высший грех.
мире что-либо прекраснее Андалузии? Хотя тебе, баску, этого не понять. Вы
ловите рыбу, воюете, пасете овец, а мы шутим.
сила, вода - ревматизм", "Кто много пьет, тот поздно платит", "В этом доме
не говорят плохо об отсутствующих", "Вино пьется в двух случаях: когда
едят баккалао и когда его не едят".
- объяснил Педро Буэна.
запей вином".
"Здесь - да!" Это ясно, что сюда можно входить мужчинам, ибо, как правило,
посетители "Дома Андалузии" - мужчины, любители андалузской песни. На
другой двери табличка: "Здесь - пет!" Ясно, что это для дам, редких гостей
в подобного рода кабачках.
здесь прожекторов не было, и фонари были газовые, и улицы пустынные, шаги
- шлеп-шлеп; и дома средневековые. Тишина, редкие прохожие - XIX век. В
траттории было пусто, только в углу за столиком при свечах сидела
замечательная итальянская актриса Лючия Бозе с двумя своими приятелями.
Буэна покачал головой.
зовут Педро, - обернулся к товарищам, чуть кивнул головой, те положили
инструменты на колени, и Педро заиграл на гитаре протяжную, странную,
тревожную и грустную песню.
мне Буэна.
Хуан Мануэль потом объяснил:
своих подопечных, что детей мама привозит из Парижа. Сексология запрещена
к изучению цензурой. Даже ботанику у нас изучают с купюрами. Отсюда
трагедии - запретный плод сладок, а незнание всегда рождает преступление
или глупость. Поэтому, видимо, тираны так боятся науки.
извини, мне еще надо увидаться кое с кем.
Москве.
открытия процесса над басками уже подготовлен смертный приговор пяти
товарищам. Хорошо, что ты вчера ходил по музейным тавернам. Хорошо, что ты
не был в театре. Наша подруга, актриса Хулиетта Пенья, бросила в зал
листовки и закричала: "Господа, как вы можете спокойно смотреть пьесу,
когда пять человек приговорены к смерти!"
немецких, итальянских и французских актеров, которые приехали на Первый
международный фестиваль театров. Они сказали журналистам, когда их
освободили из полиции, что, если Хулиетту Пенья не выпустят, они откажутся
выступать в Испании. Полиция сейчас неистовствует. Повсюду полно агентов.
За тобой здесь, естественно, смотрят во все глаза.
Лермонтов, Гоголь, Толстой и Пушкин были запрещены в Испании с 1938 по
1958 год".)
застонав, опустил голову; глаза зажмурены, резко обозначены желваки,
морщинами сведен лоб.
спутника знают в Испании, потому что он один из виднейших современных
писателей. (Я не могу назвать его имени: введенное чрезвычайное положение
предполагает арест за оппозиционные выступления; я буду называть моего
друга "Антонио".)
крикнул он и посмотрел на благополучных, красиво одетых людей, собравшихся
в этом кафе. - Слышите, вы?! Не могу больше!
писатели". Люди улыбались; завтра они станут рассказывать об этом случае
знакомым наряду с тем, какое вино они пили, и сколько стоила порция
"кальос а-ля мадриленья", и как была одета Пепита, жена торговца одеялами
из "Ереро и Наварра"; они были благодарны случаю видеть живого, известного
молодого Антонио, а он заплакал. Он старался сдерживаться: он испанец, а
это значит - гордость и мужество, но слезы катились по его щекам, и он не
вытирал их.
чисто вымытым, пустым мадридским улицам, и пальцы его побелели оттого, что
он яростно сжимал руль, словно стараясь сломать его.
лжем друг другу, лжем самим себе. Демократия в Испании, новый курс! Не
лгал мой отец, он был коммунистом, и за это его расстреляли. Не лгут наши
ребята, которые выходят под пули. А мы... Говорим полунамеками, рисуем
полутонами. Демократия в Испании...
