себе, отчеты пиши - не каплет. А теперь хочется рвануть, и права для этого
вроде бы дали, ан нет, все за фалды норовят ухватить, перестраховщики
проклятые.
папиросу.
небо в алмазах... Я валидол не употребляю, только коньячок: пятьдесят
граммов - и никакой боли.
Ну, что у вас? По поводу трех локомотивов? Я подписал, теперь вам надо
поднажать на министерство, я туда отправил.
столовую за полчаса до закрытия, но рассольник уже кончился, и отварная
курица тоже была вычеркнута из меню. Проскуряков запретил приносить ему
еду в кабинет и вместе со всеми обедал в столовой. Иногда буфетчицы
оставляли для него рассольник и курицу, но сегодня работала какая-то новая
буфетчица, и ему пришлось довольствоваться порцией бульона и зразами с
гречневой кашей.
готовилось выступление нескольких хозяйственников, и Проскуряков
"наговорил" большую, очень злую статью.
записал ваши соображения. Если согласны, завизируйте.
внимательно прочел все шесть страниц машинописного текста.
здесь как пророк вещаю: поскромней надо. Я лучше поставлю вопрос, а вы уж
от своего имени выскажете рекомендации.
отказала в двухкомнатной квартире, потому что один из ее троих сыновей
недавно получил жилье.
телефонную трубку.
исполкома, - у него своя семья, понимаешь? У Ануфриевой муж погиб в
ополчении, одна трех хлопцев подняла. Двое-то с ней остались, причем один
из армии пришел, не сегодня - завтра жену приведет.
хлопнул ладонью по столу.
Хорошо, я передам в ваш фонд площадь из моих резервов; пусть наш управдел
Сагадеев подождет, ничего, их трое. Ануфриевой надо помочь. Что рабочие
скажут, Галина Федоровна, об этом следует думать, об этом! Да... Вот
именно. Не стоит нам с тобой в этом вопросе конфликтовать. Да... Ну
хорошо. Это ответ. Спасибо тебе. Она завтра зайдет. Кланяйся своему Миколе
Ивановичу.
летучее совещание с директорами двух заводов, посмотрел на часы - было уже
семь, вызвал к себе плановиков и попросил их подготовить проект приказа,
не дожидаясь бумаги из Госплана, поскольку двести тысяч на расширение
ювелирно-аффинажной фабрики будут, как и просили, отпущены; вызвал машину
и собирался было уезжать домой, когда дверь кабинета неслышно отворилась и
вошел Пименов.
чувства тревоги.
сказал:
отца родного продаст, влип в историю и дал деру. А поддельный паспорт
оставил здесь, в Москве, и весь товар на девять тысяч исчез - тю-тю...
волнуйтесь, я дождался, пока секретарша ушла, так что мы одни.
пухлые справочники, бутылку коньяка, налив себе пятьдесят граммов в
зеленую мензурку и, покачав головой, странно усмехнулся.
глаза. - Смешная у нас жизнь, товарищ дорогой. Сейчас... отдышусь, и
поеду... Давай подскакивай в "Ласточку", там обсудим, что делать.
режиссера, а в его лице за всю вашу группу. Мы, как я убедился сегодня,
побывав на съемочной площадке и посмотрев вашу работу, ничего не знали о
вашем, иначе не скажешь, рабском труде.
Чоткерашвили. - Вам, инженерам машин, не понять инженеров человеческих
душ!
сегодняшнем субботнем вечере в "Эшерах", красивом ресторане, расположенном
в горах, неподалеку от Сухуми. - Продолжайте, Виктор.
виноградаря. Не каждый знает, как много пота уходит на то, чтобы вырастить
гроздь, напоенную солнцем, не каждый знает, как много труда уходит на то,
чтобы снять ту гроздь, не каждый знает, сколько труда уходит на то, чтобы
превращать виноград в сок, а уж сок сделать благородным вином. Зритель -
как покупатель. Ни тот, ни другой не знает, сколько кровавого пота уходит
на то, чтобы сделать бутылку вина и чтобы создать фильм. Я пью за труд
вашего замечательного режиссера, за здоровье большого художника Григория
Марковича...
режиссера - это вам не сумма слагаемых!
Григорьевича! - продолжал Кешалава, быстро глянув на Чоткерашвили. - Пусть
он вкусит плоды своего труда, как виноградарь, которого славят в песнях
благородные горцы. Мы все знаем Марка Григорьевича как выдающегося
представителя советской кинематографии, соратника великих мастеров
мирового кино. За вас, мой дорогой! Всего вам лучшего! Исполнения всех
ваших желаний!
телеграмма, в которой говорилось, что отснятый им материал раскритикован
худсоветом, а этот фильм был его последней надеждой: предыдущие картины
режиссера критика справедливо разносила за серость и холодное
ремесленничество.
после двух рюмок становились кроличьими, красно-синими. - Спасибо, Виктор!
Но я хочу, чтобы вы все выпили со мной не за выдающихся, а за средних
режиссеров - на них стоит мировой кинематограф, на их сединах и инфарктах
рождаются Феллини, Антониони, еще там кто-то и прочие Крамеры! Будем
здоровы, Леночка!
не срочная надобность в деньгах, она бы никогда не согласилась сниматься у
этого режиссера, но ей предстояло платить второй взнос за кооперативную
квартиру, и поэтому пришлось взяться за работу, в которую она не верила.
вы изумительно работали на площадке. Как тонко!..
плохо.
Можно вас пригласить на танец?
добраться.
десять бутылок коньяка "Дойна".
оператора, тот - на заместителя директора картины Гехтмана, а Гехтман - на
Чоткерашвили: эти десять бутылок составляли месячную зарплату
режиссера-постановщика. Чоткерашвили чуть кивнул на Кешалаву - мол, это он
заказал, все в порядке, никому из нас не придется платить.
понимаю, что нарушаю очередность, но я коротко.
смех группы. - Первый был слишком длинный, да и Марк Григорьевич оказался
не в фокусе.