Чтение 4–й страницы книги ~Отчаяние~

-- Чем-то похож на меня...

Но это не вы?

-- Нет, это не я.

Макгрегор пододвинул папку:

-- Поглядите: там есть ваши фото в форме, вместе, С Шелленбергом в
Лиссабоне, данные из вашего личного Дела, характеристики...

Все верно: Макс фон Штирлиц, штандартенфюрер СС, истинный ариец, отмечен
наградами фюрера и благодарностями рейхсфюрера, предан идеалам НСДАП,
характер ,/нордический, стойкий, спортсмен, порочащих связей " с врагами
рейха не имел, родственников за границей нет, фамилию не менял, никто из
близких не был арестован гестапо...

-- -Этого человека знаете? -- усмехнулся Макгрегор. -- Или нужны очные
ставки?

-- Я бы не отказался от очных ставок.

-- Вы их получите. Но лишь после того, как мы кончим наше собеседование.

-- Мистер Макгрегор, собеседования не получится. Я не стану отвечать ни
на один ваш вопрос. Тот покачал головой:

-- На один ответите: как вы себя чувствуете после столь отвратительного
путешествия? Пришли в себя?

-- Да, в какой-то мере.

-- Врач не нужен?

-- Нет, благодарю.

-- Не сочтите за труд закатать рукав рубашки, я хочу сфотографировать
номер вашей эсэсовской татуировки.

Исаев помедлил мгновение, понял, что отказывать глупо, отвернул рукав,
дал сфотографировать татуировку -- невыводимо въедливую: тысячелетний рейх
не допускал и мысли о возможном крахе, все делалось на века, прочно.

...А потом в эту комнату с металлическими тяжелыми ставнями ввели
штурмбаннфюрера СС Риббе из гестапо -- сильно похудел, костюм болтается,
глаза пустые, недвижные, руки бессильно висят вдоль тела.

-- Вы знаете этого человека? -- обратился к нему Макгрегор.

-- Да, он мне прекрасно известен, -- монотонно-заученно отрапортовал
Риббе. -- Это штандартенфюрер СС Штирлиц из политической разведки,
доверенное лицо бригадефюрера Шелленберга.

-- Вам приходилось работать со Штирлицем?

-- Нет.

-- Благодарю вас, -- с традиционным оксфордским придыханием учтиво
заметил Макгрегор, -- можете возвращаться к себе.

Следующим был Воленька Пимезов, бывший помощник Гиацинтова, начальника
владивостокской контрразведки в двадцать втором -- последней обители белой
России.

-- Знаете этого человека?

Воленька был в отличие от Риббе совершенным живчиком с сияющими глазами,
похудевший, но не изможденный, на Исаева смотрел с восторженным интересом:

-- Господи! Максим Максимович! Сколько лет, сколько зим! И вы здесь!

-- Мистер Пимезов, -- неожиданно резко, словно бы испугавшись чего-то,
прервал его Макгрегор, -- пожалуйста, без эмоций! Отвечайте только на мои
вопросы! Вам знаком этот человек?

-- .Конечно! Это Исаев, Максим Максимович... Макгрегор обратился к
Исаеву:

-- Вы знаете этого человека?

-- Нет.

-- Мистер Пимезов, -- меланхолично продолжал Макгрегор, -- когда, где и
при каких обстоятельствах вы познакомились с человеком, представленным вам к
опознанию?

-- Максим Максимович Исаев был ответственным секретарем газеты господина
Ванюшина у нас во Владивостоке начиная с двадцать первого...

Исаев почувствовал, как сжало сердце, вспомнил громадину Ванюшина, его
глаза, полные слез, когда он в номере хабаровского отеля, развалившись на
шкуре белого медведя -- главном украшении трехкомнатного люкса, -- дал ему
заметочку из газеты: "Вы прочтите, прочтите повнимательней, Максим
Максимович! Или хотите я? Вслух? С выражением? А? Извольте: "Вчера у
мирового судьи слушалось дело корреспондента иностранной газеты по обвинению
в нарушении общественной тишины... Корреспондент этот, Фредерик Раннет,
сказал своим гостям-иностранцам в ресторане, что в России можно любому и
всякому дать по физиономии и ограничиться за это штрафом... Заключив пари,
Раннет подошел к лакею Максимову и дал ему оплеуху. Суд приговорил Раннета к
семи дням ареста"... А?! Каково?! И-заголово-чек: "В России все можно!". У
нас все можно, воистину! Вон мне давеча наш премьер Спиридон Дионисьевич
Меркулов излагал свое кредо: "В репрессалиях супротив политических
противников дозировка не потребна, друг мой! Тот станет у нас великим, кто
пустит кровь вовремя и к месту -- тогда пущай ее хоть реки льются... Это
вроде избавления от болезни, это как высокое давление спустить, людскую
страсть утихомирить! Главное -- врагов назвать, от них беда, не от самих же
себя?!"

