Дрожа от внезапного озноба, Брукс тяжело спустился по трапу на верхнюю
палубу и, пройдя мимо камбуза, завернул в лазарет. Из дверей изолятора
выглянул старший санитар Джонсон.
- Как поживают наши хворые и страждущие, Джонсон? - спросил Брукс. -
Мужественно ли переносят лишения?
- Какие там к черту лишения, сэр. Половина из них меня здоровей. Только
поглядите на кочегара Райли. Лежит со сломанным пальцем, журнал "Ридерс
дайджест" перелистывает. Вс" статьи по медицине выискивает, а потом вопит
- подавай ему сульфидин, пенициллин и новейшие антибиотики. А сам и
названий выговорить не может. Считает, что вот-вот умрет.
- Это было бы невосполнимой потерей, - проговорил Брукс, сокрушенно качая
головой. - И что так держится за него Додсон, не понимаю... Какие новости
из госпиталя?
Выражение лица Джонсона переменилось.
- Пять минут назад пришло сообщение, сэр. В три часа умер матрос второго
класса Ральстон.
Брукс мрачно кивнул. Незачем было отправлять беднягу в госпиталь. На
мгновение он почувствовал себя усталым, опустошенным. "Старый Сократ" -
таково было его прозвище, и в эти дни он действительно ощущал бремя
возраста - и не только это.
- Ты, я вижу, расстроен, Джонсон, не так ли? - вздохнув, спросил Брукс.
- Парню было восемнадцать, сэр. Всего восемнадцать. - Голос Джонсона был
глух, в нем звучала горечь. - Я только что разговаривал с Бэрджесом. Вон
на той койке лежит. Он рассказал, как было дело. Ральстон выходит из
умывальника, полотенце через плечо. Тут мимо него проносится толпа, следом
бежит этот проклятый верзила-солдафон и бьет мальчишку прикладом по
голове. Он так и не узнал, чем его ударили, сэр, и за что.
- Знаешь, Джонсон, а ведь это называется подстрекательством, - проговорил,
усмехнувшись, Брукс.
- Виноват, сэр. Напрасно я затеял, этот разговор...
- Ничего, ничего. Я сам его начал. Нельзя же запретить людям думать.
Только не надо думать вслух. Это... это нарушение корабельного устава...
Полагаю, твой друг Райли ждет тебя. Захвати для него толковый словарь.
Отвернувшись, Брукс раздвинул шторы, вошел в хирургическую палату.
Темноволосая голова, возвышавшаяся над зубоврачебным креслом, повернулась
в его сторону. Лейтенант медицинской службы Джонни Николлс вскочил на
ноги, держа в левой руке пачку амбулаторных карт.
- Здравствуйте, сэр. Присядьте, отдохните.
- Золотые слова, лейтенант Николлс, - улыбнулся Брукс. - Поистине
утешительно в наши дни встретить младшего офицера, который помнит свое
место. Весьма, весьма признателен.
Забравшись в кресло, он со стоном откинулся на спинку.
- Не поправите ли вы упор для ног, мой мальчик... Вот так. Благодарю вас.
Он с наслаждением потянулся, закрыв глаза и положив голову на кожаную
подушку, и снова простонал:
- Я старик, Джонни, дряхлая развалина.
- Ерунда, сэр, - поспешно возразил Николлс. - Просто легкое недомогание.
Позвольте прописать вам подходящее лекарство...
Он достал из шкафчика два стакана для полоскания зубов и темно-зеленый
ребристый флакон с надписью "Яд". Наполнив стаканы, один из них протянул
Бруксу.
- Мой собственный рецепт, сэр. Доброго здоровья! - Брукс посмотрел на
янтарную жидкость, потом взглянул на Николлса.
- Крепко же в ваших шотландских университетах укоренились языческие
обычаи... Среди этих язычников есть славные ребята. Что это за отрава на
сей раз, Джонни?
- Отрава что надо, - улыбнулся Николлс. - "Изготовлено на острове Колл".
- Не знал, что там есть винные заводы, - подозрительно посмотрел на него
старый хирург.
- А кто говорит - есть? Я просто сказал, что виски изготовлено на Колле...
Как там начальство, сэр?
- Рвет и мечет. Их священная особа грозилась всех нас повесить на одной
рее. Особенно они невзлюбили меня. Сказали-с, что меня надо гнать с
корабля. Причем на полном серьезе.
- Вас! - Карие глаза Николлса,, глубоко запавшие, красные от бессонницы,
широко раскрылись. - Шутите, сэр.
- Какие там шутки! Но все обошлось. Меня оставили. Старина Джайлс,
командир корабля и старпом - идиоты несчастные - так и заявили Старру, что
если меня выгонят, то пусть он ищет себе нового адмирала, командира и
старпома. Вряд ли дошло бы до этого, но старика Винсента едва кондрашка не
хватил. Отвалил, дрожа от злости, бормоча под нос какие-то угрозы.
Впрочем, если додумать, угрозы вполне определенные.
- Проклятый старый дурак! - в гневе воскликнул Николлс.
- Не такой уж он дурак, Джонни. Скорее это талантливый чурбан. Зря
начальником штаба не сделают. По словам Джайлса, он умелый стратег и
тактик. И не такой уж он злой, каким мы привыкли его изображать. Старика
Винсента трудно осуждать за то, что он снова посылает нас в поход. Перед
ним неразрешимая проблема. Ресурсы его очень ограничены. Театров военных
действий несколько, и всюду нехватка кораблей и людей. И половины нужного
количества не наскрести. Как хочешь, так и крутись. И все-таки это
бездушный, бесчеловечный службист; людей он не понимает.
