выкурил еще одну сигарету и вышел из номера.

- Пойду прогуляюсь по Вене,- сказал он портье.

- Вы впервые в Вене? - спросил тот.

- К сожалению, да,- ответил Натан.- Еще хуже то, что я уже завтра улетаю.

- О, какая досада, дорогой господин Когль. Веной нужно дышать, наслаждаться. Один день - это так мало.

Портье был намерен потрепаться, а капитан Кравцов нет. Он выслушал несколько фраз о соборе святого Стефана, о Моцарте. О венской кухне и, разумеется, о бедном Августине... Натан Когль кивал головой, вздыхал, сожалея о том, что у него нет времени, чтобы ознакомиться с достопримечательностями Вены. Сорок минут спустя ему предстояло убить человека. Он вежливо кивал головой, улыбался, сокрушался и думал про себя: чтоб ты сдох, мой дорогой герр Штаубе. Вместе с Моцартом, императрицей Марией Терезией и Августином.

Спустя сорок минут бедный еврей Когль входил в двери дорогущего ресторана "Schawarzenbery". Музыканты в белых париках с буклями играли "Розы с юга". Колыхались огоньки свечей, в правом кармане Натана Когля лежала уродливая пластмассовая конструкция. Она была изготовлена в спеццехе Тульского оружейного завода и предназначалась для разового использования.

Официант в парике и камзоле подал Натану меню в кожаной папке с золотым тиснением "Schawarzenbery".

С невозмутимым видом бедный еврей сделал заказ на сумму более девятисот шиллингов. По меркам элитного венского ресторана это было не особенно круто, по меркам же шикарных московских кабаков - вообще мелочь, меньше сотни долларов.

- И, пожалуй, Morchelravioli [Сморчковые равиоли],- добавил Натан, усмехаясь.

Официант почтительно склонил голову. Стоимость заказа перевалила через отметку в тысячу шиллингов. Это означало, что его чаевые, которые будут лежать в салфетке со счетом, составят около сотни шиллингов. Официант удалился.

Музыканты заиграли "На прекрасном голубом Дунае". В зал вошла пара: молодая дама и пожилой господин в сером костюме. У него было испитое, нервное лицо.

- Сюда, Нина,- сказал мужчина, показывая на столик справа от Кравцова.

- Если ты опять собираешься нажраться, как свинья.,- говорила женщина,- и будешь потом стонать про свою печень...

- Ну что ты, Нинок,- ответил мужчина. Они сели за соседний столик, и Натан Когль обрадовался: дальность действия спецпистолета "Б-6" не превышала десяти метров.

- Ну что ты, Нинок... разве что глоток граппы. "На прекрасном голубом Дунае" играли музыканты в белых париках. В ушах женщины, которую покойник назвал Нина, блестели бриллианты. Изготовленный на ТОЗ спецпистолет ждал своей минуты. Натан Когль вытащил его из кармана и положил на колени.

- Значит, опять нажрешься... Свинья!

- Ну что ты, Нинок,- сказал покойник. Капитан Кравцов нажал черную пластмассовую кнопку. Удар сжатого воздуха колыхнул скатерть, и "В-6" выплюнул отравленную иглу диаметром один и восемь десятых миллиметра.

- Чтоб ты сдох, свинья,- сказала Нина. Игла преодолела расстояние в четыре метра. Мужчина с испитым лицом ощутил укол в ляжку левой ноги, широко открыл рот и поднял руку к сердцу... Лицо исказила гримаса. Он начал медленно валиться на свою спутницу.

* * *

Колеса "Боинга" коснулись бетона аэропорта Швехат. Кравцов вздохнул. Второй раз в жизни он прилетел в Вену. И снова с тайной миссией.

- Чего, Валя, вздыхаешь? - спросил Серега Вепринцев.

- Да ничего, Сережа. Вспомнил свою предыдущую поездочку сюда. Три года назад.

- А-а,- понимающе протянул Вепринцев. Он был воспитан в той же школе, что и Кравцов, имел Сходный с ним послужной список. И отлично знал, каких нервов стоили некоторые командировки. Разумеется, не все они были связаны с кровью. Такие - напротив - были редкостью. Но практически все совершались с чужими документами, с легендой, нелегально. И в случае провала ты на хрен никому не нужен. Один из ребят сыпанулся в восемьдесят седьмом в Португалии. До сих пор сидит... Наверно, ради торжества дела КПСС.

Таможенный и паспортный контроль "консультанты" прошли без осложнений. Прямо в аэропорту взяли напрокат два автомобиля. Проще было бы добраться до банка на такси, но машины арендовали с перспективой: охота на покойника Гончарова была бы невозможна без транспортных средств.