-- Что вы можете сказать о деятельности Исаева? -- Макгрегор смотрел на
Пимезова с легкой долей презрения.

-- Блестящий журналист, "перо номер два", его обожали в Приморье...

-- Что имеете добавить к этим показаниям?

-- То, что в течение последних семи месяцев, перед тем-как банды Красной
Армии вошли во Владивосток, мы тщательно следили за Максим Максимычем,
подозревая его, и не без основания, в том, что он является лазутчиком
красных.

Макгрегор обернулся к Исаеву:

-- Отвергаете?

Тот кивнул.

Макгрегор отпустил Пимезова (английский у бедолаги ужасающий, путает
времена, слова произносит на русский лад), протянул Исаеву папочку розового
цвета:

-- Ознакомьтесь...

Исаев открыл папку и впервые дрогнул: прямо в его лицо смотрели горестные
глаза Сашеньки Гаврилинрй.

Он долго не мог оторваться от ее фотографии (отметил машинально, что это
не подлинник, а копия), потом аккуратно прикрыл папку:

-- Мистер Макгрегор, я бы хотел понять, чего вы от меня хотите? Возможно,
это поможет нашему диалогу... Тот согласно кивнул:

-- Я готов ответить. Меня и мою службу интересует, на кого вы работали
по-настоящему: на красных, Шелленберга или на представителя американской
разведки мистера Пола Роумэна, вместе с которым, начиная с сорок шестого
года, развили бурную активность в Латинской Америке по розыску шефа гестапо
Мюллера?

-- Если я отвечу, что по-настоящему работал лишь на красных, это может
оказаться некоторым конфузом для британской службы: допрашивать
представителя русского союзника -- без сотрудника посольства...

-- Вы совершенно правы, мистер Штирлиц-Исаев...-Но ведь вй не сделали
подобного рода заявления... Поэтому я допрашиваю вас как эсэсовского
преступника...

-- Значит, если я сделаю такое заявление, представитель русского
посольства будет приглашен сюда? Макгрегор пожал плечами:

-- Кто же приглашает дипломатов на конспиративную квартиру секретной
службы? Мы подыщем для этого другое место... Итак, я могу записать: вы
признаете, что работали на русских?

-- Да.

-- Назовите имена тех, кто может поручиться за вас в Москве.

Исаев ощутил физически, как англичанин его ударил: кого он может назвать?
Кого? Постышева? Блюхера? Каменева? Кедрова? Уншлихта? Артузова? Берзина?
Кого?!

-- Я считаю это нецелесообразным.

-- Могу поинтересоваться: отчего?

-- На этот вопрос отвечать не стану.

-- Как нам сообщить русским ваше имя?

-- А вы дайте им те имена, которые называли господа, 'вызванные вами для
опознания...

-- Хорошо, -- и Макгрегор протянул Штирлицу свое вечное перо. --
Пожалуйста, убедитесь в правильности ваших ответов и подпишите каждый.

Убедившись в том, что его ответы записаны верно -- полное отрицание всего
и вся, -- Максим Максимович подписал каждый свой ответ.

Макгрегор спрятал бумагу в портфель, откланялся и, уже открыв дверь
комнаты-камеры, задумчиво спросил: -- -- А если бы вам не постелили одеяло с
клеймом "Куйбышева", вы бы заговорили по-русски?

И, не дождавшись ответа, вышел.

Ночью Исаев уснуть не мог, заново анализировал всю беседу с этим
придыхающим Макгрегором, то и дело возвращался к странному поведению Риббе
-- живой мертвец, что с ним сделали; потом от Пимезова перебросился памятью
к последнему дню во Владивостоке, когда Ванюшин привел его к своему лакею
Миньке, тот еще в доме ванюшинских родителей, при рабстве, был "мальчиком",
и услыхал слова его квартиранта, приват-доцента Шамеса, словно это не
четверть века назад было, а только что,/ в этой странной деревянной
комнате... Маленький, с пушкинскими баками Шамес тогда жарко вещал ему,
Исаеву, и Ванюшину: "Если вы сможете зафиксировать электромагнитные волны,
исходящие из мозга только что умершего, они будут такими же, как у живого.
Они исчезнут лишь на третий день, когда -- по нашему христианскому присказу
-- душа уйдет из тела... Да, да, я верующий, выкрест, хоть и говорят, мол,
жид крещеный, что конь леченый... Поймите, и первый, и второй день покойник
фиксирует все происходящее вокруг него! Я еще не ответил себе: организуется
ли это слышимое в ужас там, в таинственном, распадающемся мозгу покойника?
Ведь в" самом деле выходит не душа, а энергия, мощь разума человеческого...
Энергия не исчезает -- в этом я согласен с марксистами. Но если она не