унизить тупость владык впрямую, но они тем не менее по-своему делали это,
ибо за ними была сила большая, чем армия и святая инквизиция, - за ними
был талант. Вот король. Как же важен этот старый, низенький, пузатенький,
холодноглазый король.
Только король посажен на мощную кобылу с идиотической мордой. И это
убивает короля - смехом. А вот кардинал. Его глаза смотрят на вас из
белого кружевного воротника, написанного так, что кажется, будто голова
отсечена от туловища, а кружева вовсе не кружева, а тонкая сталь ошейника.
Это страшно, ибо художник вывернул себя, доверил холсту свою мечту:
"Смерть тиранам!" - а такие откровения караются монаршим гневом, который
редко оборачивается ссылкой - смертью чаще.
аллегориями, даже самыми смелыми, - борьба испанцев за свободу смелей
любой аллегории. Все чаще и чаще в театре, живописи, литературе "кошку
называют кошкой". Да, цензура свирепствует, да, запрету подвергается все
мало-мальски оппозиционное режиму, но оппозиция сейчас так сильна в
Испании, что начни запрещать - придется запрещать все подряд, нечего будет
смотреть и читать, а на одних вестернах далеко не уедешь. Официальная
пропаганда трубит о росте благосостояния, о развитии экономики, о "новом
курсе" режима, который был провозглашен в пятидесятых годах, о
"национальной гармонии" и о решении всех основных проблем в стране. Но
события последних дней - чрезвычайное положение, солдаты на улицах
городов, массовые выступления трудящихся против репрессий -
свидетельствуют о том, что страна далека от того "гармоничного общества",
как ее рисуют на глянцевых буклетах для заезжих иностранцев.
развитие экономики - прежде всего дорогостроение, градостроительство,
автомобилестроение.
трудно - туризм. Дороги, машины, отели и рестораны. Испания теперь вышла
на второе место в мире по количеству приезжающих иностранцев - более 23
миллионов в год! В стране оседает громадное количество валюты (около 2
миллиардов в год). Растут в Мадриде и Малаге новые роскошные здания, но
никого не интересуют такие проблемы, как народное образование, медицина,
пенсионное обеспечение. Мои друзья в Толедо, Саламанке и Мадриде
рассказывали, что за обучение ребенка в школе приходится платить
ежемесячно 1,5-3 тысячи песет. Это 20-40 долларов. Количество больниц,
работающих в системе "социального страхования", смехотворно: в Мадриде,
например, таких больниц всего две или три, и это на город с трехмиллионным
населением. Бесконечно дороги квартиры. Двухкомнатная квартира стоит в
месяц не менее трех тысяч песет, то есть две трети своего заработка
квалифицированный рабочий или молодой педагог вынужден отдавать хозяину
дома. Человек, который сбежал из деревни, вынужден ютиться в
десятиметровой конуре, в полуподвале или на чердаке.
технократы требуют от правительства еще большего протекционизма; рабочие -
повышения благосостояния, демократических свобод, социального обеспечения;
студенчество - университетской -реформы, отказа от рутины, царящей в
высшей школе, уменьшения платы за обучение; армия... Армия - главная опора
режима, и даже в ее рядах сейчас нет единства. Те, кто пришел к власти
после гражданской войны, люди старые, умеющие лишь "тащить и не пущать",
требуют "жесткого курса", уповают лишь на "крепкую руку". Потеряв всякую
историческую перспективу, они требуют арестов и расстрелов, - именно они
настояли на проведении судилища в Бургосе; не случайно, видимо, начало
процесса над патриотами-басками откладывалось три раза, - испанские
товарищи говорили мне еще в начале ноября о том, что в Бургосе все готово
для расправы. Но есть в армии и другие силы. Часть генералитета встала в
оппозицию к режиму, требуя проведения демократических реформ. Только
слепцы не хотят видеть истинное положение в стране: всеобщее глухое
недовольство, постоянно гнетущее чувство страха перед возможностью ареста
Афанасьев Роман
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Лондон Джек
Роллинс Джеймс