- И чем дело кончилось?
- Снова куре на Мурманск. Завтра в шесть ноль-ноль снимаемся с якоря.
- Как? Опять? Вот эти привидения снова отправятся а поход? - Николлс не
скрывал своего удивления. - Они не посмеют нас послать! Просто... не
посмеют!
- Как видишь, посмели, дружище. "Улисе" должен... как это Старр
выразился... искупить свою вину. - Брукс открыл глаза. - Сама мысль об
этом приводит меня в ужас. Не осталось ли там еще этой отравы, дружище?..
Сунув пустую бутылку в шкафчик, Николлс возмущенно ткнул большим пальцем в
сторону видневшейся в иллюминаторе громады линкора, стоявшего на якоре в
трех-четырех кабельтовых от "Улисса".
- Почему всегда мы, сэр? Всегда мы? Почему бы начальству не послать разок
эту плавучую казарму, от которой нету никакого проку? Вертится, проклятый,
из месяца в месяц вокруг своего якоря...
- В этом-то и дело, - с серьезной миной прервал его Брукс. - По словам
штурмана, "Кемберленду" никак не удается поднять якорь. Мешает гора
жестянок из-под сгущенного молока и сельди в томатном соусе, выросшая за
последние двенадцать месяцев на дне океана.
Николлс, казалось, не слышал его и продолжал:
- Изо дня в день, из месяца в месяц они посылают "Улисса" эскортировать
транспорты. Меняют авианосцы, посылают замену эсминцам - кому угодно, но
только не "Улиссу". Ни малейшей передышки. Зато "Герцог Кемберлендский",
который только и пригоден для того, чтобы посылать громил для расправы с
больными, измученными людьми, за одну неделю сделавшими больше, чем...
- Умерьте свой пыл, мой мальчик, - пожурил его Брукс. - Разве это расправа
- трое мертвецов да горстка раненых героев, которые отлеживаются в
лазарете? Морские пехотинцы лишь выполняли приказание. Что касается
"Кемберленда", то тут ничего не поделаешь. "Улисс" - единственный корабль
флота метрополии, оснащенный для сопровождения авианосцев.
Осушив стакан, Николае задумчиво посмотрел на Брукса.
- Временами, сэр, я даже симпатизирую немцам.
- Вы с Джонсоном одного доля ягоды, - заметил Брукс. - Узнай адмирал
Старр, что вы собой представляете, он бы на вас обоих надел наручники за
враждебную пропаганду, а потом... Вы только посмотрите! - подался вперед
Брукс. - Взгляните на старого "Герцога", Джонни! С сигнального мостика
поднимаются целые ярды простыней, а матросики бегут-бегут, как ни странно,
- прямо на бак. Налицо все признаки активности. Ну и чудеса, черт побери.
Что вы на это скажете, Николлс?
- Наверное, к увольнению на берег готовятся, - проворчал Николлс. - Что
еще могло всполошить этих бездельников? И кто мы такие, чтобы завидовать
им, чьи ратные труды оценены по достоинству? После столь долгой,
ревностной и опасной службы в арктических водах...
Последние слова Николлса заглушил пронзительный звук горна. Оба офицера
машинально посмотрели на динамик, в котором что-то потрескивало и гудело,
затем изумленно переглянулись. В следующее мгновение оба были на ногах: к
настойчивому, леденящему кровь призыву горна - сигналу боевой тревоги -
невозможно привыкнуть.
- Боже правый! - простонал Брукс. - Не может этого быть! Неужели опять?
Здесь, в Скапа-Флоу!
"Боже мой! Неужели опять! Неужели здесь, в Скапа-Флоу!"
Эти слова были у всех на устах, в умах и сердцах семисот двадцати семи
измученных, постоянно недосыпающих, озлобленных моряков в тот хмурый
зимний вечер на рейде Скапа-Флоу. Ни о чем ином они и не могли думать,
заслышав повелительный окрик горна, от которого тотчас замерла работа в
машинных отделениях и кочегарках, на лихтерах, откуда шла погрузка
боеприпасов, на нефтеналивных баржах, в камбузах и служебных помещениях.
Лишь одним этим были заняты мысли оставшихся на вахте в нижних палубах.
Еще острее почувствовав отчаяние при пронзительных звуках тревоги,
разорвавших благодатную пелену забытья, они с тоскующей душой и больным
разумом тотчас вернулись к жестокой действительности.
По странному стечению обстоятельств минута эта была роковой. "Улисс" мог
бы в эту самую минуту навсегда окончить свое существование как боевая
единица. Это был именно тот момент, когда озлобленные, измученные люди,
едва успевшие несколько прийти в себя в сравнительной безопасности
защищенного сушей рейда, могли восстать против беспощадной системы немого,
бездушного насилия и принуждения, убивавшей в человеке душу живую. Более
подходящего для мятежа момента не могло и быть.
Минута эта пришла - и была упущена. Такая мысль лишь на какое-то мгновение
коснулась умов и тотчас исчезла, заглушенная топотом ног разбегавшихся по
Ильин Андрей
Каменистый Артем
Майер Стефани
Андреев Николай
Глуховский Дмитрий
Смоленский Вадим