другом углу. И вот тут уже задумался об оставшихся у меня для жизни
минутах и часах. Захотелось взять лист бумаги и ручку и составить точный
график или план дел и встреч. И чтобы не так, как обычно, чтобы хотя бы
половину из этого плана вычеркнуть в знак исполнения. Но бумаги у меня с
собой не было. Правда, в кармане пиджака лежала ручка.
копался в своем дипломате среди книг и тетрадей.
временем. Да и подумав о знакомых и друзьях, которых хотелось бы увидеть,
я вдруг понял, что желание мое рождено сентиментальностью момента. Не было
ничего важного в этих возможных встречах. Попрощаться? Но какой смысл -
ведь я не должен знать о своей гибели! А встретиться как обычно, чтобы
поболтать ни о чем - такие встречи даже мне уже надоели. Может,
встретиться с Ниной, с женщиной, которую я полуоставил перед своей
свадьбой. Мы, правда, уже тогда были больше друзья, чем влюбленные, хотя
это нам не мешало вести себя иногда, как ведут любовники. Это была
какая-то затихшая и затухшая страсть, которую ни она, ни я не хотели
забыть. И вероятно потому, что мы помнили о ней - она и просыпалась
иногда, бросая нас в объятия к друг другу. После этого мы спокойно
обсуждали за чаем ненормальность наших отношений и обещали попробовать в
дальнейшем только дружить. Но все повторялось снова и снова. И в конце
концов мы уже не виделись, а только перезванивались, но все реже и реже.
Потом я видел ее случайно в обнимку с красивым и самоуверенным мужиком.
Они выходили из венгерского кафе "Бон-Бон". Я тогда понял, что эта часть
моей жизни окончилась. И сразу возникло какое-то успокоение. Я успокоился
за нее. И перестал звонить ей, думая, что ей сейчас это не надо. Она тоже
больше не звонила.
желания, вся моя внезапно возникшая бережливость к оставшемуся в жизни
времени потеряла всякий смысл. Какие встречи? Какие звонки? Я никому не
был нужен и мне никто не был нужен тоже. Это стало вдруг настолько
очевидным, что мурашки пробежались по спине. Эта очевидность моей
никчемности и ненужности в этом мире привела меня и к более положительным
мыслям - мыслям о том, что принятое мною решение о собственном убийстве
было единственно верным. Я взял еще кофе и уже хладнокровнее смотрел на
ситуацию. И вычеркнул с листка этот ненужный Нине звонок. Теперь я был
полностью свободен и мог посвятить оставшееся время только себе и никому
больше.
в кафе один. Барменша ушла в подсобку. Из-за темного интерьера в кафе было
сумрачно. А на улице светило бесполезное в это время года солнце. Хотя,
конечно, миллионы граждан радовались ему. Граждане привыкли радоваться
бесполезным вещам. Я тоже.
ноги, сразу же подошел к окну. Потом оглянулся, понял, что жена снова не
ночевала дома. Это объяснило мое бодрое самочувствие. Предстояло как-то
заполнить этот последний полный день моей жизни. Бродить по туману не
хотелось, хотя туман, должно быть, был делом сугубо утренним.
внутренней интонации какую-то подделанную старость. Словно с каждым днем,
приближавшим меня к избранному четвергу, я делался все более неизлечимо
больным.
скандинавской лечебницы для неизлечимо больных, или это как-то Бергман
прорезался в ассоциациях.
затрачиваемый на уборку снега.
философского. Словно и сам я всегда был мелким, неглубоким человеком. И
теперь уж вправду единственное, что могло меня возвысить если уж не в моих
собственных глазах, то в чужих, это насильственная смерть. Звучит
глуповато. Видимо хороший сон и мирное пробуждение с последующим
созерцанием первобытно чистого тумана пробуждают глупость или же про
крайней мере вызывают банальнейшие мысли.
знакомым. Что-нибудь о планах на будущее. Это и отвлечет от мыслей о
четверге, и привнесет трагизма в день пятничный.
отдыхавшей когда-то в нашей компании в Крыму, после чего мы пару раз
обменялись теплыми письмами. - Извини, что долго не писал. Жизнь в
последние два года потихоньку разваливалась и вот наконец развалилась
окончательно. Теперь у меня нет ни работы, ни семьи. Я вышел на стартовый
"ноль" и передо мной опять все пути открыты. Молодым везде у нас дорога. О
будущем начну думать через пару дней, а пока грущу о прошлом. Но грущу
неискренне, а скорее из-за глубоко засевших в генах православных традиций.
Даже не грущу, а скорблю. Это слово больше подходит. Думаю, что когда
отскорблю, отгрущу и отплачу, то есть после девяти и сорока дней (или
часов) начну собираться в Москву. Был бы очень рад увидеться, вспомнить о
былом, о друзьях-товарищах. Будет время и желание - пиши. Адрес на
конверте. Целую."
с десяток накропать, пока туман и так легко пишется, но вовремя
остановился.
своим коллегой, чтобы забрать свои вещи.
быстро оделся и вышел на улицу.
осторожные машины, нащупывая путь желтыми фарами. Люди проходили мимо тоже
как-то странно, возникая словно из ничего и тут же растворяясь в туманном
молоке. Среда начиналась мистически, словно из этого тумана вот-вот должен
был возникнуть другой, новый мир, в котором всем будет хорошо, и куда
смогут уйти все те, кто не прижился и не устроился в старом мире.
в тумане. Дойти до Подола, до Братской. Может и не было никакого смысла в
этом, но, помня Челюскинцев и время героев, и живя в этом, совершенно
противоположном времени, хотелось иногда совершать невидимые другими
имитации нормальной героической жизни. И вот в последнюю среду своей жизни
я шел в тумане из одного конца города в другой. Шел, чтобы дойти и взять в
награду за переход чашечку кофе. Тоже одну из своих последних.
и подойдя к стойке, я не почувствовал никакого торжества момента. Движение
в тумане лишает человека ощущения пространства, а значит лишает его и
возможности оценить пройденный путь. Так оно и было.
свой любимый столик. Похоже, что я был сегодня первым посетителем.
"Кофейница" невидимо сидела за высокой венгерской кофеваркой и читала
книгу. Отвлеклась она только на мгновение, чтобы сделать мне кофе. И снова
уселась.
куртке, похожей на летную куртку старого образца. В руке у нее была
большая папка для рисунков, а за плечом кожанный рюкзачек. Взяв кофе, она
уселась по другую сторону прохода.
сосредоточенность на своих мыслях остановила меня.
ощущения тумана, конечно, не были такими наивно-радостными и
трогательными, как у Ежика-В-Тумане. Но все-таки бродить было легко, и
мысли бродили в голове разные. Похоже было, что мой последний день
окажется самым скучным в жизни, но это меня уже не огорчало.
стал менее заметным. Когда я вернулся домой - настроение приподнялось. Я
заметил отсутствие множества мелких предметов и деталей быта, унесенных
бывшей женой. Она словно убрала после себя - и будильник на одной
батарейке исчез, и всякие шкатулочки, щетки для волос. Вообщем квартира
показалась мне чуть роднее, чем была до этого. Я легко прошелся по ней,
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Херберт Фрэнк
Емилина Ника
Зыков Виталий
Самойлова Елена