Кравцов - единственный из тройки "консультантов", кто работал ранее в Вене,- поехал впереди на скромном "фиате". Сзади - Вепринцев и Берг на "бээмвухе" пятой модели. В машине Валентин включил магнитолу, и в салон ворвалась мелодия вальса "Венская кровь". Ах, вальс! Странный вальс у подножия холма из шестидесяти миллионов долларов. Из иллюминатора "Боинга" компании "Austrian Airlines" холмик был не виден. Но теперь он стал ближе. Высокий, как Монблан, и зеленый, как трава на альпийских лугах... Штраус, вальс, парики и кринолины, мерцание свечей. Впрочем, президент Франклин, известный также по кликухе ONE HUNDRED DOLLARS [Сто долларов. Портрет Франклина изображен на стодолларовой купюре], занимал прилетевших из Москвы посланцев полковника Семенова и Гургена значительно больше.

В плотном потоке отъезжающих из аэропорта Швехат автомобилей люди Гургена красиво сели на хвост сотрудникам агентства "Консультант". Кавказцев встретили представители диаспоры на своих машинах.

О великая сила землячества! За тысячи километров от вершин и ущелий Кавказа боевиков Гургена встретила дружеская поддержка соплеменников. А это очень много значит в чужой стране. Тем более если ситуация предполагает проведение криминальной акции, но нет здесь возможности опереться на купленных ментов, судей, прокуроров и народных избранников. Здесь все против тебя. И если ты совершишь ошибку, то гарантированно сядешь на нары старинной венской тюрьмы.

"Серый Дом" ["Das Graue Haus" - серый дом - следственный изолятор в Вене] - это, конечно, не Бутырка и не "Кресты". Сидеть здесь можно с комфортом. И даже получить профессию или приличное образование. Вах! Зачем учиться умному и гордому горцу? Зачем, если можно все взять силой?.. Но не в австрийской тюрьме. Здесь не удастся подкупить охрану. И никто не принесет в камеру водку и порцию кайфа. Никто не пришлет гостинчик с воли. Не подогреет.

Дикая страна эта Австрия, господа! Нецивилизованная, с дремучей пенитенциарной системой.

Итак, "консультанты" на арендованных машинах поехали в Вену. Их сопровождали целых четыре автомобиля представителей грузинской диаспоры. Меньше чем через час сотрудники агентства "Консультант" сняли два номера в отеле "Старый мельник" недалеко от бульвара Ринг. Спустя еще десять минут четверо бойцов Гургена сняли два номера в соседнем отеле. Гостиницы разделяла улица. Из окон обоих отелей открывался вид на площадь и расположенный на противоположной ее стороне банк. Золотом сияла табличка у входа. Банк был основан более трехсот лет назад. Трехвековая история банка включала в себя пожар, две попытки ограбления и одно крупное мошенничество. Среди его клиентов были коронованные особы, международные аферисты, знаменитости всех мастей...

Пожалуй, впервые его клиентом стал воскресший мертвец - бывший советский чиновник с криминальной подкладкой. Пожалуй, впервые охоту на клиента банка вели бывшие сотрудники секретного отдела ЦК КПСС и одновременно группа кавказских бандитов. Сияла золотом литая солидная табличка у входа. Вращающаяся зеркальная дверь впускала и выпускала клиентов. Из-за шторы отеля "Старый мельник" за входом в банк наблюдали внимательные глаза. Охота на воскресшего мертвеца началась. Скоро, очень скоро в Вене произойдут события, которые окажут роковое влияние на жизнь питерского журналиста Серегина-Обнорского. И не только его.

Но об этом пока никто ничего не знает.

...Oh, du lieber Augustin, Augustin, Augustin...

* * *

Из одиннадцати человек, находившихся в зале ресторанчика "Gun Bus", в живых остался один. Да еще уцелел повар. Он был в кухне, отделался шоком. Тот бычара, что находился в зале, спрятался за колонну при первых выстрелах. Остальные десять человек... Взрывы четырех гранат в ограниченном пространстве не оставили им ни малейшего шанса.

Второй раз за день в городе произошла массовая бойня. На место очередного происшествия съехались те же руководители ГУВД и прокуратуры. Стоянку у "Оружейного автобуса" заполнили автомобили. Толпились возбужденные жильцы дома, крутились шустрые ребята с телевидения и радио.

В подсобке разгромленного ресторанчика подполковник Кудасов допрашивал уцелевшего бандита. Парень еще не отошел от пережитого, на вопросы отвечал путано, со страхом поглядывал на перебинтованную руку - зацепило рикошетом...

- Ладно,- сказал Кудасов. Он уже начинал сердиться.- Не знаешь так не знаешь... Ладно. Но учти: не убили сегодня - обязательно убьют завтра.

- Это почему же? - спросил бычара растерянно. Кудасов хмыкнул. Старший опер Вадим Резаков тоже зловеще ухмыльнулся. Прокурорский важняк Быстров, закуривая очередную болгарскую сигарету, окинул бандита скучным усталым взглядом.

- Ты чего, Витя, совсем дурной? - сказал Резаков.- Или тебе взрывами мозги отшибло? Почему? Ну ђ!.. Антибиотик проводит показательную акцию. Сам рассуди: ну зачем было ресторан взрывать? А? Можно было его взять под себя, качать бабульки. Так нет - изуродовали, искалечили. Значит - что?

- Что? - повторил бык Витя непонимающе.