вернется. Когда-нибудь.
была жива, и Дима вспоминал о ней в Амстердаме - как о живой. Он купил ей
там на алмазной фабрике колечко с крошечным бриллиантиком. У бедной мамы во
всю ее жизнь не было ни единого бриллианта. Он представлял в Голландии, как
приедет к ней домой в однокомнатную квартирку на проезд Шокальского,
достанет бархатную коробочку, протянет... А она примет подарок, опасливо
раскроет, обрадуется - и смутится. И наверное, покраснеет, словно девчонка.
до похорон не думать о маме. Право, если начать думать - в этих мыслях можно
было слишком далеко зайти. И вообще - перестать думать о чем-нибудь, кроме
нее. И значит, просто выйти из строя.
ежедневных забот, у него появилось новое дело. Он хотел отомстить. Найти
этих сволочей, что испыряли ножами его мамулю. Кто они были: наркоманы?
алкоголики? отмороженные подростки? бомжи? Все равно. Против этих гадов Дима
чувствовал красную, огненную, яркую злобу. И уж вот это чувство он в себе
притушать не собирался.
супермаркет. Надо позаботиться о бедном животном.
неопохмеленный, небритый красавчик покупает с утра пораньше странный набор:
баночки с кормом, плошку для кормления домашних животных, лоток и
наполнитель для кошачьего туалета...
лизать ему пальцы. Вот ведь продажная тварь - за плошку ?муркаса? готов руки
целовать. А ведь когда кот жил с мамой, он на Диму только посматривал -
нагло, свысока...
процедуры, выкурил первую с утра, самую сладкую сигарету.
их, этих подонков. Для этого есть милиция. Пусть мильтоны наконец займутся
делом. Не все им сшибать с водителей полтинники по обочинам шоссе. Или
шерстить на улицах лиц неславянской внешности. А чтоб надавить на ментов, я
употреблю все свои связи. И задействую весь авторитет собственной газеты -
весьма заметной газеты. И все знакомства своих коллег или друзей..."
панели ?шестерки? показывали девять пятнадцать, как обычно. Ему предстоял
неблизкий путь: из Орехова-Борисова в центр, в редакцию. Хорошо, что он
поедет на машине. Утренние пробки отвлекут его от мыслей. Когда тебя
по-хамски подрезает ?Мерседес?, не до рефлексий.
последнее время соседских машин, вырулил со двора.
Надя. То же самое время
шумел дождь, и вставать решительно не хотелось.
блинчиков и свежесваренного кофе. Но вот незадача: и блинчиков хочется, и
вставать неохота...
двадцать вертелась с боку на бок, уговаривая себя наконец подняться...
Спохватилась она только ближе к девяти, когда поняла, что безнадежно
опаздывает на первую пару. Вскочила, накинула халатик, кое-как причесалась -
понимая, что в институт она уже не успевает. И кого в том винить? Дождь?
Серую хмарь за окном? Или нежное пуховое одеяло?.. И чего теперь делать?
Спешить-лететь, на ходу глотая завтрак? Или уж - ну ее к богу в рай, эту
первую пару, эти принципы организации библиотечных каталогов? Подумаешь,
каталоги, ящички-карточки... Она и так о них все знает - какие только книги
не приходилось искать в Историчке для привередливых доцентов.
теста, шкварчали маслом две раскаленные сковородки. Надя чмокнула маму в
разгоряченную, жаркую щеку:
лежится под ним, так и лежится...
хотела сказать свое вечное:
шлепнула в тарелку очередной блинчик - душистый и тонюсенький, словно
пергамент. Угостила сковороду новой порцией теста. Прикрикнула на дочь, уже
пристроившуюся подле стола:
клубничное варенье... Мама только головой покачала, но сердиться опять не
стала. Налила дочери кофе, присела рядом.
- Я думала, ты ругаться будешь...
на полсекунды. Надя не сводила с нее глаз и отчего-то разволновалась: мамуля
хочет сказать ей что-то неожиданное? Но мамочка только тряхнула головой и
кивнула в сторону окна, залитого беспросветным дождем:
спросила:
выведывать: а не влюбилась ли ты, милая дочка?
варенья. - А частично сама решила. У меня лицо.., как это говорят..,
нуждается в подчеркивании.
сейчас еще помню...
подведешь?
рот, чмокнула маму в щеку и понеслась в ванную. Ей не терпелось побыстрей
умыться и приступить к мэйк-апу. То-то девчонки ахнут, когда Надежда явится
на вторую пару с настоящими стрелками!
Дима. Тот же день, 10.30
своему кабинету, Дима поймал на себе пару сочувственных женских взглядов.
He-сколько человек, особо близкие к нему корры-мужики, были вчера на
похоронах. Помогали нести гроб. От имени редакционного коллектива на свежую
могилу Евгении Станиславовны Полуяновой возложили венок.
Это означало: я здесь, я на рабочем месте. Даже не просмотрев электронные
письма, набившиеся в его почтовый ящик за последние пару дней, вышел из
кабинета. Он хотел поговорить с главным редактором - пока того не закрутило
ежедневное редакционное веретено: летучки-планерки, разборки с авторами и
героями публикаций, интриги с издателями и визиты в ?сферы?.
секретарша, сказала ласковей, чем обычно. Поглядела на молодого спецкора
сочувственно.
свежих газет.
Тем самым продемонстрировал: он понимает, что разговор предстоит
неофициальный. Спросил:
и с памятником, и со всеми прочими делами. У нее ведь никого, кроме тебя, не
было?
столу. Молчал. Молчал и Дима. Тогда главный спросил:
Или даже министру. - Пауза. Перестук пальцев по столу. - Но давай отложим
этот вопрос на два-три дня. Пока мне подобное давление на следствие
Сертаков Виталий
Адамов Григорий
Конан-Дойль Артур
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс